Фото Роджера Фентона

На изобретение фотографии художники отреагировали по-разному. Главным камнем преткновения в спорах о художественной природе фотографии и роли фотографа как художника, творца произведения искусства, стала необыкновенная точность в передаче деталей, точность, с которой не мог бы соперничать самый искусный живописец. Одни восторженно приветствовали светопись, другие, напротив, видели в фотоаппарате предмет, бесстрастно фиксирующий действительность без всякого приложения рук человеческих. Но на заре своего существования фотография не претендовала на то, чтобы быть произведением искусства, и до конца 1840-х годов нельзя говорить о намеренном фототворчестве.

Однако развитие фотографических техник благотворно отразилось на отношении художников к светописи и первых попытках создать произведения фотоискусства. Художественные круги с одобрением отнеслись к появлению в начале 1840-х годов методик И. Байяра и Г. Ф. Толбота. Многочисленные фотографические общества, организованные в 1850-х крупными английскими и французскими фотографами, возглавили борьбу за фотоискусство. По инициативе фотографических обществ были устроены первые выставки, посвященные фотографии, начали издаваться первые фотографические журналы.

В 1851 году во Франции было создано Гелиографическое общество, одним из основателей которого стал живописец Э. Делакруа. Три года спустя это объединение преобразовалось во Французское общество фотографии, существующее и по сей день. Неоценимый вклад в развитие художественной фотографии внесла Англия, где в 1853 году был учреждено Лондонское фотографическое общество и примерно в это же время возникло течение «За высокое искусство фотографии». Современниками этого течения были прерафаэлиты, восхищавшиеся светописью именно из-за ее высокой точности, которая в то время считалась недостатком в художественной фотографии.

Некоторые художники всерьез заинтересовались новинкой, и среди них стоит назвать Д. Рескина, Д. Г. Россетти, Ж. Энгра. Правда, потом от первоначального восхищения у многих не осталось и следа. Например, Д. Рескин, высоко оценивший появление светописи в 1840-х, в своих «Лекциях об искусстве» в 1870 году писал: «…Фотографии нимало не превосходят изящные искусства ни качествами, ни полезностью, потому что по определению искусство есть „человеческий труд, руководимый человеческим намерением”».

В XIX веке художественная фотография пыталась подражать живописи в классической композиции пейзажей, натюрмортов, портретов; так же как и живопись, черпала вдохновение в легендах (например, фотографии прерафаэлитов и близких к ним фотографов), создавала аллегорические композиции (в этом жанре особенно преуспел англичанин О. Г. Рейландер). Подражание живописи во многом служило фотохудожникам своеобразной формой протеста против прямой фиксации событий, натуралистического копирования действительности с помощью фотографической техники. Приемы живописи стали для фотографии дорогой к достижению художественности, образности картин.

К середине 1920-х годов пикториальные (картинные, подражающие живописи) направления исчерпали свой эстетический потенциал. Постепенно фотография находила собственные выразительные средства: изобретенный еще в 1851 году фотомонтаж позволил осуществить самые смелые идеи авторов, а в 20-х годах XX века фотографы стали активно экспериментировать с ракурсами.

Фотография запечатлевает нам момент, то есть совершенно конкретное, мгновенное состояние объекта. Художник же, как бы он ни выписывал детали подробно и правдоподобно — пишет прежде всего то ОБЩЕЕ, что он видит в модели, то есть самое характерное и выразительное. Поэтому фотография (за исключением очень нечасто встречающихся работ фотохудожников) — это иллюстрация, подобная картинке в энциклопедии: вот так, дети, выглядит белочка, а вот так выглядел владелец фотоальбома 20 лет назад, когда его купали в ванночке.

Современный художник отказался от копирования природы — это гораздо лучше и быстрее сделает фотография и киносъемка. Натурализм задвигает живопись в тупик повторности и банальности. К тому же природу воспроизвести нельзя. Когда зритель воспринимает только самый поверхностный аспект картины — передачу информации «где что стояло», то понимание будет крайне обедненным и искаженным.

Фото:

Картина принципиально отличается от фотографии неидентичностью созданного , и это стало принципиальным отличием между живописным и фотографическим изображением. Художник решает своей волей, что и как оставить, что и как выделить, что исключить из картины, иногда даже вопреки поверхностному здравому смыслу.

Живописная картина маслом на холсте претендует на полноту и всеобщность показа написанного объекта и на передачу впечатления от него. Непостижимым образом на плоском холсте возникает объем, живой и прекрасный мир, созданный художником. Мы можем войти в картину и услышать, как поют птицы, обонять запах цветущего луга, почувствовать тепло нагретой солнцем воды, увидеть движение — ясно понимая, что всё это происходит только в нашем сознании и перед нами, и что это все передал нам автор.

Что такое «алла прима»?

Если прежде приветствовалась ювелирная манера выписывания деталей до мелочей, когда картина писалась месяцами, а то и годами и затем тщательно покрывалась лаком, то в 19−20 веке появилось понятие «алла прима » — от латинского «all prima vista » (на первый взгляд), и означает спонтанную живопись пастозной краской. Картина готова после первого сеанса.

Фото:

Краски в основном смешиваются на палитре, где кажутся свежими и светящимися. Во время письма на это очень подходящий способ работы. Пастозность проявляется в рельефности, неровности красочного слоя, в пластичном мазке и служит для подчеркивания материальной стороны предмета и придания динамизма. Картины объемнее и информативнее фотографии, они могут эмоционально воздействовать на зрителей локальными цветовыми пятнами, без излишних уточнений и конкретизации деталей. Иногда даже благодаря отсутствию этой конкретизации.

Чередование как бы на первый взгляд хаотичных мазков и световых пятен намного эмоциональнее, чем фотография и старинная вылизанная манера передает движение — игру солнечных пятен на траве, бликов на воде, колыхание листьев и т. д. К сожалению, совершенно дикий в смысле живописной культуры зритель, увидев работы алла прима , написанные размашистыми мазками и полосами, не дает себе труда — остановиться и всмотреться, а надувает щеки и со словами «я тоже так могу намазать» с сознанием собственного превосходства проходит дальше в поисках лакированных кудряво-выписанных творений, где никакая работа воображения и сопереживание не нужны.

Дадим ему уйти, а потом рассмотрим, например, картину художника Бато Дугаржапова «Пленэр».

Что мы видим на этой интересной картинке?

Желающие рассмотреть, как пошиты ботинки у персонажей — ничего. Зритель же, настроенный на волну понимания, прежде всего видит много солнечного света. Затем мы видим несколько художниц в летних платьицах у мольбертов и бородатого художника в джинсах и с кистями в руке. Затем появляется теплая каменная стена с освещенными солнцем вьющимися глициниями над ними, голубое небо в просветах листвы, парапет набережной и море за ним.
Фото:

Листва потому и не выписана в деталях и прожилках, что она движется, колышется, и свет тоже движется, перемещаются тени и ежеминутно меняется отсвет от моря вдали…

Настроение у картины — совершенно феноменальное, она просто излучает свет и позитив. И вместе с тем нельзя указать указкой и разъяснить: это вот это, а здесь то-то. Это нужно только увидеть, немного отойдя от картины и посмотрев на нее достаточно долго. Причем это только файл, я представляю себе — насколько она должна действовать в оригинале!

Аналогично «проявляется» и картина «На этюдах». Сначала — хаотические пятна солнечного света и отсветы моря. Затем — седоватый художник склонился к мольберту. Затем — само море: сияющее море, оно движется, волнуется, солнечные отблески от волн практически слепят глаза (как это сделано — понять невозможно), в море — скалы, камни и лодки, слева опять же вьющееся растение, возможно, виноград. Невероятно передана атмосфера жаркого утра (а это утро, потому что когда солнце стоит высоко, море так не сверкает, оно синеет), красоты южного берега и восхищения этой красотой.

Фото:

Картины Бато Дугаржапова погружены в особую светоносную среду, что говорит о высокой живописной культуре , о тонком понимании цветовых и пространственных соотношений. Его работы отличаются свежестью, быстротой ритма линий и цветовых пятен, романтической приподнятостью, тонким восприятием светопространственных соотношений.

С особой легкостью крупными штрихами он создает законченный, цельный образ природы в цвете, свете и жизненной динамике… все искрится в лучах солнца, даже там, где тень, сверкают отсветы, что особенно поражает и радует. Свободно брошенные, краски ложатся друг на друга и образуют многоцветную гармонию и ритм, в котором особое значение имеют переливы оттенков.

Бато Дугаржапов родился в 1966 году в Чите. Окончил художественную школу в Томске и Московский государственный академический художественный институт им. В. И. Сурикова. Работы находятся в частных собраниях России, США, Франции, Италии и Испании.

Спор о фотографии и живописи родился в тот же день, когда появилась первая из этих двух «сестер».

Действительно, новое изобретение поставило под сомнение когда-то прочный авторитет живописи. Если есть механизированный способ создания изображения, то зачем нужна живопись? Все ли может передать «бездушная машина»? Что делать с «аурой» произведения в эпоху тиражируемых изображений? Подобные и другие вопросы заполонили страницы газет, зазвучали на собраниях культурных элит и, что называется, наделали немало шума вокруг живописи и фотографии. А главное, столкнули в страстной борьбе два мира, которые на самом деле вполне могли бы гармонично сосуществовать, обогащая друг друга, не теряя при этом своей осознанной индивидуальности.

Для того чтобы разумно отнестись к подобному спору и принять тот факт, что в нем никогда не будет победителей, стоит разобраться в истоках поединка и найти потерявшееся в глубине XIX века яблоко раздора.

Итак, разговор о живописи и фотографии как о двух одушевленных натурах дает большое преимущество, а именно позволяет увидеть в них те черты, которые при формальной беседе о неодухотворенных сферах, были бы не сразу заметны. Если бы мы говорили о двух дамах, которые находятся в непримиримом споре, один из первых же нюансов, на который бы мы обратили внимание, был бы возраст каждой из них.

И действительно: если направить свое внимание на срок жизни каждой из сфер, то станет очевидным, что Госпожа Живопись находится в более почтенном возрасте, нежели Фотография. Если о второй мы знаем официальную дату обнародования (7 января 1839 год), нам известны предпосылки к появлению, безусловно, только те, что были записаны или дошли до нас, то в случае с живописью все намного сложнее.

Современная история искусства – это серьезная дисциплина, которая очень вдумчиво и серьезно относится к каждой крупице знания, которая доступна человечеству. Исходя из имеющихся данных, мы можем говорить только о том, что предтече живописи – это пещерное искусство, которое ученые относят к последней стадии палеолита, которая началась примерно 35 000 лет назад. И мы не можем точно утверждать, для чего именно люди создавали первые рисунки: для сохранения образа с целью запомнить его, передать информацию другому или же для отображения своих чувств. Так или иначе, когда мы сегодня смотрим на сохранившиеся наскальные рисунки, мы чаще всего испытываем необъяснимое чувство сопереживания, которое так ценно для искусства. И здесь уже отдельный вопрос, чем именно обусловлено это чувство: ощущением связи с прошлым или восхищением человеком, который жил до нас – но самое главное, что мы чувствуем и сопереживаем .

Раненый бизон. Живописное изображение в Альтамирской пещере.Около 15000-10000 до н.э.

Акцентирование внимания на сопереживании подводит нас к рассуждению о том, что одной из своих главных задач за такой солидный срок служения человеку (или наоборот) искусство и творцы видели в том, чтобы вызывать чувства, пробуждать новые эмоции в каждом, кто соприкоснется с их произведением.

И это очень удачный момент обратиться к истории середины XIX века и к только что появившейся я на свет фотографии, которая рождена была совсем для иных целей. Когда секретарь заседания Парижской Академии Наук зачитывал свой доклад о новом изобретении Луи Дагера, все внимание выступления было направлено на то, что изобретен новый способ получения изображений без посредничества человека.

Получается, что как только в мир пришла фотографическая технология, она и думать не думала занимать чужое место или вытеснять Старушку Живопись, которая совершенно спокойно восседала на своем троне столько веков! Но откуда же тогда родиться такому долгому спору, который не получается решить уже второй век подряд?

Смятение во все происходящее внесли газетные отзывы и высказывания людей, близких к кругу изобретателей и художников. Дело в том, что к XIX веку живопись, как и любое другое искусство, уже делилось на «высшее» и «низшее». В свою очередь между «высшим» и «низшим» делились свои функции, и была своя аудитория.

Иными словами уже было понимание того, что есть художники более талантливые, чем другие, что таким художникам стоит встать на служение высоким целям: роспись храмов и церквей, написание портретов сильных мира сего и т.д. Но ведь всегда были художники, которым достались средние задачи: написание портретов для буржуазии, для которой было важно не как будет нарисован портрет, а что он вообще будет. Вот как раз таких художников и потеснила в свое время фотография, а отнюдь не творцов с мощным талантом и такими же целями.

Теперь средний класс кинулся оккупировать фотоателье, чтобы сделать портреты всей семьи, потому что это было быстрее и дешевле. И огромная армия средних художников потеряла всю свою клиентуру, которая раньше была «перманентной».

Конечно, не стоит забывать о том, что и сами сторонники нового изобретения могли быть не осторожными в своих заявлениях, и, говоря о портретировании, грозили скорую смерть живописи, путая тонкую психологическую работу живописца с ловкой технической точностью.

Вот, например, отрывок из страстной статьи О.И. Сенковского, редактора журнала «Библиотека для чтения», который сразу не возлюбил дагеротипическую технику: «Вы грозили вывернуть им вверх ногами академии художеств, стращали уничтожить живопись… Один наш приятель, миниатюрный живописец, сжег свои кисти, выбросил краски… чтобы лицо человеческое в нем нарисовалось, надобно ярко осветить это лицо солнечным лучом… глаза тотчас начинают мигать… лицевые мускулы приходят в движение… светописный рисунок делается неясным – и дорогое сердцу лицо получаете Вы ни на что не похожим!» (Август, 1839 год)

Получается, что пресловутое яблоко раздора лежало именно там, где техника смогла заменить средних ремесленников. А это совершенно обычная история, знакомая и нам.

Все первые фотографические процессы видели своей целью только подробный мимесис, точное копирование реальности, а не трансформацию техники в искусство. Так или иначе, техника – это стремление к точности, а искусство тем и ценно, что сделано оно человеческими руками, которые всегда будут особенными и разными.

Спустя несколько десятилетий, когда фотографы сделают состояние на своих фотоателье, когда профессиональный портрет войдет в повседневную и привычную жизнь людей, появятся те люди, которые откроют миру художественную фотографию.

Самый известный «прецедент» в истории фотографии – это пикториализм.

Время этого фотографического метода приходится на конец XIX – начало XX веков, когда уже более менее оформилось место фотографии как способа производства изображений. К этому моменту изобретательство в этой сфере ушло далеко вперед, и на смену дагеротипии пришло внушительное количество новых фотографических техник, у каждой из которых были свои преимущества.

Самое главное, что нужно узнать о пикториализме, чтобы его прочувствовать – это идейный посыл, который был ему присущ.

К концу XIX века уже сложился профессиональный круг людей, которые называли себя фотографами. Обычно это были владельцы своих собственных фотоателье, чьим именем называлось ателье и обрамлялось паспорту (картонная рамка, в которую вставляли фотографию, после извлечения портрета из камеры). Они могли себе позволить приобрести всю необходимую фотографическую технику, арендовать помещение, платить ассистенту.

Оборотная сторона паспарту из фотоателье одного из самых знаменитых русских фотографов XIX века С.Л. Левицкого

Поставленное на поток производство портретов привело к тому, что фотография превратилась в обыденное и привычное занятие, а фотограф начал восприниматься как часть механизма, как оператор, который всего лишь выполняет набор своих прямых функций.

Кроме прочего, представления и ожидания от фотографических портретов начали скатываться во вкусовщину: обилие колонн, искусственных цветов, бутафории на заднем плане – напоминали невзыскательным буржуа о традициях классической живописи, как им казалось.

Фотография, сделанная в фотоателье мещанина Фансаля (Файвель) Балглея в начале 1870-х годов

Ситуация примитивного использования фотографии в безвкусных целях привела к тому, что тот круг профессионалов, а в большей степени любителей-фотографов, начали свой собственный поиск выразительных средств, которые бы вывели фотографию на принципиально новый уровень.

Таким новым уровнем в отношении к фотографии и стал пикториализм. Надо сказать, что этот метод или даже художественное течение имеет сложную и насыщенную историю.

Самое важное, что нужно понимать о пикториализме – это то, что это та веха в истории фотографии, которая определяется чувственным отношением к снимкам. Фотографы, которые осознанно или неосознанно входили в круг пикториалистов, создавали такие снимки, цель которых состояла в вызове чувств и сопереживания у тех, кто увидит их. Такое отношение к фотографии очень близко отношению художника к картине.

Соответственно, именно с этого момента мы можем говорить о том, что фотография постепенно начинает обретать свое собственное место в истории искусства, не занимая при этом чужого. Иногда эпоху пикториализма называют «золотым веком» художественной фотографии, чего, безусловно, нельзя отрицать.

В самом методе пикториальной фотографии было два отдельных направления, которые принципиально друг от друга отличались.

Первое из них – это способ внешней работы с отпечатками, помимо работы с моделью или натурой. Иногда еще говорят о приеме «облагороженной техники». Стоит разобраться, что подразумевается под таким величавым определением.

Дело в том, что с развитием фотографической техники и распространением фотоателье и пособий по фотографии, усовершенствовались и сами приборы, с помощью которых фотографировали. Самые главные открытия или изобретение в ту пору – это усовершенствованные объективы – анастигмат и апланат, — которые исправляли практически все абберации (оптические ошибки и погрешности). Таким образом, изображения получались еще более точными и четкими, а внутри изображений развивалась театрализованная постановка сюжета с колоннами и искусственными цветами.

Кроме усталости от наигранности в кадре, пикториалисты выступили против беспрецедентной точности изображений. Им казалось, что такая детальность убивает ту образность, которая могла бы быть у снимка. Фотографы-пикториалисты отказывались от использования новейших объективов, отдавая предпочтения более старым. Кроме прочего некоторые из них прибегали к ручному искажению оптики (оставляли царапины на линзах и т.д.).

Помимо того, что фотографы отдавали предпочтения «мягкорисующим» объективам, они также обрабатывали снимки, после их получения. За термином «облагороженных техник» стоят такие разновидности позитивных фотопроцессов, как пигментный, гуммиарабиковый, масляный и бромомасляный (бромойль).

Для того чтобы не наскучить читателю довольно нудным и трудным для первого понимания описанием всех особенностей этих техник, остановимся на самом главном: эти техники давали свободу фотографу в работе над получившимся отпечатком, он мог вносить существенные изменения в «рисунок» снимка, стилизовать его, приукрашивать. Пигментный способ давал возможность, например, придавать вид гравюры получившемуся снимку, а платинотипия придавала большую яркость и сочность отпечатку, углубление тонов.

Таким образом, работа фотографа над отпечатком начинала напоминать работу художника над полотном картины. Автор мог внести с помощью прямой ретуши или технически сложного внедрения свои собственные коррективы, которые преобразовывали снимок.

Такая работа делала уникальной каждую фотографию, к которой прикасался фотограф, что в свою очередь возвращало таким снимкам ту самую “ауру” и индивидуальность, которые были утрачены.

Робер Демаши. Девочка в шляпе. Бромойль. Ок. 1900 г.

Самыми известными в этом направлении фотографами были французы Робер Демаши и Карл Пюйо. Оба этих автора художественной фотографии видели ее будущее в мире искусства в качестве нового способа работы с академическими традициями живописи, которые будут преобразованы новой фотографической техникой.

Первым фотографом, описавшим зарождающиеся идеи пикториализма, стал Генри Пич Робинс. Его перу принадлежит работа под названием «Изобразительный эффект в фотографии», которая была издана в 1868 году. Робинс верил в безграничные возможности фотографии при создании художественных снимков. Главный прием, который, по его мнению, разворачивал весь масштаб фотографической техники, было соединение двух и более негативов в одном получившимся позитивном изображении.

В истории фотографии (в частности пикториализма) его принято называть в числе авторов «старой школы», приверженцев консервативной позиции. Особенность приемов «старой школы» заключалась в постановочном и театрализованном подходе к новой фотографии, который перешел из традиций салонной фотографии.

Генри Пич Робинс. Угасание. 1858 год

Безусловно, что история одной из ветви пикториализма не ограничивается только двумя упомянутыми именами. Скорее наоборот: имен было много, также много, как и способов работы с фотографией.

За всю историю существования пикториализма как некого концептуального объединения фотографов, было создано немало сообществ, в которые вошли самые известные мастера этой «школы». Самые крупные и громкие из них – это Парижский фотографический клуб, нью-йоркский Фото-Сецессион и «Братство пленного кольца». Так получалось, что в связи с географическими перемещениями фотографов, перемещалось и их личное присутствие в клубах.

Карл Пюйо. За пяльцами. 90-е годы XIX века

Например, фотограф Эдвард Стейхен, уроженец Люксембурга, начав свой путь в качестве фотографа, был принят в «Братство пленного кольца» в 90-х годах XIX века. Его метод отвечал главным задачам братства – создать объединение, которое сможет обеспечить преемственность между фотографией XIX века и молодым поколением мастеров.

Стейхен, как художник, был приверженцем идей импрессионизма, и отдавал предпочтение этому «способу видеть» и в фотографии. Сочетая импрессионистские приемы и способность фотографии отражать максимально точно реальность, он создает портреты Бисмарка, Шопенгауэра, папы Льва XIII, Листа, Вагнера и др. И, спустя годы, будучи автором с именем, он в начале первого десятилетия XX века становится одним из соучредителей Фото-Сецессиона. Этот клуб станет одним из самых знаменитых, объединит большое количество замечательных фотографов, и под его патронажем будет издаваться журнал «Camera Work», в котором будет освещаться деятельность этого объединения.

Эдвард Стейхен. Зеркало. 1902 год

Чтобы обобщить представление о первом течении пикториализма, стоит привести цитату редактора журнала «Русский вестник» Русского фотографического общества в Москве А. Донде: « Художественная светопись имеет целью создание при помощи методов фотографии художественных картин. Художественным же снимком мы назвали такой, в котором - и это самое главное - ясно виден замысел автора, выявлены его идея, его переживания, его отношение к сюжету съемки. Поэтому художественный отпечаток должен выделять главное и подавляй подробности; в этом будет его художественность внутренняя. Внешняя должна заключаться в красивом распределении масс, пятен света и тени, целесообразном выборе позитивного материала, цвета и монтировки, соответствующих идее работы и замыслу автора. Главный козырь фотографии- сходство полное, “фотографическое” сходство - в художественной фотографии имеет значение второстепенное » (1913 год).

Второй же ветвью пикториализма стала фотография, которая была направлена уже больше не на внешнюю работу с отпечатком, а на сам процесс работы фотографа с натурой или моделью. В данном случае, главной целью фотографа было «поймать» тот самый момент, взгляд, который и создаст картину. На первый план вышла задача передачи психологического состояния модели. Та задача, над которой работали столько веков лучшие мастера живописи!

Пожалуй, самые важные имена этого направления – это Рудольф Дюркооп, Никола Першайд и Гуго Эрфурт. Именно эти фотографы войдут в историю как новаторы. Кроме психологической работы для них очень важной составляющей в работе над фотопортретом был свет. Один из бельгийских фотографов Леонард Миссон скажет «Свет – все, сюжет – ничто». Правда, его высказывание будет относиться к пейзажным фотографиям, но это фраза вполне могла бы стать одним из девизов портретистов и даже всех пикториалистов в целом.

Самым цельным проявлением пикториализма было творчество группы из трех мастеров, которые вошли в историю фотографии под названием объединения “Трилистник”. Это были трое любителей: профессор Ганс Ватчек, доктор Гуго Геннеберг и Генрих Кюн. Они применяли в своей работе и ручное обрабатывание снимков посредством гуммиарабикового способа (позитивный фотографический процесс, главная особенность использование гуммиарабик, то есть смолы), и эмоциональный подход к созданию снимков.

В свое время русский фотохудожник Н.А. Петров напишет о деятельности «Трилистника»: «В то время, как понимающие задачи искусства люди… сразу же отнеслись с большим энтузиазмом к произведениям «Трилистника», свернувшего с проторенной дорожки фотографического объективизма в поисках новых путей, дающих большой простор индивидуальному выражению художественных замыслов,- фотографы встретили их насмешками, даже бранью… однако… уже через каких-нибудь три-четыре года произведения «Трилистника» были признаны всем фотографическим миром за шедевры светописного искусства» (1912 год).

Начало XX века внесет свои коррективы в развитие фотографического искусства. К отряду пикториалистов присоединится еще не мало имен талантливых фотографов, которые оставят свои индивидуальные снимки в мировой галерее изображений, но развитие технике, культурных практик привнесет новые возможности и ожидания от фотографии, что в свою очередь поставит точку в истории пикториализма.

Самое главное в этой истории следующее: фотография появилась как способ точной передачи реальности, как механизм, способный взять на себя сложный процесс документирования мира. Фотография как концепция никак не могла занять место живописи в мировой истории искусства, но не занимать чужое место вовсе не значит остановиться в своем собственном развитии.

Мы уже не раз упоминали о мощном влиянии фотографии на искусство живописи, и сегодня решили остановиться на этом подробно. Что же было до, и как стало после?

Художник и шоумен Луи-Жак Манде Дагерр в 1839 году взорвал творческий бомонд со своим «дагерротипом» - одним из первым прототипов фотографии - и тут же породил волну «дагерротипомании». Мир искусства немедленно принял новинку - кто с радостью, а кто с протестами. Доминик де Фон-Рё в своей книге «Живопись и фотография» описывает, как с 1839 по 1914 год произошло непростое слияние в единое целое фотографии и живописи.

Де Фон-Рё не концентрируется на моментальном сходстве фотоснимка и произведения искусства, им вдохновленного, а скорее описывает совершенно новый пласт в творческой науке, порожденный знаковым изобретением. «Живопись и фотография» показывает, как то, что началось как противостояние, очень скоро слилось в единую визуальную среду, навсегда изменившую наше видение вещей.

Доминик Де Фон-Рё, являясь главным куратором парижского Лувра, сначала мастерски рисует ситуацию 1839-го, позволяя нам заглянуть в прошлое и с трепетом осознать, каким вызовом, каким революционным веянием поначалу была фотография. Фотография появилась в тот момент, когда влияние Парижского Салона начало угасать, и только начала зарождаться романтическая концепция «художника, как героя».

«Непреклонное требование к произведению искусства превозносить - служа Богу или королю - постепенно перекрывается желанием общаться посредством чувств и эффектов», - пишет она. Дагерр, благодаря помощи Франсуа Араго, провозгласившего его родоначальником фотографии (и оставившего за скобками других претендентов на эту роль), присвоил себе мантию художника-героя, «магическим» образом переносящего изображения при помощи света на фотокарточку.

С этих пор влияние фотографии лишь росло, причем не только в популярной культуре, но и непосредственно в самой живописи. Тесно связанная с живописью через выбор объекта, фотография дала толчок развитию новых отношений между реальностью и ее воспроизведением, что бумерангом вернулось к ее «старшей сестре».

Первый прорыв фотографии пришелся на две первые Всемирные выставки: в Лондоне и Париже.

По материалам сайта

Начиная диалог с мировой культурой, современный человек не растрачивает усилий для того, чтоб подняться до ее уровня, а, напротив, старается принизить ее до собственного. (кто-то умный)

До изобретения фото живопись рассматривалась как орудие для может быть более четкого отражения окружающего. Живопись числилась тем лучше, чем более достоверно она показывала реальный мир. С возникновением в 1839 году фото, а в 1895 кино осознание живописи значительно расширилось, хотя другие придерживаются узко-функционального дела и на данный момент.

Чем все-таки отличается фото от картины?

Бато Дугаржапов «Рождество».

Фото запечатлевает нам момент, другими словами совсем конкретное, секундное состояние объекта. Живописец же, вроде бы он ни выписывал детали тщательно и правдоподобно – пишет сначала то ОБЩЕЕ, что он лицезреет в модели, другими словами самое свойственное и выразительное.

Потому фото (кроме очень нечасто встречающихся работ фотохудожников) – это иллюстрация, схожая картинке в энциклопедии: вот так, малыши, смотрится белочка, а вот так смотрелся обладатель фотоальбома 20 годов назад, когда его купали в ванночке.

Бато Дугаржапов «Крым».

Современный живописец отказался от копирования природы – это еще лучше и резвее сделает фото и киносъемка. Натурализм задвигает живопись в тупик повторности и банальности. К тому же природу воспроизвести нельзя. Когда зритель принимает только самый поверхностный нюанс картины – передачу инфы «где что стояло», то осознание живописи будет очень обедненным и искаженным.

Картина принципно отличается от фото неидентичностью сделанного, и это стало принципным различием меж красочным и фотографическим изображением. Живописец решает собственной волей, что и как бросить, что и как выделить, что исключить из картины, время от времени даже вопреки поверхностному здравому смыслу.

Бато Дугаржапов «Терраса».

Красочная картина на холсте претендует на полноту и всеобщность показа написанного объекта и на передачу воспоминания от него. Непостижимым образом на плоском холсте появляется объем, живой и красивый мир, сделанный художником.

Мы можем войти в картину и услышать, как поют птицы, обонять запах расцветающего луга, ощутить тепло нагретой солнцем воды, узреть движение – ясно понимая, что всё это происходит исключительно в нашем сознании и пред нами, и что это все передал нам создатель.

Что такое «алла прима»?

Бато Дугаржапов «Утро».

Если до этого приветствовалась ювелирная манера выписывания деталей до мелочей, когда картина писалась месяцами, а то и годами и потом кропотливо покрывалась лаком, то в 19-20 веке появилось понятие «алла прима» – от латинского «all prima vista» (на 1-ый взор) и значит спонтанную живопись пастозной краской.

Картина готова после первого сеанса. Краски в главном смешиваются на гамме, где кажутся свежайшими и светящимися. Во время письма на пленэре это очень подходящий метод работы.

Пастозность проявляется в рельефности, выпуклости яркого слоя, в пластичном мазке и служит для подчеркивания вещественной стороны предмета и придания динамизма. Картины объемнее и информативнее фото, они могут чувственно повлиять на зрителей локальными цветовыми пятнами, без лишних уточнений и конкретизации деталей. Время от времени даже благодаря отсутствию этой конкретизации.

Бато Дугаржапов «Полдень. Лодки».

Чередование вроде бы на 1-ый взор беспорядочных мазков и световых пятен намного эмоциональнее, чем фото и древная вылизанная манера передает движение – игру солнечных пятен на травке, бликов на воде, колыхание листьев и т.д.

К огорчению, совсем одичавший в смысле красочной культуры зритель, лицезрев работы алла прима, написанные размашистыми мазками и полосами, не дает для себя труда – тормознуть и всмотреться, а надувает щеки и, со словами «я тоже так могу намазать», с сознанием собственного приемущества проходит далее в поисках лакированных кудряво-выписанных творений, где никакая работа воображения и сопереживание не необходимы.

Дадим ему уйти, а позже разглядим, к примеру, картину художника Бато Дугаржапова «Пленэр». Что мы лицезреем на этой увлекательной картинке?

Бато Дугаржапов «Пленэр».

Желающие разглядеть, как пошиты башмаки у персонажей – ничего. Зритель же, настроенный на волну осознания, сначала лицезреет много солнечного света. Потом мы лицезреем несколько художниц в летних платьях у мольбертов и бородатого художника в джинсах и с кистями в руке. Потом возникает теплая каменная стенка с освещенными солнцем вьющимися глициниями над ними, голубое небо в просветах листвы, парапет набережной и море за ним. Листва поэтому и не выписана в деталях и прожилках, что она движется, колышется, и свет тоже движется, передвигаются тени и ежеминутно изменяется отсвет от моря вдалеке…

Настроение у картины – совсем феноменальное, она просто испускает свет и позитив. И совместно с тем нельзя указать указкой и объяснить – это вот это, а тут то-то. Это необходимо только узреть, малость отойдя от картины и посмотрев на нее довольно длительно. При этом это только файл, я представляю для себя – как она должна действовать в оригинале!

Бато Дугаржапов «На этюдах».

Аналогично «проявляется» и картина «На этюдах». Поначалу – хаотические пятна солнечного света и отсветы моря. Потом – седой живописец склонился к мольберту. Потом – само море: зияющее море, оно движется, беспокоится, солнечные блики от волн фактически слепят глаза (как это изготовлено – осознать нереально), в море – горы, камешки и лодки, слева снова же вьющееся растение, может быть, виноград.

Неописуемо передана атмосфера горячего утра (а это утро, так как когда солнце стоит высоко, море так не сверкает, оно синеет), красы южного берега и восхищения этой красотой.

Бато Дугаржапов «Южный вечер»

Картины Бато Дугаржапова погружены в необыкновенную светоносную среду, что гласит о высочайшей красочной культуре художника, о узком осознании цветовых и пространственных соотношений. Его работы отличаются свежестью, быстротой ритма линий и цветовых пятен, романтичной приподнятостью, узким восприятием светопространственных соотношений.

С особенной легкостью большими штрихами он делает законченный, цельный образ природы в цвете, свете и актуальной динамике… все искрится в лучах солнца, даже там, где тень, сверкают отсветы, что в особенности поражает и веселит. Свободно брошенные, краски ложатся друг на друга и образуют разноцветную гармонию и ритм, в каком особенное значение имеют переливы цветов.

Бато Дугаржапов «Озеро Комо».

Бато Дугаржапов родился в 1966 году в Чите. Закончил художественную школу в Томске и Столичный муниципальный академический художественный институт им. В.И. Сурикова. Работы художника находятся в личных собраниях Рф, США, Франции, Италии и Испании.

К. Ю. Старохамская