Как и в Ясенево, повседневная деятельность сотрудников ПГУ за границей вряд ли сильно изменилась с приходом Горбачева. Большинство офицеров загранрезидентур работают в одной из трех линий: ПР (политическая разведка), КР (контрразведка и безопасность) или X (научно-техническая разведка). Начальник каждой линии одновременно является заместителем резидента. Соотношение сотрудников трех этих линий приблизительно таково: ПР - 40, КР - 30, X - 30 процентов. До своего прибытия на место новые сотрудники получают инструктаж о постоянной опасности "провокаций" западных разведслужб. На памяти Гордиевского, приехав, они тут же начинают подозревать своих соседей, продавцов в близлежащих магазинах, садовников в лондонских парках, через которые они ходят на работу, и вообще считают, что за ними ведется постоянное наблюдение. Однако для большинства из них этот период вскоре проходит.

Рабочий день в резидентуре начинается в 8. 30 утра. Сотрудники линии ПР сначала просматривают прессу. В Лондоне они должны читать все основные ежедневные и воскресные газеты, а также периодические издания. Наибольшим вниманием пользуются журналы "Экономист" и "Прайвит ай". В начале рабочего дня сотрудники резидентуры достают из сейфов свои рабочие папки на "молнии" и с двумя отделениями. Папки эти будут побольше иных портфелей.

Пожалуй, самым главным документом в такой папке является личная рабочая тетрадь, в которую заносятся сведения об оперативных контактах и основной корреспонденции из Центра. Еще одна тетрадь используется для составления телеграмм и отчетов в Москву. У каждого офицера есть личная печать с характерным рисунком и номером, которую обычно носят на брелоке вместе с ключами. В конце рабочего дня сотрудник закрывает свою папку, налепливает на замок "молнии" кусок пластилина и запечатывает ее.

Хотя советские посольства отсылают отчеты в Москву на обычной бумаге, резиденты КГБ пользуются 35-миллиметровой негативной пленкой. Сначала их сообщения шифруются техническим работником КГБ, а затем переносятся на пленку оперативным работником ОТ (оперативно-техническая поддержка). Входящие материалы Центра поступают на проявленные пленки, которые затем считываются на микрофильмирующем устройстве. При Горбачеве все больше важных материалов стали распечатывать с микрофильма на бумаге. Телеграммы в Центр обычно начинаются следующей стандартной шапкой: Товарищу ИВАНОВУ Р-77-81090-91-111-126 Расшифровывается эта шапка следующим образом: ИВАНОВ - это шифр подразделения в Центре, в которое направляется телеграмма.

В этом случае - первое управление (Северная Америка). "Р" означает разведданные, в отличие от активных действий или оперативных сообщений по ведению агента. Следующее число, начинающееся с семерки, обозначало источник материала. 77 значило резидентура, 78 - источник, 79 - перевод официального текста. Цифра восемь предшествовала месяцу и году составления документа, в данном случае - октябрь 1990 года. Следующее число, начинающееся с девятки, обозначало тип источника: 91 - агентурный (как в этом случае), 92 - конфиденциальный, 93 - разработка, 94 - официальный. Число одиннадцать предшествовало оценке надежности сообщения: 111 надежное (как в этом случае), 112 - непроверенное, 113 - ненадежное. Число двенадцать относилось к роду занятий источника. Например, 121 означало, что источник работает в правительственных кругах, 126 - в МИДе, 1213 - в прессе.

Однако, по словам Гордиевского, отчетность КГБ не отличалась особой точностью. Если данные исходили от агентов, то резидентуры редко придумывали что-нибудь за него или фальсифицировали данные. Но в сообщениях по конкретной тематике, которые от них запрашивали, они запросто приписывали сведения, полученные из средств массовой информации, безымянным агентам или даже додумывали какие-то детали, чтобы угодить Центру. И в начале горбачевского правления такое вранье по мелочам было обычным делом. Так, 25 марта 1985 года от лондонской резидентуры потребовалась срочная информация о реакции Великобритании на встречи Горбачева в Консультативном комитете Социнтерна. Не успевая связаться со своими источниками, линия ПР попросту придумала некоторые отклики, чтобы угодить Горбачеву, а в качестве источников назвала несколько фиктивных контактов.

На следующий день резидентура получила еще один срочный запрос, на этот раз по переговорам о вступлении Испании и Португалии в ЕЭС. Тут сотрудник линии ПР В. К. Заморин попросту прошелся по британской прессе, состряпал отчет и приписал его нескольким тайным или конфиденциальным источникам. Вскоре после этого резидентура раскопала интересную статью в "Экономист Форин Рипорт" о тех областях, где Советскому Союзу удалось получить передовые западные технологии, и в тех, где эти попытки оказались безуспешными. Резидентура хорошо понимала, что Центр статью не примет и объявит ее дезинформацией, поэтому на ее основе был подготовлен отчет с указанием личного источника резидентуры. Поскольку во время своей службы за рубежом большинство работников Центра грешило тем же, они редко высказывали сомнения в надежности отчетов, ими получаемых.

Поддержание контактов с завербованными агентами, что рассматривалось всеми резидентурами как важнейшая форма сбора разведданных, - это исключительно трудоемкий процесс, главным образом, из-за изощренной процедуры контрнаблюдения. Так, чтобы встретиться со своим агентом в 4 часа вечера, его куратор должен покинуть резидентуру в час дня и хитроумным путем, разработанным заранее, подъехать к парковке, лучше у крупного многоквартирного дома. Парковка у частных домов не рекомендовалась, потому что дипломатический номер машины мог привлечь нежелательное внимание, а на крупных стоянках обычно бывало многовато полиции. Припарковав свою машину, офицер отправлялся к условленному месту, где его забирал на своей машине другой сотрудник КГБ.

Потом в течение часа они разъезжали по городу, пытаясь обнаружить за собой хвост. Все это время линия КР в посольстве пыталась перехватить радиообмен предполагаемых групп наблюдения местной службы безопасности или обнаружить другие признаки слежки. Деятельность эта называлась "импульс". Радиоприемник в машине куратора и его коллеги был установлен на волне посольского передатчика, по которому шло кодированное сообщение, обычно одной буквы алфавита (эта буква была личным сигналом сотрудника КГБ, которому сообщение адресовано). Если признаков наблюдения не обнаруживалось, около трех часов дня сотрудник КГБ вылезал из машины своего коллеги и пешочком либо общественным транспортом направлялся к месту встречи со своим агентом, чтобы поспеть до четырех.

Несмотря на все перемены, происшедшие в КГБ за последние полвека, главные оперативные приоритеты его внешней разведки не изменились со времени вербовки "великолепной пятерки". В оперативном разделе плана работы на 1984 год, направленной в загранрезидентуры, Крючков повторил традиционную формулу: "Основные усилия должны быть направлены на приобретение ценных агентов". Он призвал резидентуру изучать новые возможности вербовки агентов, "особенно среди молодежи, с целью проникновения на объекты, представляющие для нас интерес". Вряд ли Крючков изменил свое мнение, заняв пост председателя КГБ в 1988 году.

Два приоритета в иностранной деятельности КГБ

С момента своего прихода к власти в марте 1985 года Михаил Горбачев видел два приоритета в иностранной деятельности КГБ. Во-первых, он был убежден, что динамичная внешняя политика требовала динамичной разведслужбы. Беспрецедентные по своему размаху инициативы во внешней политике требовали максимально полных данных политической разведки по отклику на них Запада. Еще до бегства Гордиевского из России, к линии ПР предъявлялись повышенные требования. С лета 1985 года они, несомненно, еще более возросли. Главные приоритеты ПГУ в девяностые годы проявились в назначении его начальником Леонида Владимировича Шебаршина, который сменил на этом посту Крючкова в сентябре 1988 года.

Как и Александр Семенович Панюшкин, начальник ПГУ с 1953 по 1956 год, Шебаршин начал свою карьеру на дипломатическом поприще. С 1958 по 1962 год и вновь с 1966 по 1968-й он работал в Пакистане. Там же он и начал сотрудничать с местной резидентурой КГБ. После окончания его второго срока в Пакистане Шебаршин был переведен в КГБ и после подготовки в андроповском институте начал работать в Ясенево. В 1971 году он получил назначение в Индию, где возглавлял линию ПР, пока не стал главным резидентом в Нью-Дели в 1975 году. Его служба там продолжалась до 1977 года, а после падения шаха в 1979 году его направили резидентом в Тегеран, где он и оставался до высылки в 1983 году. Когда летом 1985 года Гордиевский покинул ПГУ, Шебаршин уже год работал заместителем начальника управления РИ, которое занималось подготовкой докладов ПГУ высшему советскому руководству.

Раз уж Шебаршину удалось обскакать других кандидатов на эту должность, которые занимали положение повыше, его доклады, должно быть, произвели на Политбюро большое впечатление. А раз уж они произвели на Политбюро большое впечатление, то, должно быть, касались таких крупных вопросов, как отклик Запада на новое мышление Горбачева. Точно так же, как консультации Горбачеву в декабре 1984 года, помогли Гордиевскому добиться назначения на должность лондонского резидента, и восхождение Шебаршина на должность начальника ПГУ можно объяснить, видимо, тем же. Видимо, и в девяностые годы КГБ продолжит эксплуатировать страсть советского руководства к секретным докладам. Как и в прошлом, КГБ наверняка продолжит подавать материал, полученный из открытых источников, как сообщения своих тайных агентов.

По словам Шебаршина, главной задачей ПГУ является "обеспечение советского руководства надежной и точной информацией о реальных планах и замыслах ведущих западных стран в отношении нашей страны и по наиболее важным международным проблемам". ПГУ постарается как можно дольше лелеять миф о том, что лишь оно правильно понимает Запад. Советские военные, идеологические и экономические проблемы будут лишь способствовать усилению его влияния. По мере распада Организации Варшавского Договора Кремль выводит из Восточной Европы сотни тысяч своих солдат. Идеологический фундамент Советского государства разваливается, а с ним рушится и престиж Москвы как центра коммунистической веры. Кризис советской экономики неизбежно повлечет за собой сокращение помощи развивающимся странам. Следовательно, все большую важность приобретает разведка: она становится средством сохранения влияния Советского Союза во внешнем мире.

Вторая главная функция советской внешней разведки в глазах Горбачева - это научно-технический шпионаж. Во время закрытой встречи в лондонском посольстве 15 декабря 1984 года, на которой присутствовал и Гордиевский, Горбачев не удержался от похвалы управлению Т ПГУ и его линиям X в заграничных резидентурах. Очевидно, что и тогда Горбачев рассматривал тайное приобретение западных технологий как важную часть перестройки экономики. На протяжении ряда лет деятельность управления Т ПГУ была наиболее результативной. Ее активный и тщеславный начальник Леонид Сергеевич Зайцев, который начал заниматься научно-техническим шпионажем еще в шестидесятых годах, работая в лондонской резиденту ре, попытался было выделить свое управление из ПГУ и сделать его независимым подразделением КГБ. Однако Крючков вовсе не собирался выпускать из рук такую важную часть своей разведывательной империи.

Зайцев заявлял, что его управление было не просто на самофинансировании, но и кормило всю структуру иностранных операций КГБ. Хотя управлению Т вычлениться из ПГУ не удалось, оно и так было достаточно независимым. В андроповском институте его курсанты учились отдельно и по своим собственным программам. Почти у всех у них за плечами было техническое образование. В загранрезидентурах сотрудники линии X мало общались со своими коллегами из других линий. Несмотря на это, надо сказать, что управление Т было лишь частью, хотя и важнейшей, очень крупного механизма сбора научно-технической информации.

Сбор научно-технической информации в самой главной области - в сфере обороны - в начале восьмидесятых годов координировала военно-промышленная комиссия (ВПК), которая при Горбачеве получила статус Государственной комиссии военно-промышленного комплекса. Комиссия работает под председательством одного из заместителей премьер-министра и координирует деятельность по сбору данных пяти организаций: ГРУ, управления Т ПГУ КГБ, Государственного комитета по науке и технике (ГКНТ), секретного отдела Академии наук и Государственного комитета по внешнеэкономическим связям (ГКЭС).

По данным французского агента в управлении Т, работавшего под кодовым именем Фарвелл в начале восьмидесятых годов, ВПК в 1980 году дала указание собрать конкретные научно-технические данные 3. 617 раз. К концу года 1. 085 указаний было выполнено, и эти данные использовались в 3. 396 советских научных проектах и опытных конструкторских разработках.

В начале восьмидесятых годов 90 процентов всей наиболее ценной, по мнению ВПК, информации исходило от ГРУ и КГБ. Хотя много научно-технической информации можно было почерпнуть из открытых источников на Западе, таких, как научные конференции и технические брошюры, разведывательной деятельности придавалось колоссальное значение. В 1980 году 61, 5 процента информации ВПК поступало из американских источников (не обязательно из Соединенных Штатов), 10, 5 процента из Западной Германии, 8 процентов из Франции, 7, 5 процента из Великобритании, 3 процента из Японии. Хотя данных за последние годы нет, по всей видимости, масштабы научно-технического шпионажа возросли. Пожалуй, самыми крупными удачами ВПК стало копирование американской системы воздушного предупреждения и управления (АВАКС); американского бомбардировщика В-1В (советский бомбардировщик "Блэкджек"); серия компьютеров РЯД, скопированная с образцов IBM; а также новые микросхемы, сделанные по образцам "Тексас Инструменте".

На этих-то "достижениях" и строился прогресс Советских Вооруженных Сил. Полагают, что около 150 советских систем вооружений основаны на технологиях, украденных у Запада. Между тем, работа по заданию ВПК составляет менее половины всей деятельности управления Т. Из 5. 456 "образцов" (оборудование, узлы, микросхемы и так далее), полученных к 1980 году, 44 процента было использовано в оборонных отраслях, 28 процентов в гражданских через ГКНТ и 28 процентов - в самом КГБ и других организациях. В том, возможно, самом удачном году немногим более половины разведданных, собранных управлением Т, поступило от союзных разведслужб, главным образом, от восточных немцев и чехов. Структуры научно-технического шпионажа советского блока продолжали расширяться до 1989 года.

Даже в начале 1990 года некоторые службы внешней разведки восточноевропейских стран пытались произвести впечатление на свое новое политическое руководство, сосредоточив все усилия на сборе информации по тем западным технологиям, которые могли с успехом применяться для модернизации промышленности. Директор ЦРУ Уильям Уэбстер заявил в феврале 1990 года, что КГБ продолжал расширять свою деятельность, "особенно в Соединенных Штатах, где возросло число попыток вербовки людей, обладающих техническими знаниями или доступом к технической информации". В Западной Европе Управлению Т удалось получить данные из Италии по системам тактической радиоэлектронной связи "Катрин", разрабатываемой для НАТО к началу девяностых годов, а также использовать группу западногерманских программистов для проникновения в базу данных Пентагона и других научно-исследовательских и военно-промышленных компьютерных систем. В начале девяностых годов линия X упорно пыталась проникнуть в Японию и Южную Корею, сосредоточив все усилия на этом регионе.

Несмотря на шпионские потуги, использовать украденные научно-технические данные в советской промышленности становилось все сложнее. Так, копирование нового поколения американских и японских микросхем включает в себя сопряжение сотен тысяч соединений и создание совершенно новых комплексных производственных линий. Увы! Целый шквал данных научно-технической разведки не помог сократить разрыв между советскими и западными технологиями, особенно вне оборонного комплекса. В свою очередь, этот разрыв затрудняет копирование наиболее совершенных западных разработок.

Начальник внешней разведки) автор вызывает сочувствие и симпатию — начиная непосредственно с портрета, заканчивая трагическими обстоятельствами ухода из жизни, которые, честно говоря, не удивляют, если вслушаться в жалобные, на грани отчаяния, интонации воспоминаний, увидевших свет за несколько лет до самоубийства разведчика.

Воспоминания эти пишет человек, сам о себе рассказывающий, что ходом истории он был безжалостно выкинут на обочину, отставлен за ненадобностью и забыт — после многих десятилетий службы Родине. Всё, что ему осталось — заново проживать годы, проведённые в должности главного советского разведчика, рассказывая о них всё в новых и новых книгах, но без особенной надежды, что эта попытка обоснования былой полезности России (своей и ведомства) кому-то, кроме него самого, покажется очень интересной.

Конечно, Шебаршин пытается читателя увлечь романтикой плаща и кинжала, рассказом о тайных пружинах, на которых держалась мощь СССР в почти полувековом противостоянии с США. А также о том, как эти пружины в один прекрасный момент проржавели и распались — то ли из-за предательства высшего партийного руководства, то ли из-за его наивности и некомпетентности, то ли из-за сочетания двух этих причин... Но лично мне ни одна из прочитанных историй о тайных операциях КГБ не показалась увлекательной (Виктор Суворов о таких же в точности операциях ГРУ написал 30 лет назад, и в сто раз более захватывающе, потому что герой Суворова — оперативник в поле, который бегает, как заяц, от вражеских агентов и от своих же коллег-провокаторов;

Шебаршин же сидит, развалясь, в начальственном кресле в Ясенево и читает ворох донесений агентов. За него как-то в этот момент не тревожно совсем). Зато ужасно увлекает ход мыслей генерала КГБ, его взгляд на ту советскую действительность , которую он пытался отстоять, на основное содержание международной политики, на друзей и врагов СССР во всём мире. Потому что в ментальности автора ослепительно ярко прослеживается вся та профессиональная шпионская шизофрения-паранойя, которая определяет сегодняшний взгляд кремлёвских хозяев на Россию, внешний мир и своё в нём место.

Чтобы понять, почему они творят то, что творят, очень важно понять, в каком мире они живут. Шебаршин в этом здорово помогает. ..............«Реквием по Родине», посвящённый событиям июня 1991 года, цепляет одним изумительным наблюдением о новообретённой свободе слова и гласности в СССР:

Быстро просматриваю газеты. Они стали намного интереснее, задиристее, увлекательнее и, к сожалению, безответственнее. Демократия уравняла в правах ложь и правду, ликвидировала монополию правящей партии на ложь. Теперь заливисто врут все. Объемистую пачку газет приходится отложить на послеобеденное время

Как и Путин, представший чуть ли не диссидентом в своих мемуарах «От первого лица» (о службе в питерском КГБ), Шебаршин тут предельно безжалостен к советскому строю и его пропагандистской машине. Но только совершенно непонятно, как у него в голове сочетается такое кристальное осознание оруэлловской природы советских СМИ , этой «монополии правящей партии на ложь», с беззаветным служением той самой партии и её машине лжи.

Ведь собственное ведомство Шебаршина, где он — первый зампред, — десятилетиями вылавливает и беспощадно карает советских граждан , которые посмели вслух усомниться в правдивости той самой лжи. Выходит, что вся героическая служба его коллег и ведомства в целом была посвящена охране монополии власти на ложь советским людям. Задание в итоге провалено, монополия рухнула, а в результате немолодой разведчик получил ворох интересного чтения на каждый день...........................

То есть получается, что он, в конце концов, сам себя сторожил вертухаем от интересной ему же самому прессы...
Но, как выше сказано, газеты приходится отложить, потому что начинается текучка начальника ПГУ КГБ. Про неё рассказано ещё удивительней, чем про газеты.

Во-первых, КГБ предстаёт гигантской и феерически тупой бюрократической машиной, с совершенно зашкаливающим уровнем документооборота. Вопросы, которые в любой коммерческой структуре обсуждались бы в полуминутном устном разговоре начальника с подчинённым, в КГБ непременно оформляются в докладную или рапорт. Начальство любого уровня постоянно требует этих докладных и рапортов от своих подчинённых, а от него самого столь же бурного бумагомарательства требует вышестоящая шишка. Шебаршин удобно расположен на втором уровне, то есть от него бесконечно требует документов по самым нелепым поводам товарищ Крючков, а он распихивает эти запросы по своему и смежным управлениям... Читает ли кто-нибудь те донесения после их отправки наверх — ответ остаётся за кадром.

Прямо с первых же страниц описывается охватившее всю верхушку КГБ эпидемическое стукачество всех на всех. Очень подробно описано, как Крючков совершает утренний моцион по дачному посёлку Комитета, и в это время любой допущенный на ту же лесную дорожку генерал спешит нашептать ему в ухо донос на недоработки (истинные или мнимые) своего коллеги из соседнего управления. Ни один из этих доносов Крючков не пропускает мимо ушей, Шебаршину потом приходится отдуваться, не забывая восхититься, какая цепкая у начальства память.

Дальше мы знакомимся собственно с деятельностью внешней разведки .......................

Направлений там ровно два: агентурная работа и рекомендации по внешней политике для партийного начальства. Агентурная работа состоит в основном из того же унылого ужаса, который описан Суворовым. Чуть-чуть вербовки иностранцев, и бесконечное изучение рапортов, в которых сотрудники различных резидентур уведомляют московское начальство о попытках иностранных спецслужб завербовать кого-то из их советских коллег.

Над каждой такой докладной Шебаршин с заместителями удручённо ломает голову. С одной стороны, все люди, о вербовке которых валятся сигналы — проверенные товарищи-чекисты, трудно поверить, что они согласятся работать на врага.

С другой стороны, дыма без огня не бывает. ...........................С третьей стороны, если сам человек не успел сообщить о том, что его пытались вербовать — нужно отозвать его в Москву. Но если он уже на крючке, то отзыв напугает агента и заставит его срочно бежать на Запад.................Вот такую однообразную головоломку решают начальник ПГУ и его заместители с утра до вечера, по самым разным резидентурам Европы, Америки и Азии.

А дальше начинают звучать трагические нотки: вот, раньше ведь западные шпионы не позволяли себе так ретиво подкатывать к советским разведчикам с вербовкой. Всё потому, что гибнет, рушится великая страна, не боятся они нашей ядерной бомбы — оттого так и обнаглели. А раньше боялись. До чего ж Горбачёв страну довёл!

Неужели в Кремле не понимают, что разведки США, ФРГ, Франции и Голландии распоясались из-за нашей опасной мягкотелости?!

При этом, в свободное от этих жалоб на развал страны время разведчики деловито обсуждают, кого б им самим завербовать из иностранцев в тех самых США, ФРГ, Франции, Голландии... То, что у иностранных шпионов — наглость вопиющая, у советских разведчиков — доблестное служение Отечеству.

Спустя ещё 2-3 главы начинаешь понимать, что вся агентурная работа — это бесконечная череда вербовок людей, от которых можно получать сигналы; при этом степень полезности собственных агентов выясняется потом годами — они сперва прибывают на новое место, раскачиваются, вникают в обстановку, потом начинают слать отчёты, в которых зачастую нет вообще никакого полезного зерна.

И тут снова собирает совещание начальник ПГУ: надо понять, почему резидент гонит халтуру. То ли расслабился, и надо его «строить», то ли в принципе профнепригоден, и надо списать его поскорей обратно в СССР.

Тут мнения разделяются: Шебаршин считает, что лучше иметь вакансию, чем плохого работника, а его замы — что отзыв резидента и засылка нового причиняет очень много хлопот и волокиты, проще иметь кого-то на должности, чем её оголить. За такими спорами проходят часы, дни и недели.

Написав, что резиденты зачастую не оправдывают надежд и докладывают в Москву какое-то фуфло, Шебаршин спешит объяснить, откуда в ордене рыцарей без страха и упрёка берутся такие некачественные работники.

Во-первых, снова читаем о внутриведомственных склоках и борьбе подразделений: -

КПД усилий разведки невысок, доля “информационного шума” велика. Реализация информации – предмет хронического, многолетнего противоборства Управления “РИ” и оперативных подразделений. Информаторы пропускают наверх только то, что действительно ценно, отделы пытаются протолкнуть все, что можно. На Хренова и его команду жалуются на совещаниях, в беседах с начальником ПГУ, иногда в порыве праведного возмущения даже по телефону. Владимир Михайлович переживает, но стоит твердо, не упуская, правда, случая..

Всё остальное — лишь дымовая завеса, прикрытие для оперативной деятельности легалов и нелегалов . Все эти встречи Горбачёва и Рейгана, проигранная гонка вооружений и её двустороннее свёртывание, вопросы продовольствия, кредитов, цен на нефть , гуманитарной помощи , открытия границ, сокращения вооружений — пустой звук. Главное — кто у кого сколько завербовал агентов. ...........Вербовка - вербовка и ещё раз вербовка..

Ну, и последнее, чем занимаются в ПГУ КГБ СССР — подготовка рекомендаций по внешней политике для вождей, которые чем дальше, тем меньше этими советами чекистов интересуются. Шебаршин буквально в одной главе успевает рассказать о трёх проблемах, решавшихся его подчинёнными в один день.

Афганский марионеточный президент Наджибулла (запрещавший Горбачёву выводить советские войска) теперь истерично требует выдать ему трёх высокопоставленных афганских же дипломатов, служивших в Москве, потому что он хочет их расстрелять. КГБ СССР изо всех сил пытается помогать Наджибулле, которого через 10 месяцев свергнут, а ещё через 4 года вытащат из миссии ООН в Кабуле и повесят. Но Горбачёв не слушает советов КГБ, он не хочет лишний раз впрягаться за беспомощную и обречённую марионетку.

Если из КГБ ещё и предложить Кремлю выдать трёх афганских дипломатов в Кабул на казнь, там вообще захотят обрезать съехавшему с катушек лузеру всякий кислород — и пусть сам выкручивается, идиот. КГБ решает не обострять, наверх просьбу о выдаче не передаёт, а Наджибулле дипломатично отписывает, что он таким поведением очень осложняет жизнь своим московским покровителям.

Второй призыв о помощи поступает из Эфиопии .............. Там кровожадный военный диктатор Менгисту Хайле Мариам совершенно съехал с катушек, быстро теряет контроль, и ему, похоже, карачун придёт на днях (так и вышло). Приближённые Менгисту телеграфируют в Ясенево с предложением: давайте мы сами его быстренько свергнем, хоть власть успеем схватить, пока там всё не рухнуло. Менгисту — человек Москвы, для его свержения соратникам требуется одобрение КГБ. Но в КГБ понимают: кранты настают не только полковнику Мариаму. Вся его хунта отправится следом, даже если под занавес поспеет с рокировкой. Соломоново решение: хер с ними, с эфиопами, не ввязываемся, своих проблем хватает. Умерла так умерла.

Увы, от третьей мольбы о помощи так отмахнуться не удастся . Пишут верные наши товарищи из службы Штази, страна ГДР (которой уже нет в природе). Немцы, объединившись, конкретно взялись за сотрудников хонеккеровской версии Гестапо: возбуждают дела, рассекречивают документы, раскрывают имена стукачей и вытаскивают на свет Божий их доносы, ломавшие жизни людей. Шебаршин понимает: это тащат к позорному столбу наших братьев, партнёров, товарищей. Кремль обязан применить любую форму давления на объединённую Германию, чтобы обеспечить Штази и её доносчикам иммунитет от суда, с сохранением грифа секретности на всех подлых наветах.

Но также Шебаршин понимает и другое: ослеплённые идеями дружбы с Европой советские вожди не видят никакой причины вписываться за Штази. Для них это внутреннее дело Германии, что она хочет сделать со своим Гестапо — тихо распустить, или шумно опозорить, чтоб навсегда заклеймить и палачей, и стукачей Каиновой печатью.

Совершенно точно ни Горбачёв, ни Шеварднадзе не готовы поставить добрые отношения между СССР и Германией в зависимость от амнистии хонеккеровским стукачам. А чтобы спасти тех стукачей, Советский Союз должен пригрозить немцам то ли атомной бомбой, то ли обратным вводом ГСВГ, которая давно уже разбежалась.

И не будет он этого делать. И не будет Шебаршин такое советовать. У него просто разрывается сердце от мысли, что русский гестаповец в трудную минуту ничем не смог помочь гестаповцу немецкому.

Чтобы чуть-чуть успокоить свою совесть,

Шебаршин пишет очень сервильную докладную, с цитатами из публичного выступления Шеварднадзе годичной давности. Типа, вы же сами, товарищи, обещали своих шестёрок в странах соцлагеря не сдавать на суд сородичей. Вот и спасайте их теперь, раз обещали, что мы этих палачей своими признаем. Отвечайте за свой базар. Что хотите сделайте, но стукача, который занял через донос квартиру соседа, не дайте выселить на улицу. Потому что для нас, для КГБ СССР, этот стукач — родная кровинушка и ценный материал.

Увы, героическая вписка Шебаршина за Штази была обречена.

Немцам всё-таки дали своё Гестапо люстрировать и запретить к любому служению.

Начальнику Первого главного управления осталось лишь застрелиться из наградного пистолета.
Что он и сделал. .............................Что и коллегам его давно пора

19 августа 1981 г. на совместном закрытом заседании Политбюро ЦК КПСС и Совета Министров СССР было принято решение о создании в системе ПГУ КГБ СССР совершенно секретного подразделения специального назначения. Его основой стали нештатная группа «3енит» и группа «Каскад».

После того как советское руководство приняло решение отстранить от власти премьер-министра Афганистана X. Амина, в ПГУ КГБ начала формироваться группа спецназа, получившая название «Зенит». (Начальник- преподаватель спецкафедры Высшей школы КГБ полковник Г.И. Бояринов.) Первый отряд «Зенит» прибыл в Афганистан в июле 1979 г.

Операцией по захвату дворца Амина руководил полковник КГБ Г.И.Бояринов (общее руководство - начальник управления «С» Ю.И.Дроздов). Им подчинялись: две спецгруппы «Зенит» (под командованием полковника А.К.Полякова) и «Гром» в количестве 52 человек. Последняя группа состояла из сотрудников антитеррористического подразделения «А» 7-го управления КГБ СССР, созданного в 1974 г., и более известная как группа «Альфа». И, кроме того, Бояринову были приданы 9-я рота десантников капитана В.А. Восторина со взводом ПТУР и «мусульманский батальон» ГРУ майора Х.Т. Халабаева.
Противостояло советским подразделениям 4 батальона дворцовой охраны и личная гвардия Амина, порядка 1,5 тысячи отъявленных головорезов.

В ходе штурма дворца Амина погибло 12 человек, среди них «зенитовцы» Г.И. Бояринов и Б. Суворов. 4 десантника и,6 спецназовцев из «мусульманского батальона», 38 человек получили ранения. Операция, по меркам профессионалов, была проведена уникальная: скоротечная, дерзкая, четко спланированная, без задействования большого количества живой силы и боевой техники. Ликвидация афганского лидера, неугодного советскому режиму, прошла успешно, но боестолкновения в городе продолжались. Подразделения десантников и семь спецгрупп «Зенита» захватывали другие объекты: здания Генштаба, КАМ (военная контрразведка), полиции, тюрьму, почту, телеграф, телецентр.

Общие потери советских подразделений в ходе боевых действий 27 декабря 1979г. составили: убитыми - 18 человек, из них 8 спецназовцев и 10 десантников, ещё 37 человек погибли в авиакатастрофе; ранеными- 57 человек, из них 37 бойцов спецназа и 20 десантников. За Мужество и храбрость, проявленные в бою, полковник ГРУ В. В. Колесников, спецназовцы В.Ф.Карпухин, Э.Г.Козлов и полковник Г.И.Бояринов (посмертно) были удостоены звания Героя Советского Союза.

В дальнейшем спецназ ПГУ действовал в Афганистане в составе отряда особого назначения КГБ «Каскад», созданного по постановлению ЦК КПСС и СМ СССР от 18 июля 1980 г. Отряд имел двойное подчинение - Центру и на месте, в Афганистане, представительству КГБ, которое возглавляли генералы В. Спольников, затем Б. Воскобойников. Всего в Афганистане с июля 1980 по апрель 1983 г. действовало четыре спецподразделения «Каскад»: командир первых трех «Каскадов» - полковник А. Лазаренко, «Каскада-4» - полковник Е. Савинцев; сотрудники 8-го отдела управления «С». В самом управлении «С» решением Политбюро ЦК КПСС и СМ СССР от 19 августа 1981 г., была создана Группа специального назначения «Вымпел». Структурно входила в 8-й отдел управления «С», подчинялась начальнику управления генерал-майору Ю.И. Дроздову, начальнику отдела генерал-майору Н. Ефимову (впоследствии - генерал-майору В. Толстикову). Решение о задействовании группы принималось на уровне Политбюро ЦК КПСС. Официальное название группы - Отдельный учебный центр (ОУЦ). Располагалась в подмосковной Балашихе. Командиры: капитан 1-го ранга Э.Козлов (1981-1984), полковник В.Хмелев (1984-1990), полковник Б.Бесков (1990-1992).

Основное назначение группы «Вымпел» - разведывательные действия в глубоком тылу противника, агентурная работа, диверсии на стратегических объектах, захват судов и подводных лодок, охрана советских учреждений за рубежом, борьба с террористическими организациями и т.д. Боевую практику бойцы группы проходили в диверсионных подразделениях Кубы. Никарагуа, Вьетнама и др.; в Анголе и Мозамбике действовали под видом военных советников. Но основную практику группа получила в Афганистане.

В апреле 1982 г. «Вымпел» направил в Афганистан свое кадровое спецподразделение «Каскад-4» численностью 128 человек с задачей оказания помощи органам безопасности ДРА в выявлении и пресечении подрывной деятельности контрреволюционного подполья, бандформирований и террористических групп, т.е. проведения в полном объеме разведдеятельности. оперативно-розыскных и специальных операций. В апреле 1983 г. «Каскад-4» сменило другое подразделение «Вымпела» - группа «Омега» (командир полковник В. Кикоть). Ее задачами были агентурная оперативная работа в интересах Центра, боевые и специальные операции, советническо-инструкторская работа в подразделениях госбезопасности Афганистана. В апреле 1984 г. бойцы «Омеги» вернулись в Москву. До 1987 г. в Афганистане находились 94 сотрудника группы «Вымпел»; 61 боец прошел боевую практику в качестве стажеров.

В Афганистане группа «Вымпел» решала разведывательно-диверсионные и специальные задачи:
- организация и проведение акций по обезвреживанию наиболее опасных и активных командиров моджахедов и их помощников;
- сбор сведений для нанесения авиаударов и проверка их результатов;
- инспирирование боевых столкновений между отрядами моджахедов различной религиозной направленности;
- освобождение военнопленных и заложников (советских и афганских);
- участие в войсковых крупномасштабных и локальных операциях (рейды подготовленных разведгрупп, добывание сведений до и в ходе операций, организация лжебанд в местах вероятных действий противника и т. д.);
- устройство засад на путях возможного отхода отрядов противника, минирование дорог и троп, пресечение каналов снабжения моджахедов.

Пример решения поставленных задач - операция спецподразделения «Каскада-4» по отражению попытки крупного отряда моджахедов овладеть г. Кандагар. В отсутствие советских и афганских войсковых подразделений отряду «Каскада» удалось не только вытеснить из города превосходящего по численности противника, но и организовать его преследование до подхода подкреплений. Было уничтожено 45 моджахедов и 26 ранено, В отряде "Каскада» погиб один человек и ранено 12.

После событий августа 1991 г. группа «Вымпел» была передана в Межреспубликанскую службу безопасности (МСБ), затем в Агентство федеральной безопасности (АФБ) РФ. 24 января 1992 г., после создания Министерства безопасности РФ, группа «Вымпел» вошла в его состав на правах самостоятельного управления. Вскоре была передана в Главное управление охраны РФ. После того, как группа отказалась в октябре 1993 г. штурмовать здание Верховного Совета РФ, Указом Президента РФ от 25 января 1994 г. группа была переведена из ГУО в МВД РФ. Из более чем 500 её сотрудников только 50 согласились служить в МВД, т.е. как таковая группа перестала существовать. Командиром группы "Вымпел» в 1992-1994 гг. был генерал-майор Д.М. Герасимов. Он же (в звании генерал-лейтенанта) возглавил Управление спецопераций ФСБ (сформировано из сотрудников, не перешедших в МВД).

В МВД была образована Группа спецназначения «Вега» во главе с генерал-майором В.А. Кругловым. В августе 1995 г. это подразделение было возвращено в систему госбезопасности (управление «В» Антитеррористического центра ФСБ, более 400 сотрудников). Начальником был назначен бывший начальник УФСБ Карелии генерал-майор В.Е. Пропичев (позднее - генерал-полковник, первый заместитель директора ФСБ РФ).

Сотрудники управления «В» действовали в Чечне. Во время захвата Грозного боевиками погиб сотрудник управления «В» майор С.Ромашин (посмертно присвоено звание Героя России, вместе с ним Героями России стали посмертно сотрудники УФСБ Чечни подполковник А.Алексеев и майор В.Евскин, всего погибло 16 офицеров, 8 прапорщиков и 3 гражданских сотрудника). Три офицера «Вымпела» погибли во второй чеченской кампании (М.Серегин, В.Александров, А.Чирихин).

Внешняя разведка даже во времена КГБ СССР была вполне самостоятельной организацией, и даже располагалась в другом здании - в Ясенево (на жаргоне разведчиков - "в лесу"). Считалось, что офицеры разведки по сравнению с другими комитетчиками - это "белая кость": продвинутые интеллектуалы, критично настроенные к существовавшему политическому строю.

Управления

Управление Р (оперативное планирование и анализ)

Управление К (контрразведка)

Управление С (нелегалы)

Управление ОТ (оперативно-техническое)

Управление И (компьютерная служба)

Управление Т (научно-техническая разведка)

Управление разведывательной информации (анализ и оценка)

Управление РТ (операции на территории СССР)

Службы

Служба А (дезинформация: тайные операции)

Служба Р (радиосвязь)

Служба А Восьмого управления ПГУ КГБ (шифровальные службы)

Отделы

США. Канада

Латинская Америка

Великобритания, Австралия, Африка, Новая Зеландия, Скандинавия

Востоначя Германия, Западная Германия, Австрия

Страны Бенилюкса, Франция, Испания, Португалия, Швейцария, Греция, Италия, Югославия, Албания, Румыния

Китай, Вьетнам, Лаос, Камбоджа, Северная Корея

Таиланд, Индонезия, Япония, Малайзия, Сингапур, Филиппины

Нарабские страны Ближнего Востока, включая Афганистан, Иран, Израиль, Турция

Англоговорящие страны Африки

Франкоговорящие страны Африки

Контакты с социалистические странами

Регистрация и архивы

Электронный перехват и операции против шифровальных служб западных стран

Индия, Шри-Ланка, Пакистан, Непал, Бангладеш, Бирма

Арабские страны Ближнего Востока, а также Египет

Эмиграция

Контакты с развивающимися странами

^ Спецназ СВР

"Вымпел"

Самым известным силовым подразделением внешней разведки КГБ - Первого главного управления - была группа "Вымпел". Созданная в 1981 году для специальных операций группа "Вымпел" входила в управление "С" (нелегальная разведка) Первого главного управления КГБ СССР. Предшественником "Вымпела" были отряды "Зенит" и "Каскад". Официальное название - "Отдельный учебный центр КГБ СССР". Бойцы "Вымпела" освобождали заложников, боролись с террористами, проводили специальные операции, имели уникальный опыт разведывательной и диверсионной работы. Создавал группу и был ее наставником начальник управления "С" генерал-майор Юрий Иванович Дроздов. В состав "Вымпела" входило около тысячи человек. По словам Дроздова, раньше обучение одного бойца "Вымпела" стоило 100 тыс. рублей в год. В 1991 году после путча "Вымпел" перешел в подчинение Министерству безопасности РФ. В 1993 году группа оказалась в составе Службы безопасности Президента. После октябрьских событий, когда "Вымпел", также как и "Альфа" отказалась штурмовать парламент, передали в ведение МВД. Из нескольких сот человек надеть милицейские погоны согласилось 50. Узнав о распаде "Вымпела", в Москву приехали представители крупнейшего в США агентства безопасности и предложили работу. Спецназовцы отказались, решили, что смогут найти себе применение и здесь. Одни ушли в Службу внешней разведки, помогали вывозить наших людей из горячих точек Африки. 5 человек работают в Министерстве по чрезвычайным ситуациям. 20 вернулись в ФСК, в только что созданное Управление специальных операций (ныне Центр спецназначения ФСБ.). Некоторые сотрудничают с фирмами "Газпром", "ЛУКойл", с группой компаний "Савва".

За все время существования "Вымпела" погибло несколько десятков человек: в основном, в Афганистане, а потом в операциях внутри СССР. При штурме Белого дома в 1993-м снайпер убил Геннадия Сергеева, бойца "Альфы", до этого служившего в "Вымпеле".

"Заслон"

В 1998 году при директоре СВР было создано новое силовое подразделение - формирование получило название "Заслон". В его состав вошли почти три сотни человек, ранее занимавшихся выполнением спецакций за рубежом. По данным МК, "аналогичное подразделение уже существовало в Первом главном управлении КГБ СССР, однако во времена афганской войны оно стало выполнять несвойственные для разведки задачи и в 1983 году было выведено из состава ПГУ, передано другому управлению комитета, а через несколько лет и вовсе распалось".

Вооружена новая группа не хуже легендарной "Альфы". Ее сотрудники постоянно находятся на круглосуточном дежурстве, в мобильные отделения этого формирования уже поступили несколько десятков новых "Лендроверов". Как предполагается, "Заслон" будут использовать для силового обеспечения проводимых разведкой операций, так как из-за повышенной секретности ее деятельности порой возникают неувязки с другими российскими спецслужбами. Опасаясь же возможной утечки информации, последствия которой наиболее тяжелы для СВР, разведчики не могут ставить в известность о своих планах прочих силовиков.

^ История Службы внешней разведки

До 1991 года Внешняя разведка входила в состав КГБ СССР под именем Первого главного управления, а ее руководитель являлся первым заместителем председателя Комитета государственной безопасности.

В результате реорганизации КГБ после августовского путча, начальником КГБ СССР был назначен Леонид Шебаршин, до этого - начальник ПГУ. А на его место 30 сентября 1991 пришел Е. М. Примаков.

Он и председатель КГБ Бакатин (Шебаршин подал в отставку спустя день после своего назначения) представили свои предложения о выведении органов разведки из состава КГБ. 6 ноября Примаков был назначен Директором Центральной службы разведки СССР.

25 ноября 1991 вышел указ Президента СССР, по которому было утверждено Временное положение о ЦСР СССР.

4 декабря 1991 разделение КГБ СССР на Межреспубликанскую службу безопасности, Центральную службу разведки и Комитет по охране государственной границы СССР утверждено последним Законом СССР - "О реорганизации органов государственной безопасности". 2 декабря 1991 назначен первый заместитель директора ЦСР - В. И. Трубников, 5 декабря - заместители: В. И. Гургенов, Ю. А. Зубаков, В. М. Рожков и А. А. Щербаков.

СВР образована указом Президента РСФСР от 18 декабря 1991 года на базе Центральной службы разведки СССР.

26 декабря директором СВР был назначен Примаков, ему было поручено представить проект Положения о СВР, ее структуры и штатов.

30 сентября 1992 указом о реорганизации Правительства предусматривалось ее переименование в Федеральную службу внешней разведки России, переименование отменено указом от 7 октября 1992.

^ Ясенево

Штаб-квартира СВР

Комплекс зданий Службы внешней разведки расположен в районе Ясенево, на сленге сотрудников "в лесу". В отличие от Лэнгли, сюда на экскурсии не пускают, поэтому о том, что происходит внутри штаб-квартиры, мы можем судить только из мемуаров перебежчиков и отставников Службы.

Из книги Кристофера Эндрью и Олега Гордиевского "КГБ: разведывательные операции от Ленина до Горбачева":

"20 июня 1972 года Первое главное управление переехало в новую штаб-квартиру, построенную по проекту финского архитектора, в Ясенево, к юго-востоку от Москвы, в полукилометре от кольцевой дороги. Первоначально здание предназначалось для Международного отдела ЦК КПСС. Однако, когда строительство уже началось, ЦК решил, что здание расположено слишком далеко от центра, и отдал его КГБ. Главный административный корпус, построенный в форме буквы Y, с одной стороны окружал зал заседаний и библиотека, а с другой стороны - здания поликлиники, спортивного комплекса и бассейна. Весь комплекс зданий ПГУ окружал двойной забор со сторожевыми собаками и вооруженными часовыми по периметру. На внутренней площадке, перед декоративным прудом на гранитном постаменте возвышалась массивная голова Ленина. 20 декабря 1977 года в ознаменование 60-й годовщины КГБ на площадке был поставлен еще один монумент - памятник Неизвестному Разведчику. Из кабинетов административного здания открывался живописный вид на холмы, березовые рощи, зеленые луга, а в летнее время на золотящиеся пшеничные и ржаные поля.

Каждое утро между 8. 20 и 8. 50 к Ясенево со всех концов Москвы мчался поток автобусов. Немногие счастливчики (а таких к середине 80-х годов по стране было не более 5 процентов) приезжали на своих машинах. Пожалуй, на стоянке у ПГУ машин скапливалось больше, чем где бы то ни было во всем Советском Союзе.

Официально рабочий день начинался в девять часов утра. Подъехав к зданию ПГУ, сотрудники проходили через три поста. Один - у внешних ворот, второй - у главного входа за внутренним забором и третий - у входа в само здание. Помимо этого, в различных частях здания документы могли проверить еще несколько раз. В Ясенево по обычному удостоверению КГБ, с фамилией, именем, отчеством, званием и фотографией владельца, пройти было нельзя. У каждого сотрудника ПГУ был свой собственный пластиковый пропуск с его, а реже ее, фотографией и личным номером. Имен на этих пропусках не было. Кроме того, на пропуска была нанесена специальная сетка с перфорацией в тех местах, куда владельцу пропуска доступ был запрещен. Эти пропуска за границу с собой брать запрещалось. Сотрудники ПГУ, работающие за рубежом, оставляли их в своих отделах на хранение. Посетителей в ПГУ было очень мало. Если кто и заходил, так большие начальники. Если сотруднику ПГУ нужно было встретиться со своими коллегами из других управлений КГБ, партийными или правительственными чиновниками, то обычно эти встречи проходили где-нибудь в центре Москвы.

Рабочий день заканчивался в шесть часов. Автобусы отходили от здания ровно в 6. 15. Перед отправлением водители снимали со своих автобусов номер маршрута. Когда колонна автобусов отправлялась в обратный путь, то милиция останавливала все движение на Московской кольцевой дороге для того, чтобы влиятельные пассажиры могли беспрепятственно добраться до дома.

Однако, несмотря на всю изощренную систему безопасности, ПГУ так и не справилось с проблемой столовой, по крайней мере, во время службы там Гордиевского. Ошарашенные качеством и разнообразием пищи, которую им приходилось подавать, работники столовой (обычно жители окрестных деревень) старались побольше запихать в карманы и унести домой. Когда у проходной начались обыски, они все подали заявления об уходе. Вскоре обыски пришлось прекратить. По всей видимости, и поныне ПГУ снабжает жителей местных деревень продовольствием через карманы работников своей столовой".

Традиционно точное местоположение штаб-квартиры является тайну. Ее приоткрыл в октябре 2000 года Сергей Жаков, бывший кадровый сотрудник управления "С" (нелегальная разведка) ПГУ КГБ СССР.

^ Академия внешней разведки (АВР)

Академия основана в 1938 году как Школа особого назначения (ШОН). В 1943 г. ШОН переименовали в Разведывательную школу (РАШ) 1-го Управления Народного комиссариата государственной безопасности СССР. В самый разгар холодной войны, когда обострилась и тайная борьба враждебных блоков, РАШ подверглась серьезной реформе: были изменены, в частности, учебные планы и программы, появились новые кафедры и дисциплины. Иным стало и ее название. С сентября 1948 г. РАШ переименовали в Высшую разведывательную школу (ВРШ). В переписке в системе КГБ и в обиходе ее еще называли 101-й школой. 19 декабря 1967 г. за вклад воспитанников ВРШ в обеспечение безопасности государства ее наградили орденом Красного Знамени. А еще через год Высшую разведывательную школу преобразовали в Краснознаменный институт (КИ) КГБ СССР с правами высшего учебного заведения. После смерти Юрия Андропова КИ присвоили его имя. Последняя крупная реорганизация, после которой альма-матер "штирлицев" назвали Академией внешней разведки (АВР), произошла в конце 1994 г.

^ Грязное белье "Лесной школы" СВР

Академия внешней разведки России: "кузница" новых кадров или отрыжка "совкового" прошлого?

Сергей Жаков, бывший кадровый сотрудник управления "С" (нелегальная разведка) ПГУ КГБ СССР:

"Не будем искусственно подогревать интерес читателя дешевыми трюками и скажем сразу, что в этом материале, не претендующем на истину в последней инстанции, а опирающемся прежде всего на здравый смысл, проверенный дедуктивный метод, открытые материалы и свидетельства отдельных очевидцев (за неимением прямого доступа к секретным архивам СВР, обобщенные сведения из которых о российской разведке она предпочитает интерпретировать только сама через перья своих собственных официальных и, следовательно, по определению необъективных историографов), речь пойдет об отдельных мифах и реальностях одного из самых закрытых учебных заведений нашей страны, готовящего по сей день кадры для внешней разведки России и которому в октябре 2000 года накопительно исполнилось 62 года, если просуммировать возраст всех его формальных предшественников.

Наследник Школы особого назначения (ШОН НКВД СССР, 1938 г.), Разведывательной школы (РАШ НКВД СССР, 1943 г.) и Высшей разведывательной школы (ВРШ МГБ СССР, а позднее Школы N 101 КГБ при Совмине СССР, 1948 г.), реорганизованный в очередной раз уже в 1968 году Краснознаменный институт КГБ, сокращенно КИ ("ка-и"), получивший в 1984 году имя умершего генсека ЦК КПСС Андропова, по-прежнему именовавшийся в народе "Лесной школой", готовил в советское время кадры для Первого главного управления (ПГУ) КГБ от периода брежневского застоя до начала ельцинской эпохи. В 1994 году, после краха горбачевской перестройки, роспуска КПСС, развала и КГБ, и СССР, институт был в последний раз преобразован в так называемую Академию внешней разведки (АВР), подведомственную пришедшей на смену ПГУ Службе внешней разведки России (СВР).

Как указали бы сочинители дешевых детективных книжек-однодневок или писаки из желтой прессы, место, где расположена "Лесная школа", не значится ни на одной карте. Разумеется, это - неправда, первый из многочисленных мифов (обидно, что таким же непритязательным мифотворчеством занялся и некий Геннадий Чародеев, опубликовавший на страницах уважаемой нами газеты "Известия" в октябре 1998 на целый "подвал" солидное, но приуроченное к "круглой" дате, по духу явно заказное, мифологизированное и рекламное интервью с тогдашним начальником АВР генерал-лейтенантом Грибиным). Скрывают очевидное только наивные дураки и дилетанты-перестраховщики. Ведь если противник установил бы с помощью средств авиакосмической разведки, что какой-то объект не нанесен на советские карты, то именно факт картографического отсутствия объекта безошибочно раскрывал бы его секретность (подсознательно люди скрывают обычно только то, что для них действительно значимо).

До изобретения спутников и самолетов-шпионов еще можно было пытаться что-то там спрятать от визуальной разведки, правда и тогда это занятие было сомнительным с точки зрения достижения практических результатов. С развитием же современных технических средств единственным способом эффективно сохранить секретность объектов стало только их камуфлирование, маскировка и легендирование, впрочем и при этом почти всегда существуют демаскирующие признаки ("...следить буду строго, мне сверху видно все, ты так и знай!", - правильно и мудро пели еще в старом советском кинофильме).

И хотя объекты закрытого учебного заведения советской разведки были сознательно разбросаны по различным уголкам Москвы и лесам Подмосковья, все они в реальности были скрупулезно нанесены даже на старые советские планы и атласы. Числились, правда, такие объекты под вымышленными наименованиями несуществующих санаториев, пионерских лагерей, баз отдыха, лабораторий и научно-исследовательских институтов, т.е. под легендированным "прикрытием" или, как в разведке сказали бы раньше, "крышей" (впрочем, теперь этим словом приличному человеку даже пользоваться неудобно, ибо оно уже приобрело несколько иное значение, прочно вошедшее в современный обиходный русский язык из бандитской фени, с легкой руки не только беспринципных бульварных журналистов, но и новых высших руководителей государства российского).