Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Так не бывает
Почти фантастические рассказы
Виктор Мельников

© Виктор Мельников, 2015

© Александр Жданов, фотографии, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Другие женщины

Больше всего я боюсь – и это не выдумка, – что мне придётся каяться, а людям, которые заметят во мне что-то неладное, осуждать, ибо они, как зрители, могут видеть больше, как не скрывайся и не прячься. А делать именно так приходится, да. И это сводит с ума. Особенно та мысль, что зрителем может стать жена. Но, как не удивительно, наблюдателем оказываюсь я. Осознание этого факта наступает не сразу, постепенно. И трудно передать, до какой степени ноет то ли душа, или её остатки, одним словом, признаюсь, как человек спрашивающий, я не всегда получаю ответы. А значит – гори всё синим пламенем, говорю я себе каждый раз, потому что страсть, как и любовь, осознаю, в период весеннего обострения изгоняет разум. Не до конца, конечно. Что-то остаётся, чтобы как-то балансировать на канате над пропастью, и вот так идёшь прямо, осторожно ступая, вниз не смотришь. Может быть, потому, изо дня в день, в таком напряжённом состоянии человек в силах сделать с самим собой то, что иначе невозможно. То есть происходят чудеса: вместо того, чтобы свалиться вниз, ты продолжаешь двигаться вперёд. При этом человеческая воля просто выкидывается невидимой, мистической силой – и препятствовать ей напрасно, как молнии во время грозы. И зачем, вообще? Ведь ты идёшь, а не летишь вниз.

Мысли – ох уж эти мысли-образы! Возникающая дилемма между двумя женщинами, когда невозможно определиться, загоняет в тупик, однако.

Я выглядываю в окно: снег идёт всю ночь и утро. В обед кто-то слепил снежную бабу. Она становится достопримечательностью двора, детвора водит хороводы вокруг неё, а вечером идёт дождь. Настоящий ливень! Вокруг снежной бабы образовывается огромная лужа – не подойти. Но она стоит, не растаяла, стоит совсем одинокая, омытая слезами, и никого вокруг. Для неё, я думаю, наступает тот самый критический момент, за которым последует, разумеется, настоящий «конец света». Она может исчезнуть – видимо, и у человека свой «конец света» наступает в то или иное время, а не у всех в один миг, как заставляют верить. И когда я её вижу, остановившись покурить в подъезде дома, возвращаясь из магазина с вином и конфетами обратно к Еве, мне кажется, что она продолжает бороться с водной стихией, являясь сама частью этой самой стихии (человек тоже часто борется с самим собой и себе подобными), – и она напоминает мне о жене, Ирине. Я выпускаю сигаретный дым вверх огромным кольцом, вдыхаю полной грудью свежего воздуха – выдыхаю, как бы сожалея участи снежной бабы. Если дождь продлится до следующего утра, а это вполне возможно, она не сможет выстоять, растает вся – погибнет, без всякого на то сомнения, как любой человек, оставшийся один на один со своей бедой. Сожалея, я улавливаю в воздухе странный запах. Кажется, пахнет порохом. Его сгоревшими остатками. Странно, но я принюхиваюсь – моему обонянию знакомо это вещество, которое, сгорая, обязательно оставляет след. Так и есть, я, кажется, не ошибаюсь. И утром, покинув Еву, я уже не вижу снежной бабы, она растаяла, превратившись в талую воду, а запах пороха во влажном воздухе усиливается – по правде говоря, я не в полной мере верю своему нюху, ссылаясь на хронический насморк. Так ли всё на самом деле? Скорей всего этот запах ассоциируется у меня с вечерней встречей, после работы, с женой. Вот в чём дело, оказывается. Так оно и есть, без сомнений. И когда я прихожу с работы, специально задержавшись на три лишних часа, Ирина меня не замечает, она спит. Не замечаю её и я. Кажется, обходится.

Открываю глаза. Утренний рассвет. Суббота. Супружеское ложе. Меня не прогоняют и в этот раз. Я поворачиваюсь к жене. Ирина не спит, смотрит на меня. Как долго она это делает? Гипнотизирует? Или что-то другое в этом взгляде – просто ненавидит?

– Мне кажется, что во всём виновата я, – говорит она, избирая странную тактику ведения разговора, – виновата в том, что старею. И становлюсь тебе не нужной, Игорь. Как поломанная вещь. Правда, я пока работаю: стираю бельё, готовлю обеды и ужины, мою полы, глажу тебе рубашки. Этакая универсальная машина-автомат. И я удивляюсь, что мне удаётся оставаться женщиной, на которую, в отличие от тебя, заглядывают молодые мужчины.

Я, конечно, ждал этих слов, или подобных этим, я, можно сказать, привык к ним.

И я молчу, не объясняю, почему меня не было дома несколько дней, а телефон сотовый выключен. Ирина, предполагаю, прекрасно понимает, что это означает, потому что ложь не может спасти ни меня, ни её. Она продолжает говорить, я слушаю – так надо для неё самой, чтобы выговориться, облегчить таким образом душу. Да, я отмалчиваюсь, глядя на эту женщину, которая почти двадцать лет терпит меня, ухаживает за мной, при этом не оставляет попыток цепляться за остатки былой красоты. В свои сорок лет (мы с ней ровесники, если не считать разницы в полгода, что я старше) она, надо сказать честно, пытается выглядеть «хорошо». Очевидно, мне-то известно, что для этого она прилагает большие усилия: косметические салоны, маски, кремы… Она даже год назад сделала пластическую операцию: врачи подтянули ей кожу лица… Мысли иногда, конечно, бывают чрезвычайно ничтожны, но, буду откровенным, у женщин в этом возрасте происходит некое «осознание каждой части тела». И, если говорить об Ирине, она всерьёз считает, что сможет остановить процесс старения. Тем самым сумеет снова привлечь меня к себе, а может, рассчитывает и на большее…

По её мнению, если судить, я убегаю от неё. Это не так. Я ухожу на время, да. Но не убегаю совсем.

Пока она говорит, я пытаюсь сравнить Иру с Евой. Ничего не выходит. И дело не в том, что у них существует огромная разница в возрасте – пятнадцать лет. Это два разных типа женщин и по внешности, и по характеру. Если жена, к примеру, может терпеть, то Ева капризна. Но не в этом, наверное, дело. Между Евой и мной находится некая пелена, которая искажает пространство, а вместе с ним искажается действительность – кто-то из нас носит розовые очки, а если быть более точным, мы поочерёдно цепляем их себе на нос. А между Ирой и мной такой пелены не существует, она является частью меня самого, а самому себе, по крайней мере, лгать не станешь – скорей промолчишь. А раз так – она тоже, в этом не может быть сомнений, способна изменить.

– Ты разлюбил меня, Игорь, – продолжает Ирина.

– Я привык, – говорю, но она как будто не хочет слышать.

– У тебя есть любовница. Не отрицай. И что она может тебе дать? Скажи?

– Успокойся, – говорю я, пытаясь прекратить этот разговор. – Тебе не идёт такой тон.

– Нет, ты скажи, Игорь. Честно скажи!

Я молчу, глядя в потолок.

– Что тебе от меня нужно, тогда скажи?

На этот вопрос я не могу точно ответить. И говорю первое, что приходит на ум.

– Я знаю, Ира, кто ты, но не знаю, кто она, та самая, о которой ты говоришь. Ты у меня одна, поверь, остальные подделки.

Очень мало людей умеет разговаривать между собой, даже в семье. Ещё меньше тех, подчёркиваю, кто умеет понимать. Полагаю, я и Ирина понимаем друг друга так, как никто другой, ибо умеем подбирать слова.

И вот жена позволяет мне себя обнять и поцеловать. В это мгновение я вижу другую женщину. Она становится моложе лет на пять, и я чувствую некий восторг, в уме всё мелькает, как вихрь, а сердце вылетает из груди, словно первый раз: страсть возникает из пустоты, ниоткуда, как будто не было тех двух ночей с Евой.

Я собираю вещи, чтобы уйти с работы. Ева звонит на сотовый телефон. Мы с ней разговариваем о всяких мелочах. Сотрудники думают, наверное, что я держу разговор с женой – пусть так думают. Излишняя откровенность позволяет, видимо, им делать такие выводы: всякого влечёт чужая страсть.

Итак, стало быть, уточню здесь, Ева знает об Ирине. И знает, что у меня есть сын, который учится в другом городе. Она видит, что сын для меня многое означает, здесь не возникают споры, но не понимает, почему я возвращаюсь к жене. В свою очередь я догадываюсь о тех чувствах Евы, которые определяют её поведение и отношение ко мне: занимаясь со мной любовью, она избавляется от забот о хлебе насущном, намазанным шоколадным маслом. Она не находится у меня на содержании. Но я даю ей денег столько, сколько она просит, хотя предполагаю, рассуждая из своего болота, что спрашивать денег – гадкая история, если чувствуешь, что их не совсем заслужил. Правда, я могу позволить себе такую «роскошь».

Именно – «роскошь»! Это слово меня забавляет. Я часто прокручиваю его на языке. Однажды в порыве страсти сказал Еве: «Ты моя роскошь!», хотя в голове крутились слова «моя дорогая». И то, и другое слово означают одно для меня – трату денег. Не ошибусь, право, то же самое означают эти слова и для неё. Но в обратном смысле.

Если более конкретно и точно говорить о Еве, то можно применять такие слова, как, например, «мне кажется, что её профессиональные достижения связаны благодаря моему появлению в её жизни» (совсем недавно на работе шеф повысил её в должности до заместителя главного бухгалтера). Или: «мне кажется, её новая любовь настоящая, в ней нет равнодушия». Либо: «мне кажется, её радости имеют прямое отношение к тем переменам, что происходят в моей и её жизни».

Мне кажется – и я понимаю почему.

Но мне не кажется, а именно так всё и есть, что происходят трансформации – как не называй это – жизненных сложившихся устоев в моей семье, а вместе с ними, однозначно, изменяется и сама Ирина.

И вот, когда я ухожу с работы, договорившись с Евой встретиться сегодня вечером, но вначале я должен попасть домой, мне становится ясно, что я страшный эгоист, потому что моя страсть к Еве точно также распространяется и на жену. В этом я убеждаюсь, когда захожу на порог своей квартиры, – я почти не узнаю Ирину!

– Не понимаю, ты снова сделала пластическую операцию? – спрашиваю я её. – Это невозможно, когда успела?

– Нет, и не думала, Игорь. Я тебе нравлюсь? – Ирина подходит к большому зеркалу в прихожей, скидывает халат себе под ноги, остаётся обнажённой, и приподнимает груди руками. – Стали меньше отвисать. Что скажешь?

Я прикасаюсь к жене, одной рукой к плечу, другой провожу по низу живота. Лёгкая дрожь проходит по её телу. Я не знаю, чем возможно такое объяснить, но тело Ирины приобретает некую былую свежесть, – передо мной другая женщина!

Зная, что последует за всем этим, я прикидываю, чтобы сказать Еве после, которая ждёт меня у себя дома, надеясь на дорогой подарок, который ей пообещал.

Испытывая чувство вины, как перед Евой, так и перед женой, я, под предлогом купить сигарет, покидаю квартиру, еду к Еве.

В ювелирном салоне покупаю золотой браслет. С этим подарком появляюсь у Евы – она изменяется тоже! Это становится заметно, не в лучшую сторону, да так, что я отступаю на шаг, когда она целует меня.

Я примеряю Еве браслет и вижу, что подарок ей не нравится, что ли. У девушки портится настроение, словно погода в летнюю пору: набежавшие чёрные тучи сейчас извергнут на мою голову град, догадываюсь. И я интересуюсь, в чём дело? Но она не отвечает. Я предполагаю, всё дело в моей непунктуальности. Пытаюсь разобраться – она не делится со мной ни одним словом, предпочитает молчать. И от этого, как мне кажется, становится невзрачной, серой, а на лбу и вокруг век, я вижу, угадываются глубокие морщинки, которых ранее не замечал.

– Я тебе не нравлюсь, – вдруг говорит она. – Что-то не так, я вижу. – Ева снимает браслет, кидает его на пол. – Ну, ударь меня за это, докажи, что ты хам! Сделай, что я тебя прошу.

Начинается истерика и слёзы – не переношу. Одеваюсь и ухожу.

В скором времени складывается впечатление, что Ева избегает меня. На телефонные звонки не отвечает. Всё чаще и чаще я возвращаюсь домой вовремя. И с каждым днём понимаю, что Ирина перевоплощается в молодую женщину – я вижу в ней тот самый сексуальный огонь, который горел в ней лет десять назад. Это чудо для меня. А для Ирины – вдвойне. У неё рождаются какие-то детские планы, она полна радости и восторга. Однако всё это не передаётся мне.

Попытки дозвониться до Евы так ни к чему и не приводят.

И вот однажды, вернувшись с работы, я не застаю жену дома. Она исчезает. Сотовый молчит. Всё повторяется в точности наоборот, где жена занимает моё место.

Я еду домой к Еве. Она сама зовёт меня к себе. Я понимаю, что эта девушка, может быть, рассчитывает на очередной подарок. Не всё так просто у неё. Но я не хочу быть любезным в этот раз. Я сам не знаю, зачем к ней направляюсь, прошло ведь несколько дней, прежде чем она сама удостоила меня своим звонком.

Всё время в пути думаю об Ирине – куда чёрт её понёс? Не зря она тогда упоминала каких-то мужчин. Знать бы, где она есть…

Но оставлю…

В квартире Евы снова чувствуется запах сгоревшего пороха. Она стоит ко мне спиной, а когда поворачивается, – я вижу женщину в годах, за пятьдесят. Почему-то я к этому легко отношусь. Меня не пугает преждевременная старость Евы. Как ни странно, но меня не цепляют за живое её проблемы, о которых она второпях рассказывает, а ведь всеобщее уважение и влияние – это есть возраст.

Она плачет. Я развожу руками, здесь я бессилен.

Ева говорит:

– Я превратилась в некрасивую женщину, и знаю об этом. Я несчастна – пожалей меня, Игорь…

Есть женщины, с которыми хорошо, но без которых ещё лучше. А есть женщины, с которыми плохо, но без которых ещё хуже. Даже в лучшие времена я определял Еву к первой категории. В теперешней ситуации, я понимаю отчётливо, требуется бежать, бежать и бежать, пока Ева не сгорела совсем в своём возрасте. Но я стою и смотрю на неё.

– Мне пора, – говорю и ухожу.

Я возвращаюсь домой в ужасно возбуждённом и, не знаю почему, в ужасно весёлом состоянии духа. Это, наверное, потому, что так легко расстался с Евой. Теперь я могу догадываться, кого встречу, если Ира вернулась. Но я боюсь анализировать последние события. Они не поддаются логике, и мне становится смешно. От безысходности.

Возле своей квартиры я снова улавливаю знакомый запах. Распахиваю дверь, захожу – и вижу трёхлетнюю девочку.

Обратный процесс – это тоже смерть, безобразное явление природы. А это всё должно оставаться в тайне, без посторонних глаз. Я закрываю квартиру (слышу детский голос, Игорь!) и направляюсь в бар: всему приходит конец.

Поймёт ли Ира мой поступок? Я не могу быть в этом уверенным, она теперь ребёнок. И наливаю водки в рюмку.

В ином свете

Он выращивал свиней. Всю сознательную жизнь. А дело, значится, это хлопотное, но прибыльное, свиноводство. Пятьдесят свиней в хозяйстве – это не так много, конечно, но и не мало, если считать, что с делами он справлялся сам. Жена умерла сразу, как родила ему дочь. Видно, что молву поветрием носит: очень хорошая женщина была, о ней долго в деревне хорошим словом отзывались. Так сказать, доброму Савве добрая и слава. Он долго переживал, чуть было к рюмке не приложился, но соседи отговорили. Одним словом, мужик взял себя в руки. Ему прекрасно было известно, как кормить поросят-отъёмышей, поэтому для него не составило труда выходить своего ребёнка, свою кровиночку. А жениться, надо сказать, он больше не смог – слишком любил свою жену, и не мог представить для своей дочери другую маму. Нет иной мамы, есть отец и мать в одном лице тогда. Дни бежали, дочка подрастала, о маме спрашивала редко – она не могла сравнить, что такое жить с мамой, а после только с папой. И хозяйство росло – уже не пятьдесят свиней в подворье, все сто! Училась дочка хорошо и, как заботливый отец, он все свободные средства вкладывал в ребёнка, чтобы потом девочка смогла поступить в высшее учебное заведение. А она хотела стать медиком, как мило с её стороны это выглядело, чтобы мамы не умирали у детей. Отец не возражал, медиком – так медиком, что может быть лучше? И продолжал работать: кормил маленьких поросят густыми влажными мешанками три раза в сутки (смеси делал вручную, душу вкладывал, однозначно), корм давал через равные промежутки времени, поддерживал чистоту; поил животных, часто с рук. Делал всё по норме, чтобы не осаливались поросята. Был ласков с ними, как с детьми малыми, а вырастали – ничего не поделаешь, некоторых под нож лично сам отправлял, хотя и жалко было. Взрослых особей он держал отдельно от молодняка. Поросёнок считался взрослым, достигнув веса тридцати килограмм. Откорм – основная цель разведения свиней, считал он, решающий показатель экономического результата. И он умел, никаких сомнений, его достигнуть, получая дешёвую мясную свинину по себестоимости. Сам же и разводил поросят, используя искусственное осеменение. У самок свиней овуляция происходит в ранние утренние часы. Поэтому он решил, сегодня не ложиться спать вообще, в два часа ночи вставать надо, а утром выспаться часок-другой. У соседа взял фильм на DVD для просмотра. Дочь уже спала, завтра в школу, десятый класс. Он включил проигрыватель, вставил диск. Странный фильм, подумалось ему, и вправду сказать. Почти без слов, и всё так узнаваемо. Главный герой деревенский романтик! Было видно, что в утренние часы он любил наблюдать за звёздами. Только небо светилось у него над головой да тусклая лампочка над входом в сарай – он, сидя на порожках, пялился на звёзды, на Луну, произносил непонятные монологи, говоря о пастухах и диче. Но вот небо осветили необычные шары. Он принял их за шаровые молнии. По сюжету ему приходилось их уже наблюдать – ещё одна загадка природы, вот она взрывчатка мироздания. И этой ночью так и было, он, видимо, знал, что это произойдёт. После обычно находили в полях вытоптанные круги местные фермеры. Сначала это казалось для всех в диковинку, а спустя некоторое время деревня привыкла к феномену. Чему быть того не миновать. После того, как уфологи из Москвы истоптали одному фермеру всё пшеничное поле, и он понёс убытки, больше никто не захотел обращаться к этим доморощенным учёным. Себе самому хуже сделаешь, а тайны не узнаешь, пожалуй. Никто из этих учёных не сможет понять, что иные миры сломали десять тысяч колосков, а люди – миллионы. Такие совсем обыденные мысли вертелись в головах жителей деревни, проводником которых был этот самый главный герой, романтик. Он тоже имел приусадебное хозяйство, растил подростка-дочь, делал своё дело, одним словом, но чувствовалось, что всё давно предрешено. Прямая из точки «А» не пересечётся с точкой «С», она всё равно упрётся в точку «В», только кривая изменится. На его лице ощущалась тревога, рыхлая кожа век дрожала, глаза слезились. Деревня, где он жил, постепенно становилась безлюдной. Люди то ли уезжали, то ли умирали, было не совсем понятно: дома пустели, их хозяева исчезали бесследно. Далее: топтание на месте, обыденность, тяжёлый труд – и пьянство, как итог. Многие разводили руками, а кто-то опускал руки совсем, вялый сюжет клонил ко сну. Не только зрителя. Белая пелена перед глазами. И вот приехал покупатель – просигналила машина. Покупатель приезжал один раз в десять дней. С ним было выгодно работать, он хорошо платил. Слово за слово, дело было сделано. Расплатившись, он сказал, что яйцеобразные формы облаков впервые видит (они висели над ними), да чтобы ещё светились в тёмное время суток!.. Хозяин подворья произнёс: любопытное кино – и всё стало исчезать после мощной вспышки; она ослепила, в глазах засияло яркое жёлто-красное пятно, в ушах жужжания шмеля… и знакомый голос дочери: «Папа, папа, мне страшно!» Дочь спала, он это знал, а теперь её голос слышался совсем где-то рядом. Он хотел её успокоить, но слова исчезли в пустоте пространства, он хотел броситься ей на помощь, но ноги парализовало, они не слушались его. Пятно рассеялось, жужжание шмеля усилилось, он увидел покупателя, превращающегося в маленького серого карлика, который уходит по лучу света вместе с его дочерью… хлопок – и всё как будто вернулось на свои места. Он очнулся, выключил телевизор, который приглушённо шумел, – вот откуда этот звук! Я, кажется, проспал. Больше, чем предполагал. Надо приниматься за работу. За окном ещё темно. Господи, старый балда, решил развлечься! Тьфу! А свиноматки ждут папку! Проходя мимо спальни дочери, заглянул к ней: подросток отсутствовал в своей постели. Он подошёл к кровати, дотронулся рукой до простыни: она хранила ещё тепло её тела. «Что же это такое?» – задался он вопросом. Страшилка была близка к тому, чтобы сбыться… И она сбылась – не воротилась дочь. «В гостях воля хозяйская, – повторял он соседям одни и те же слова каждый день, завидев кого, – а кто они, чтоб дочь мою удерживать? Не люди! Мы у них бычки на верёвочке». На что соседи отмалчивались, а когда раздосадованный горем отец шёл прочь, говорили полушёпотом: «Совсем старик с ума сбрендил, видимо, – загуляла его дочь, загуляла, сбежала от него и от его свиней».

Я стояла на мосту, перегнувшись через перила, и смотрела на серую воду. Так странно. Небо голубое, почти прозрачное, а вода - серая. Ее сковал первый тонкий лед, в некоторых местах виднелись трещины, сквозь которые просачивалась вода. Она, наверное, очень холодная. Хотя мне-то откуда знать?.. Может, эта река даже осенью, даже подо льдом теплая.
В животе, чуть ниже ребер, появилась неприятная боль, дышать стало труднее. Я отошла от перил, поправила куртку, нащупав в кармане клочок бумаги. Развернув его, я дотронулась до груди. Несмотря на то, что сердце было под ней защищено твердыми костями, я почувствовала острый укол. Будто действительно его коснулась. Перед глазами замаячил витиеватый почерк, черный на белом фоне. Прощальная записка, отзывающаяся болью в сердце каждым словом. Я глубоко вдохнула, попыталась порвать листок, но... не смогла. Каждый кусочек памяти дорог...
Я сцепила руки в замок и стала согревать их дыханием. Стало слишком холодно, хоть сейчас только сентябрь, но без перчаток уже не обойтись. Я в раздумьях застыла посередине моста, благо машин не было, и стала обдумывать то, что случилось.

А, собственно, что случилось? Меня выкинули за борт жизни? Не похоже. Но по буре внутри кажется нечто близкое к этому. И почему он сказал, что мы разные?.. Мы и не должны быть одинаковыми! Так и со скуки умереть можно...

Мы с Марком познакомились в сабвее полгода назад. Как-то стихийно разговорились, а потом встретились. Со второго раза. На первую встречу, назначенную около фонтана в шесть, Марк не пришел. Не знаю, что он этим хотел показать, но я боролась с гордостью и желанием его увидеть. После этого мы встретились через пару недель, когда мне стало относительно все равно. Марк подошел ко мне, спросил, что да как, приходила ли я тогда к фонтану. Ответив, что он издевается, я развернулась и хотела уйти, но он мягко меня остановил, схватив за руку. После непродолжительного разговора снова была назначена встреча. И, о чудо!- Марк на нее пришел...

Закончилась она в постели, под жаркий диспут об устройстве Российского государства (абсолютно далекой для меня темы) и о темных сторонах людей. Эмоции зашкаливали, мы спорили до хрипоты. Когда Марк замолчал, вытирая ладонью влажные губы, я нависла над ним и поцеловала в ямочку между ключиц, ощущая сильное тепло его тела. Если кто-нибудь следил за нами за прозрачной занавеской, то этот "кто-нибудь"наверняка скрылся куда-нибудь, иначе бы сгорел... От стыда как минимум.

Нам было хорошо вместе, да и порознь мы не особо страдали. У Марка своя жизнь. Он мне ничего не обещал. У меня своя жизнь. Я ему ничего не обещала... Мы виделись пару раз в неделю, спорили обо всем, смеялись, дарили друг другу бесчисленные оргазмы. И это могло продолжаться до бесконечности, но Марк остановил безумную карусель.

Я скидывая с себя наваждения. Забываю пухлые и нежные губы Марка, его дыхание и руки... Его... О, Боже. Этого не может быть. От мыслей о нем становится теплей. И даже осенняя промозглая погода как бы смягчается. Может, не все потеряно?.. И Марку просто нужен отдых? Цепляюсь за надежду, как кошка за мебель. Подул ветер. Я смяла бумажку и убрала ее снова в карман. А будь, что будет. Опыт в любом виде хорош. Хотя... это самое странное, что со мной происходило. Полгода провела будто под наркозом, в дикой эйфории...

Н. Измайлова
Так не бывает
(Рассказ)

Тата сидела на одной из нижних ступенек высокой лестницы, ведущей в здание института. Она прислонилась к парапету головой и прикрыла глаза. Дочери не будет минут десять, как минимум: «Пока туда добежит, пока списки посмотрит…. С девчонками потрещит».
Молодая, стройная женщина небольшого роста и сама могла бы сойти за абитуриентку. Но она не кичилась своей внешностью и не пыталась всем показать, как хороша, в свои тридцать восемь. В большей степени благодарить за то надо было маму с папой. Тата лишь тщательно оберегала то, что дано было ей матушкой природой. Вот и сейчас, появилось несколько минут, что бы просто посидеть, «ни о чем не думая». Тем более, погода позволяла. Чистое, безоблачное небо, солнце ещё не в зените и, тихий, тёплый ветерок едва касался лица. «Просто мечта, а не погода!».
За спиной послышались шаги сбегающего вниз по ступеням, человека. «Это ни как не может быть Стаська. Рано ещё». Но минут «медитации» уже не получилось. Тата открыла глаза и окинула взглядом спешащего куда-то мужчину. Немолодой, но довольно таки стройный и подтянутый мужчина, пробегая мимо, взглянул на женщину, улыбнулся и, как-то странно, подмигнул. Словно звал последовать за собой. Тата невольно улыбнулась в ответ, но тут же приняла прежнюю позу и прикрыла глаза. «Странный какой-то…. Видит женщину первый раз и…. – Она снова улыбнулась. – А что «и»…? Шутить ещё ни кому не запрещалось…». Тата открыла глаза и посмотрела вслед удаляющемуся мужчине. «Потёртые джинсы, светлая футболка, аккуратно стриженные светлые волосы. Так... Ни чего особенного». Даже спортивное телосложение и пружинистая походка, за что Тата очень уважала мужчин такого типа, не вызвали ни какого интереса к тому, кто уделил, пусть и таким странным образом, но все же внимание.
Неожиданно сзади раздался голос Стаси.
- Мамуль… это кто?
- Да кто ж его знает… - Тата поднялась навстречу дочери.
- Так ведь вроде бы кивнул, как знакомой…
- Сама удивляюсь….
Девушки не сговариваясь, взглянули на угол здания, за которым только что, скрылся «странный» мужчина.
- Да, ну его…! – Засмеялась Тата. – Ушёл, и ушёл! Ты как? Поступила?
- Да, конечно. – Анастасия не сомневалась в своих способностях. Её голос звучал так, будто по-другому не могло и быть.
- Ну, что? – Тата хитро заглянула в глаза дочери. – Обмывать будем?
- А как же иначе! – в голосе Стаси чувствовалась нотка весёлого лукавства. – Куда пойдём?
- Да чего далеко ходить? Тут, совсем рядом, кафе есть. Простенько, но мне там нравится.

Полупустое, не смотря на сезон, кафе встретило прохладой и комфортом. Уселись за столик, поближе к большому, затенённому прозрачной шторой шоколадного цвета, окну. Болтали без умолку. Между матерью и дочерью ни когда не было секретов. Со стороны можно было подумать – за столиком две подружки, обсуждают что-то своё, девичье….
Смеясь над очередной шуткой, девушки внезапно замерли. Возле столика, словно из-под земли, выросла широкоплечая фигура мужчины в светлой футболке и потёртых джинсах. Тата и Стася переглянулись и, в недоумении, уставились на широкую, открытую улыбку мужчины и недвусмысленный, роскошный букет красных роз.
- Это Вам! – как-то уж, по-простецки, не переставая улыбаться, мужчина протянул цветы Тате.
- Ух ты! – выдохнула восхищённо Стася. На Тату это подобного впечатления не произвело:
- Мужчина, а Вы ни чего не перепутали?
- Конечно, я ни чего не перепутал! Цветы Вам! – Мужчина стоял с протянутым букетом, но Тата даже и не думала его принимать.
- Ма-а-м…. – попыталась что-то вставить Стася. Но Тата, будто не слышала. Она просто молча смотрела на мужчину.
- Вы цветы возьмёте? – Казалось, мужчине очень тяжело держать букет и он, как можно скорее, хочет от него избавиться. Цветы неожиданно оказались так близко к лицу Таты, что она, невольно быстро поднялась и отступила в сторону.
- Это ещё зачем? – Тата, не то рассердилась, не то растерялась.
- А что нужен повод? И кому? – не сдавался мужчина.
Видя простую открытую улыбку на лице незнакомца, Тата уже не знала, как ей поступить. Принимать цветы от незнакомого мужчины она не собиралась, но просто взять и «послать куда подальше» этого чудака она тоже не могла. «Что сказать, чтоб отстал...? Улыбается…». – Тата усмехнулась.
- Знаете… вы уж, конечно, простите меня…. – начала было Тата, но мужчина не дал ей договорить:
- Вот, смотрите: это Вы, а это цветы для Вас! Ну чего проще-то!?
- Мам…, ты чего…? – Стася попыталась как-то разрядить обстановку. Она была уверена – мама цветы возьмёт! Такой интересный дядька и всё так весело получилось!
- Маму как зовут? – Мужчина обратился к девушке, словно требовал незамедлительного ответа. Тата быстро вскинула раскрытую ладонь, словно запрещая, дочери произносить её имя.
- Наталья Дмитриевна! – строго, насколько была способно, быстро ответила Тата. Но, казалось, мужчину ни чем сейчас нельзя было «сбить» с его весёлой волны.
- Ну, вот! – засмеялся он просто и непринуждённо. – Я так и знал! Наталья Дмитриевна в свою компанию не принимает. В его голосе по-прежнему не слышалось ни одной нотки флирта. Мужчина держался так, будто давно был знаком с девушками: «просто проходил мимо, решил цветы подарить». Он просто делал то, что ему хотелось. И всё. Стасе ситуация казалась забавной, хотя невооружённым глазом было видно: мама растерялась.
- Ладно…. – Мужчина сделал вид, что сдаётся. Но на Тату он всё ещё смотрел с подкупающей улыбкой. – Не хотите в компанию принимать, цветы-то хотя бы возьмите….
Тата, словно потеряла дар речи, от такой наглости: «Он ещё и в компанию собирался напроситься!? Вот так!? Бесцеремонно?! Как-то всё не правильно…. Сначала знакомятся, потом…». Тата пыталась выстроить «логическую цепочку» обычного поведения мужчины, которому понравилась женщина. Здесь, эта самая «цепочка» напрочь отсутствовала.Они молча смотрели друг другу в глаза. Он – выжидающе. Она – возмущённо, с лёгкой ноткой растерянности. Чем дольше затягивалась пауза, тем больше Тата чувствовала, что этот по-доброму, пристальный взгляд больших, серых глаз «бередит» ту самую нотку её души, которую она тщательно пыталась запихнуть в самый -самый дальний уголок этой самой души. Выдержав взгляд, и не отводя глаз в сторону,Тата непреклонно произнесла:
- Жене подарите.
- Так нет жены… - все так же просто прозвучал, кажется, уже давно заготовленный ответ.
- Так заведите. – Не унималась Тата.
Стася с интересом наблюдала за «перепалкой». «Чем закончится?». Тем более она видела – на время о её существовании словно забыли.Очередь была за мужчиной. Фраза, которую хотелось сказать мужчине, уже готова была слететь с его губ, но он почему-то замолчал. Наверное, не захотел показаться наглым ловеласом. Улыбка медленно сошла с его лица, но он по-прежнему, пристально смотрел в широко раскрытые, серые глаза светловолосой, миловидной женщины. Он чувствовал, она не хотела его обидеть. Просто, она не знала, как отказав – не обидеть. От этих мыслей он проникался к ней ещё большим уважением. Тата мучительно ждала, когда мужчина развернётся и уйдёт. Только сейчас она увидела, что волосы незнакомца не просто светлые, они седые. «Странно…, - мелькнула мысль, - а вроде бы не старый…».
- Цветы возьмите. – Мужчина требовательным жестом быстро протянул цветы к груди Таты и опустил руки, надеясь на то, что та не позволит им упасть. Едва Тата успела подхватить букет, незнакомец развернулся и, всё той же лёгкой пружинистой походкой, направился к выходу из кафе.
- Ма-а-ам…, - почему-то тихо заговорила Стася, - это тот же…?
- Да…. – почему-то так же тихо ответила Тата.Она, всё ещё прижимая к груди, едва не упавшие на пол цветы, опустилась на стул.
- Слушай…, это что было…? – Стася, как и Тата, смотрела вслед удаляющемуся мужчине. Тата не ответила. Перед глазами все ещё стоял пронзительный, странно-требовательный взгляд серых, как у неё, глаз, от букета исходил сильный, пьянящий аромат…. «Всё не так…. Должно быть – не так…! Ни поздоровался,… ни представился,… ни каких тебе «муси-пуси». Вот так…. Как пыльным мешком – по голове…». Мысли путались, и… ни какой тебе «логической цепочки».
- Да, ладно тебе, мамуль…!Ну, не такой какой-то, мужик…. С «завихрением»…. Ну, наверное, и так бывает.... – Стася пыталась хоть как-то «встряхнуть» всегда весёлую и «живую» «подругу с самого своего детства». Но, как говорят – «обедня» была, напрочь, испорчена.

Тата, как-то, вдруг погрустнела. Она сидела за компьютером, но работа не клеилась. Руки просто лежали на столе, а мысли… - не то были где-то далеко, не то по лабиринтам души блуждали.
Стася прошла мимо тумбочки, на которой, в большой вазе, красовался «тот самый», роскошный букет. Невольно задержалась, любуясь его красотой: «Какая прелесть!», опустила лицо в самую гущу бархатных лепестков, источающих нежнейший аромат: «Обалдеть…!». Подошла сзади к матери:
- Мамуль…, - позвала тихо. Обхватила руками и прижалась головой к голове. – Что? Не работается?
Тата будто очнулась, повернулась и попыталась улыбнуться дочери. Но Стася увидела во взгляде мамы ту самую боль, которую видела тогда, когда не стало отца. Стася прильнула к маме всем телом. Тата, нуждающаяся сейчас в поддержке, крепко прижала к себе дочь.
- Стася…. - Тата уже не могла больше сдерживать слёз. – Мне так не хватает твоего отца…. А ОН…. Он так смотрел…. Так…. Так только папа на меня смотрел….
- И ты весь день это в себе держала? – не то укоряла, не то утешала дочь Тату.
- Не люблю я об этом….
- Я знаю….

Дни шли один за другим.Всё, как обычно. Всё, своим чередом. И только «тот» взгляд не стирался из памяти.
Стася куда-то убегала по своим делам. До начала занятий в институте ещё оставалось время. Тата дочери доверяла и особо её не контролировала. Работа над очередным проектом была почти закончена. Вроде бы всё, как обычно. Но что-то, всё же, изменилось вокруг. Тата это чувствовала. Что? Она и сама объяснить не могла.
«Спешащий вниз по ступеням мужчина…. Потёртые джинсы, светлая футболка.... Вот он подмигнул, словно позвал куда-то… . Столик в кафе и …он. С огромным букетом… . Простой, открытый, улыбчивый… . И этот взгляд… . Ясные, серые глаза и …смотрят, будто душу её видят.... Немолодой. Но это же хорошо. Значит, должен обладать долей жизненной мудрости. Выглядит хорошо. Ещё один плюс – значит следит за собой и своей внешностью.»- Тата ценила это в людях вообще.
Были попытки познакомиться. Были… . «Девушка, а как вас зовут?», «Девушка, а что вы читаете?», «Девушка, вас подвезти?». «Девушка, девушка, девушка…!» Банально, навязчиво! И похотливые, скользящие взгляды, словно говорящие: «Ну, не ты, так другая…». Так и хочется послать «куда подальше». А тут…. Долгий, пронизывающий взгляд. И уже всё остальное теряло всякое значение. До боли в душе хотелось ещё «хоть разочек» почувствовать на себе этот взгляд. Мысли «о нём» изводили. Тата пыталась гнать их от себя, но эти серые глаза, как навязчивое видение, возникали перед её взором снова и снова. И это требовательное: «Цветы возьмите», на прощание. Разве могла она тогда знать, что уже не сможет этого забыть и выкинуть не только из памяти, но и из сердца.
«Нет! Так нельзя…! – решила Тата. – Нет тела, нет дела. Так кажется, говорят. Был, и нет! И нечего себя изводить. Ну, «взгляд». Ну, «смотрел». Подумаешь, «цветы». Как будто цветов не видела!». – Тата объявила себе войну. Но уже сейчас она знала, появись этот чудак в её жизни вновь, и… она проиграет эту войну. Тата накинула плащ и взяла зонт. Специально не взяла ни сумочку, ни денег: «А то опять куда-нибудь зарулю…». Решила просто погулять.
Дождя не было. Но косматые тучи заволокли небо и промозглый ветер трепал полы плаща и распущенные по плечам волосы. «Да,… погода только гулять…», - но домой решила не возвращаться. – «Гулять, так гулять!». Тата подняла воротник плаща, спрятала подбородок в свитер, и медленно пошла по тротуару. Медленно идти не получалось. Холод не давал ни расслабиться, ни сосредоточиться. Невольно, Тата ускорила шаг.
Увидев вывеску кафе, она быстро направилась туда, ещё не осознавая, что не взяла с собой денег. Только открыв дверь, она вспомнила об их отсутствии, но это её не остановило. Тата быстро «пробежалась» пальцами по карманам плаща. Что-то всё же «звякнуло». Вытащив мелочь из кармана, Тата посчитала: «На чашечку кофе – хватит…». Расстёгивая пуговицы плаща непослушными, от холода, пальцами, она окинула взглядом тихий и уютный зал. В дальнем углу, за столиком сидела Стася, «Что она здесь делает?», и …ОН! Тата оставила пуговицы плаща и попятилась к выходу. Они что-то бурно обсуждали и …смеялись. «Стася и …он…». – Это было настолько неожиданно, что Тата растерялась. Мысли путались, Тата пыталась тут же выстроить их, по своему обыкновению, в «логическую цепочку», сердилась, что из этого ни чего не получается: «Ну и что…! Подумаешь…! Мало ли о чём они могут говорить…! Главное, Стаське хорошо… . Стася и …он. Как же так…? А я…?». Насколько хватало сил, Тата глушила в себе, разбушевавшиеся, вдруг, чувства и пятилась к выходу. Она уже забыла о том, что только что, нестерпимо, хотела выпить чашечку горячего кофе. Выйти незамеченной не получилось.
- Мам! – Стася, увидев маму у самого выхода, помахала ей рукой. ОН тут же повернул голову и, увидев Тату, вскочил со своего места. Тата опрометью кинулась из кафе, в дверях кого-то чуть не сбила, рассеянно извиняясь, вырвалась на холодный воздух и заспешила по тротуару, не думая о том, в правильном ли направлении она идёт. Тата старалась не бежать, но ноги несли сами. «Подальше отсюда! Зачем? Почему? Какая разница! Домой… . Домой. Домой!».
- Мамочка! Подожди! Ты куда? – услышала она за спиной, но не оглянулась.
- Тата! – очень требовательный мужской голос словно сбил с ног. Она застыла на месте и опёрлась рукой о стену здания. Так её никто, кроме Паши, не называл. Не смели. Тата не позволяла. Это было дозволено только Паше. Родному! Любимому… . Его не стало. Значит, ни кому нельзя.
- Тата! – ещё более требовательно прозвучал мужской голос.
Ноги стали ватными. Внутри всё словно в комок сжалось: «Ерунда какая-то! Нелепость…!», - Тата не то рассердилась на сложившуюся ситуацию, не то испугалась того, каким может быть из неё выход. «И какое он имеет право так со мной разговаривать?!», – на глаза навернулись слёзы. Такой беспомощной Тата не чувствовала себя уже очень давно.
- Тата…, - мужчина подошёл уже не спеша, взял её за плечи и повернул к себе лицом. Тата ощутила мягкое и, вместе с тем крепкое объятие мужских рук. Взглянув ему в лицо она, каждой клеточкой своего тела, истосковавшегося по мужской ласке, почувствовала: «Он имеет право…».
- Я знаю, Вы ни кому не позволяете так себя называть. Я о Вас всё знаю. Я Вас давно знаю. И как зовут, знаю давно. А у Стаси, тогда, так спросил. Ну, слукавил, простите. Вы и так в шоке были. – Мужчина спешил сказать то, что уже давно хотел сказать.Спешил, потому, что боялся не успеть. – Я не знал, как к Вам подступиться! Вы же ни кого к себе не подпускаете даже просто познакомиться! Я знаю! – Предупредил он её вопрос. И добавил, - Я всё знаю… .
- Да помолчите Вы хоть немного…? – Вставила, наконец, Тата. Голос прозвучал тихо, но требовательно. Где-то в глубине души Тата ждала этих слов, но услышав их, почувствовала себя преступницей. Почему преступницей? Да, наверное, просто потому, что Паша был первым и единственным мужчиной в её жизни. И всё же из объятий освободиться даже не попыталась.
- Вы же не дадите мне сказать всего, что я хочу Вам сказать…? – Мужчина всё ещё держал Тату за плечи.
- «Я!», «Хочу!», - передразнила Тата сердито, но всё так же, вполголоса.
- Я не то хотел сказать… . Извините… .
- Да, ладно… . – Тата опустила глаза.
- Я долго думал, как к Вам подойти, что бы познакомиться… .
- Что, кроме меня не к кому? – перебила Тата.
- Ну вот…, Вы снова…
- Я не права?
- Не правы… . Вы мне нравитесь… давно… . Да! Только Вы… . – Он снова прочёл вопрос в её глазах и поспешил на него ответить.
- Ну, конечно…, - с долей иронии проронила Тата. – А с моей дочерью…
- Нет…, - мужчина поспешил прервать Тату. Чтоб не успела глупостей наговорить. – Дочь у Вас замечательная! И в одном кафе мы оказались случайно.
- Да…, конечно. – Не то, оправдываясь, не то, всё ещё иронизируя, Тата подняла глаза на мужчину. Она вглядывалась в черты его лица, и, глядя в глаза, пыталась понять не столько его, сколько себя. Ненавязчивая напористость, простота мыслей, чистота в словах…. Это подкупало. Это больше, чем просто слова…. От него веяло чем-то правильным…, настоящим…, живым. Именно этого она так долго ждала. «А я даже имени его не знаю…», - промелькнула мысль.
- Извини…, - внезапно мужчина перешёл на «ты». – Я не представился…. Павел.
Тата вздрогнула. Она не сразу нашлась что сказать, смотрела ему в глаза и качала головой, отвергая происходящее с ней.
- Так не бывает…, - произнесла она почти шёпотом. И повторила ещё раз, - Так не бывает….
- Что «так не бывает»? – Тата впервые увидела в его глазах вопрос.
- Так не бывает…. – Это всё, что она сейчас могла произнести. Он знает её давно. А она его ни когда раньше не видела. «Или не замечала?». Он знает о ней всё. Каким образом? «А какая теперь разница?». Он предупреждает её вопросы, словно мысли читает. «Неужели я так красноречиво думаю, что у меня на лице всё написано? Или правда, читает мысли?». И …имя…. «Нет! Так не бывает…».
- Что «так не бывает»? – повторил он свой вопрос. – Таточка…. – Его голос внезапно дрогнул, стал мягким и нежным. – Я сам не верю тому, что ты вообще со мной разговариваешь. Ты…, рядом…. Совсем недавно я мог только мечтать об этом…. – Тата вслушивалась в каждое слово и чувствовала, он говорит то, что она чувствует, он говорит то, о чем она думает. Ей хочется его слушать. Ей радостно на него смотреть. Ей тепло и уютно рядом с ним. Всё, что она сейчас могла, это лишь едва заметно качать головой: «Так не бывает…».
Широкоплечий мужчина, в одной футболке и без тёплой одежды…. Маленькая женщина в полурасстёгнутом плаще…. Пронизывающий ветер и сгущающиеся сумерки…. Но ни он, ни она, казалось, не замечали ни холода, ни того, что у входа в кафе, ёжась от холода, стоит Стася. Они пытались понять, как же жизнь всё же позволила им оказаться рядом друг с другом. Как же им разрешили, наконец, быть снова счастливыми и в полную силу ощутить эту радость.
Стася ещё пару минут ёжилась на холоде, но удостоверившись в том, что здесь она лишняя, скрылась за дверями кафе, довольно улыбаясь.

*****************************************************************************************************************

Так не бывает. Часть 4.

До дома я доехала без приключений. Добравшись до родной квартиры, я быстро приняла душ, доела остатки салата и поставила мобильный на зарядку. Полусонная я доползла до кровати и моментально уснула, как только голова коснулась подушки.
Разбудил меня звонок мобильного. Кто-то обладал завидным терпением, телефон разрывался не переставая. Я разозлилась, нехотя сбросила одеяло и взяла пищащую на тумбочке трубку.

Алё – зевая, сказала я.
- Ника! Ну наконец-то! Что случилось?! - орал в трубку Юрка – Я не мог тебе дозвониться сутки! Приезжал к тебе, но и дома тебя не оказалось. Ника, что мне думать? Почему ты молчишь?!
- Юр, ну зачем же так кричать? У меня со слухом всё в порядке.
- Извини, солнышко. Просто я жутко волновался. Так что случилось? У тебя всё в порядке?
- Да, всё нормально. Я же говорила тебе, что поеду к Катьке на дачу, за костюмом. Так вот пришлось остаться в Сосновке на ночь из-за сильного снега.
- А почему ты мне не позвонила? Я бы приехал, забрал бы тебя. Как можно было оставаться в пустом дачном посёлке на ночь?
- Не позвонила потому что мобильный разрядился.
- А когда ты приехала?
- Пару часов назад. Приехала и сразу завалилась спать. Я ужасно не выспалась ночью.
- Я разбудил тебя?
- Нет.
- Ника, я заеду к тебе после работы. Соскучился очень – я слышала, как Юрка улыбается в трубку.
- Хорошо, приезжай.
- Тогда до вечера, солнышко! Целую тебя!
- Ага, и я тебя. Всё, давай.

Не успела я оторвать телефон от уха, как он снова зазвонил. На этот раз в трубке зазвучал взволнованный Катькин голос.

Ника, ты где пропадаешь?! Уехала в Сосновку и исчезла! Я уже думала МЧС подключать!
- Что вы все так кричите? – заулыбалась я – Юрка только что звонил, тоже так орал, чуть барабанные перепонки не лопнули.
- А что ж нам делать? Я волновалась между прочим! Телефон отключила, дома её нет – что тут думать? Да ещё и погодка так разошлась, настоящий буран!
- А кто меня в такую погодку на дачу свою отправил?
- Ник… Ну я даже подумать не могла… - виновато заныла подружка.
- Да ладно! Что уже теперь…
- Так что случилось? Ты где пропадала? У тебя хоть всё нормально? – засыпала меня вопросами Катька.
- Ночевать пришлось в твоей Сосновке. У меня вообще там сплошные приключения…
- Какие приключения?
- С лестницы упала, головой ударилась, ужасную ночку провела, а на закуску ещё и застряла на дороге. Хорошо хоть нашёлся добрый человек, вытащил меня, а то до сих пор бы там куковала.
- Ну-ка, ну-ка! А с этого места, пожалуйста, поподробнее! Что за человек там отыскался?
- Да странный какой-то…
- Ещё интереснее! Слушай, я с работой уже справилась, может я к тебе заеду, костюмчик заберу и ты расскажешь мне о своих приключениях? Я мартини привезу, всё как обещала!
- Ээээ…. Костюмчик…
- Что? – встревожилась Катька.
- Я не забрала твой костюмчик.
- Ник… Серьезно? Блин… Что же делать теперь? Корпор завтра…
- Не кисни! Знаю пару магазинчиков в центре. Я думаю, там ты обязательно себе что-нибудь подберёшь.
- А ты со мной поедешь? Я не хочу одна.
- Эх… - вздохнула я.
- Ну Ника-а-а-а!
- Ладно, ладно! Уже собираюсь.
- Через полчасика буду у тебя! Давай, чтобы я тебя не ждала.
- Окей.

Пришлось тащиться в ванную. До приезда Кати я успела наскоро принять душ и разогреть себе остатки пиццы.
Звонок домофона застал меня за натягиванием джинс. Я натужно сопела и злилась. Коттон после стирки как всегда «сел» и теперь брюки с трудом дотягивались до бёдер. Протолкнуть же в них «пятую точку» казалось вообще невозможно.
Кое-как я доковыляла до двери в спущенных джинсах и, нажав кнопку, впустила подругу в подъезд. Через две минуты Катька была уже в моей прихожей.

Уф! – смешно фыркнула она, стряхивая на пол мокрые комочки тающего на одежде снега – Ну и метёт! Ника, ты где прячешься? Почему гостей не встречаешь?
- Я в комнате! Иди сюда.
- Ща, ботиночки стащу!

Румяная с мороза подружка появилась на пороге комнаты и с любопытством уставилась на мои жалкие потуги натянуть таки чёртовы джинсы! На лице её появилась ухмылка с подтесктом – «Ну, ну! Посмотрим кто кого!». Понаблюдав за моими упражнениями с минуту, Катя предложила свою помощь.

Давай, я попробую втряхнуть тебя. А потом ляжешь на диван и мы застегнёмся!

Совместными усилиями джинсы были натянуты и теперь туго сжимали всё, что ниже пупка. Я с опозданием пожалела о своём упрямстве – как я буду садиться, трудно было даже представить. Но мысль о том, чтобы теперь стягивать брюки, облепившие меня как вторая кожа – вызывала во мне ещё меньше энтузиазма.

Никиш, ты хоть дышать то можешь? – забеспокоилась Катька.
- Больше выдыхать, чем вдыхать – ответила, улыбаясь, я и махнула рукой – Нормально! Они разойдутся.
- Ну смотри, тебе виднее!
- Поехали костюм тебе выбирать. А то пока я тут буду одеваться-раздеваться – все магазины закроются.
- Тогда вопросов больше не имею! Давай натягивай курточку и бегом! Ты же знаешь какая у меня проблема с выбором чего либо…

Я знала. Проблемой выбора страдали мы обе. Поэтому любой совместный поход по магазинам превращался в нешуточное испытание физических сил и предела терпения. Я никогда не могла купить даже носовой платок, не убедившись, что в других торговых точках нет красивее/качественнее/дешевле (нужное подчеркнуть). Если же, не дай Бог, мне попадалось две вещи, примерно одинакового ценового диапазона и качества – то выбор становился ещё мучительнее. Я могла метаться от одной примерочной к другой по пять раз. Примерно такой же набор «приколов» был и у Катерины.

Однако, на этот раз всё обошлось без изматывающей гонки по бутикам. Уже в первом магазинчике нам попался обалденный костюмчик очаровательной ведьмочки и Катя буквально прикипела к нему. Её не смутила даже совсем немаленькая цена карнавальной одежки. Я же искренне радовалась и удачному выбору подружки, которая завтра на корпоративе будет неотразима, и тому, что не пришлось весь вечер провести в беготне от одного магазина к другому. К тому же у меня назрела одна небольшая проблемка, которая усугублялась излишне тугими джинсами. Мне жутко хотелось в туалет.

Чтобы далеко не ходить, решено было размеситься в уютном суши-баре того же торгового центра, обмыть Катину обновку и почирикать о своём о женском. Я предоставила подруге сделать заказ, а сама быстренько побежала к заветной двери в углу зала с изображением китаяночки с зонтиком наперевес. Испытав так необходимое мне облегчение, я сполоснула руки, озорно подмигнула своему отражению в большом зеркале над умывальниками и направилась к нашему столику.

Парочку на диванчике у стены я заметила не сразу. Просто какое-то неприятное чувство вдруг полоснуло по спине. Я машинально обернулась. За столиком сидели парень и девушка. Но на влюбленных они похожи не были. Не знаю почему, но я была в этом уверена. Парень вертел в руках сигарету и смотрел куда-то в сторону. Девушка свободно откинулась на спинку дивана и потягивала через трубочку коктейль.

Ник, чего застыла? – вернул меня к реальности голос Катьки – Присаживайся давай и расскажи мне наконец про Сосновку!

В баре было пусто. Из посетителей были только мы с Катей, странная парочка и небольшая компания в другом конце зала. Музыка играла совсем тихо. Мне показалось, что Катя говорит слишком громко. На слове «Сосновка» девушка поставила бокал с коктейлем на стол и обернулась в нашу сторону. С такого расстояния и в полумраке бара я не могла определить какого цвета у неё были глаза, но мне вдруг показалось, что они прожгут во мне дыру. От её взгляда мне стало не по себе. Странное ощущение появилось во всем теле, по венам как будто разливалась слабость и чуть закружилась голова. Я хотела отвернуться, но не могла отвести глаза пока девушка сама не перевела взгляд на своего спутника.

Да чего ты пялишься на них? – улыбнулась Катя – Парочек никогда не видела что ли?
- Странные они какие-то…
- Почему странные? Люди как люди. Хотя… - подружка наморщила нос – Парень очень даже ничего! Вернее даже очень ничего! Симпатичный.
- Хм…
- Да и девчонка тоже хороша! – нехотя добавила Катька – Очень правильные черты лица. У них обоих. Даже похожи чем-то. Бывает же!

Я молчала, искоса посматривая на парочку. Верно Катька подметила – и он, и она симпатичные, даже можно сказать красивые. Только красота их была какой-то холодной. На ум пришло – неживая. «Какая глупость! - тут же одёрнула себя я – Не хватало ещё страшилок насочинять! Это видно последствия бессонной ночки в Сосновке дают себя знать».

Никиша, что с тобой? – Катя тронула меня за руку – Ты что-то совсем скисла!
- Пойдем отсюда, а? – предложила вдруг я.
- Почему? – удивилась подружка – Я же сделала заказ и мы собирались посидеть немного, поболтать!
- Посидим в другом месте – сказала я и поднялась.

К нам подошла официантка и мы, извинившись, отменили заказ, оставив ей хорошую сумму «на чай», так сказать в качестве компенсации.

Какая муха тебя укусила? – злилась Катька, едва поспевая за мной – Тебе же нравился этот бар?
- Он мне и сейчас нравится. Просто…

Я запнулась. Ну как объяснить подружке своё дурацкое бегство? Рассказать ей про так напугавший меня взгляд незнакомки? Или может о том, что их красота показалась мне неживой? Ерунда! Катька подумает, что я свихнулась.

Просто что? – не отстала подружка.
- Да ничего! – вдруг сорвалась я – Просто не захотела там сидеть и всё! Не знаю. Неприятно стало почему-то.
- Да ладно, не злись! Чего ты завелась? Я ведь непротив. Сейчас другую кафешку найдем – Катя тронула меня за рукав – Это из-за той парочки, да?
- С чего ты взяла?
- Мне так показалось – пожала плечами подруга – Ты знаешь кого-то из них?
- Нет. Не знаю.

Катя неопределенно хмыкнула и больше вопросов не задавала.

На улице продолжал идти снег. Сильный ветер поднимал с тротуаров и сугробов на обочине снежные вихри и бросал их прямо в лицо прохожим. Люди поплотнее кутались в свои шарфы и натягивали шапки чуть ли не на глаза. Машины двигались медленно, то тут то там возникали небольшие аварии из-за гололёда. Весь центр города превратился в одну сплошную пробку.

Хорошо, что мы не на машине – сказала я – А ты ещё ныла – «Не хочу на метро, не хочу на метро…». Я же говорила, что сегодня будет полнейший транспортный коллапс, чтобы не сказать словечко покрепче. А под землёй снег не идёт.
- Не могу с тобой не согласится – кивнула Катя – Хотя, ты знаешь, я лучше два часа простою в пробке в своей машинке, чем полчаса буду толкаться в метро.

Мы спустились в подземку и проехали две остановки до «Контрактовой площади». Недалеко от метро был хорошо знакомый и любимый нами японский ресторанчик «Яппи». На втором этаже, в небольшом зале, на столиках как всегда горели свечи, а потолок бы оформлен люминесцентными точечными светильниками, которые имитировали звёздное небо. Я присела на мягкий диван и вытянула ноги. Какое-то непонятное чувство тревоги не отпускало. Я огляделась по сторонам, но не заметила ничего настораживающего и решила, что у меня просто разыгрались нервы.

После порции любимых суши и бокала «Голубой лагуны» мне стало значительно лучше. Я расслабилась и с удовольствием болтала с Катькой. Подружка с интересом слушала о моих приключениях в Сосновке и всё пыталась выведать детали про моего неожиданного спасителя – Макса. Катька уже давно желала мне большой и светлой любви и записывала в потенциальные возлюбленные чуть ли не каждого симпатичного парня, имевшего неосторожность просто взглянуть на меня. К Юрке она вобщем-то относилась хорошо, но постность наших отношений ей явно не нравилась. «Юрка хороший парень. Но не твой» - говорила она – «Ты и сама это прекрасно знаешь. Просто прикрываешься им, чтобы не быть одной. Но рано или поздно ты встретишь ЕГО. Лучше конечно пораньше!».

Нашу плавную беседу прервал звонок как раз того самого «не моего» Юрки. Оказывается он уже приехал ко мне домой и теперь с нетерпением меня дожидался.

Ника, ты где? – взволнованно звучал в трубке его голос – Я приехал, а тебя дома нет. Взял нам хорошего вина и твои любимые стейки в маринаде. Даже картошку уже почистил!
- Какой ты молодец! – улыбнулась в трубку я – А я с Катей в «Яппи».
- Нииик… - заныл Юрка – Я соскучился! Очень! Вы с Катькой ещё успеете наболтаться. Приезжай скорее!
- Ладно, буду через полчасика-часик.
- Давай через полчасика! – не унимался Юрка.
- Не обещаю! – хихикнула я и нажала кнопку сброса.

Опять твоему Юрке не терпится? – нахмурилась Катька.
- Ага, соскучился говорит очень.
- Бросить бы его пора! – сказала подружка и многозначительно на меня посмотрела – Чего парня мучить? Да и ты только время тратишь.
- Кать, успеется ещё… Всё таки мне с ним неплохо.
- Неплохо! Фу! Да от этого «неплохо» так и веет скукой! Когда ты влюбишься уже, Никита?
- Не знаю! Нашла у кого спросить – я допила остатки коктейля и взяла курточку – Поехали. А то Юрка извелся уже весь, наверное.
- Какая трогательная забота! – не смогла не съязвить подружка.

С Катькой мы распрощались у метро. Она нырнула в подземку, а я пошла к остановке. Мне повезло – нужная мне маршрутка подъехала почти сразу же и я не успела почувствовать, как вечерний мороз начнёт пробираться через не слишком тёплую курточку.
На своей остановке я вышла одна. Метель снова усилилась. Порывистый ветер водил под фонарями белые хороводы. Я опустила голову к земле, чтобы снег не летел в лицо, и припустила к дому. Оказавшись в спасительном тепле подъезда, я отряхнулась и наконец-то смогла нормально дышать. Лифт поднял меня на 7-й этаж. Мой дом был спроектирован так, что лифт останавливался как бы между этажами, в импровизированном вестибюльчике. Чтобы пройти к квартирам, надо было либо подняться, либо спуститься на пол пролёта.
На лифтовой площадке было темно. Я зло чертыхнулась – опять стырили лампочку! Свет не горел и этажом ниже. Пришлось спускаться буквально на ощупь. Ещё и ключи завалились в сумочке непонятно куда. Злясь на досадные мелочи, я достигла последней ступеньки и вытянула руку вперёд, чтобы не натолкнуться в темноте на двери. В этот момент я услышала шорох у себя за спиной. Противные мурашки тут же побежали по шее. А уже в следующий момент чья-то сильная рука схватила меня сзади и рывком оттащила от двери. Я не успела даже закричать, страх парализовал меня. На горле сомкнулась ледяная ладонь, не давая мне сделать вдох. Я попыталась вырваться, но не смогла даже пошевелиться. Катастрофически не хватало воздуха, лёгкие как будто опалило огнём, перед глазами заплясали яркие пятна. Вспышку света перед собой я приняла за тот самый свет в конце тоннеля, который видят все, кто уходит в мир иной. Но как оказалось, я поторопилась умирать. Ледяная хватка вдруг ослабла и я рухнула на пол, судорожно хватая ртом воздух. В дверном проёме я узнала знакомый силуэт Юрки. Он что-то говорил, но слов я разобрать не могла, в ушах противно звенело. Свет из коридора осветил лестничную площадку. Я видела как Юра шагнул вперёд. Но тут же удар какой-то чудовищной силы отбросил его в сторону. Падая, он ударился головой о выступ чугунной трубы и теперь растянулся в нелепой позе, а по виску тонкой струйкой потекла кровь.
Я подняла глаза и с удивлением обнаружила рядом с собой девушку, которую видела в суши-баре. Её глаза чуть светились, отливая металлическим блеском. Она присела на корточки и протянула ко мне руку. Едва рука девушки коснулась моей кожи, я почувствовала будто удар тока. Моё сознание практически не осознавало происходящего. Я отчётливо поняла, что сейчас умру. Холодные пальцы незнакомки с новой силой сомкнулись на моём горле. Но я даже не собиралась сопротивляться. Я чувствовала какую-то гипнотическую силу, исходящую от девушки. Как кролик перед удавом. Мне даже не было больно. Сознание ускользало. «Хоть бы уже быстрее…» - мелькнуло в голове. На глаза легла тёмная пелена, образ моей убийцы потерял чёткие очертания и стал расплываться. Вот и всё…

(продолжение следует)

О том, что согласилась помочь Катьке и привезти с дачи коробку с карнавальным костюмом, я пожалела ещё не доехав до Сосновки. Лёгкий пушистый снежок, пролетавший с утра редкими снежинками за окном, к обеду превратился в настоящую метель. Дорогу заметало на глазах. Видимость упала, наверное, вдвое. Дворники уже с трудом справлялись с налипавшим на лобовое стекло снегом.

Я тащилась со скоростью 40 км/ч и с ужасом думала о том, как доберусь обратно, если снег продолжит валить такими же темпами. Моя БМВ была совсем не приспособлена для езды в экстремальных условиях. Низкая посадка и задний привод оставляли мне мало шансов выбраться из сугроба, если меня угораздит угодить в занос.

100 км, отделявших Сосновку от Киева, теперь казались мне в пять раз длиннее. И если обычно я пролетала это расстояние максимум за час, то сейчас тащилась уже почти два. А до Сосновки было ещё по крайней мере 20 километров. С того момента, как я свернула с шоссе, на просёлочной дороге мне не встретилось ни одной машины. Конечно! Какому ещё идиоту кроме меня вздумается тащиться в дачный посёлок зимой, да ещё в такую погодку!

Ветер продолжал неистово швырять в стекло пригоршни снега. По обе стороны от дороги тянулись бесконечные поля, края которых тонули сейчас в снежном тумане. Мне вдруг показалось, что я одна, совсем-совсем одна, среди этого белого безмолвия. Стало неуютно. А что если я застряну на этой чёртовой дороге? Я поежилась и включила радио погромче. Лезет же в голову всякая ерунда!

Однако, Катька не отделается одним мартини за эту поездочку! Сидит сейчас небось в тёплом офисе, пьет кофе со сливками и болтает со своим Лёшкой по аське.

Карнавальный костюм, который понадобился Кате на новогодний корпоратив, валялся на её даче уже третий год. Ещё с того времени, как мы шумной студенческой компанией отметили в её домишке Новый Год. Весело же мы тогда погуляли… Я улыбнулась, вспоминая то празднование. Все нарядились в костюмы и устроили что-то вроде карнавальной ночи. Гулянка продолжалась три дня. А потом, когда постепенно все стали разъезжаться, сил на уборку конечно не осталось. Мы с Катькой просто сгребли свои костюмы и весь антураж, оставшийся с новогодней ночи, в большую коробку и отнесли на чердак с твёрдым намерением забрать вещи в свой следующий приезд. Но там всё это благополучно пылилось вот уже два года. И конечно пылилось бы дальше, если бы у Кати на работе не решили организовать костюмированную вечеринку в качестве предновогоднего корпоратива.

Предупредили сотрудников заблаговременно, но моя безалаберная подружка как всегда дотянула до последнего, так и не купив наряд. И вот сегодня утром я услышала её жалобный голосок в трубке мобильного. Катюха буквально умоляла меня съездить к ней на дачу и привезти давно забытый костюм. Ну да… Я ведь всё равно в отпуске. Немного посопротивлявшись для приличия я конечно согласилась. Тем более что заняться мне всё равно было нечем. До вечера все на работе, а сидеть дома тоже как-то не хотелось. Если бы я только знала, что погода так испортиться!

Наконец у обочины показался покосившийся и наполовину заметенный снегом указатель – «Сосновка». А вскоре я увидела и первые дачные домики у дороги. Утопавшая летом в зелени Сосновка, теперь казалась какой-то безликой. Я медленно ехала по дороге, стараясь не попасть колесами в яму, и думала о том, что хочу поскорее вернуться в город. По радио объявили штормовое предупреждение и попросили водителей не выезжать без крайней необходимости на личном автотранспорте в связи со сложными погодными условиями. На вечер синоптики обещали похолодание, усиление ветра и сильный снег. Ну вот! Отлично! В досаде я хлопнула рукой по рулю.

Катькина дача располагалась на отшибе в самом конце посёлка, можно сказать даже за его пределами. Одноэтажный домик прилепился на самой опушке. Сразу за забором начинался лес, который цельным массивом тянулся аж до границы с Белоруссией. Некоторые дачники говорили, что видели в этом лесу волков. Мне почему то вспомнились рассказы Джека Лондона об Аляске и о том, как светятся ночью волчьи глаза в заснеженном лесу.

С такими мыслями я подъехала к даче. Машину решила оставить перед воротами. Во дворе наверняка намело больше снега и я рискую увязнуть. Заглушив мотор, я взяла из сумочки ключи от домика и вышла из авто. Первое, что меня поразило это … тишина. Абсолютная тишина. Её нарушал лишь скрип снега под моими сапожками. Я на секунду остановилась и прислушалась. Звуки всё же были. Ветер раскачивал сосны в лесу и они скрипели, шуршали ветками. Стало как-то не по себе и я скорее припустила к дому.

Зайдя внутрь, я почувствовала себя немного лучше. Сейчас быстренько заберу костюм и еду обратно. Главное добраться до шоссе. А там всё будет проще. По крайней мере там хоть есть люди…

Я быстро прошла через прихожую в кухню, заглянула в комнату. Похоже незваные гости, дачные воры, не навещали Катьку этой осенью. Все вещи были на местах и в домике царил относительный порядок. Убедившись в этом, я взяла лестницу, стоявшую в прихожей и приставила её к стене. Прямо в деревянном потолке был небольшой люк, ведущий на чердак. Я стала осторожно подниматься по лестнице, сжимая в руке ключ от большого навесного замка. Когда до цели оставалось всего ничего, я почувствовала как прогнулась под моей ногой ступенька, тут же раздался сухой треск, нога провалилась в пустоту и я, моментально потеряв равновесие, полетела вниз.

Когда я открыла глаза, то не сразу поняла где я и что происходит. Вокруг было темно и пахло сыростью. Чуть приподняв голову я тут же почувствовала тупую ноющую боль в затылке. Осторожно поднявшись, я оценила обстановку – валяюсь на полу, в прихожей, на Катькиной даче. Прямо передо мной стояла злополучная лестница с одной проломленной ступенькой. Я повернулась назад. Очевидно, падая, я ударилась головой о большой деревянный сундук, стоявший у стены, и потеряла сознание. Осторожно коснулась затылка, крови нет, но шишка будет точно.

Я поднялась, чуть кружилась голова. Сколько же я пробыла в отключке? Часики на руке показывали шесть часов вечера. Ого… Почти 3 часа я была без сознания! А вдруг у меня сотрясение мозга? Хотя чему там сотрясаться, если я согласилась на эту дурацкую затею с поездкой на дачу… Медленно, стараясь не делать резких движений головой, я дошла до двери и потянула её на себя. В лицо тут же ударил морозный ветер и налепил на ресницы и волосы тысячи снежинок. Я нагнула голову и спустилась с крылечка. Ноги тут же провалились в снег выше щиколоток. Путь до машины я преодолела почти вслепую. Снег залепляющий глаза, набивался за шиворот, норовил попасть в рот.

Оказавшись в машине, я первым делом потянулась к мобилке. Меня, наверное, уже обыскались! Но телефон грустно смотрел на меня серым экраном. Разрядился! Ну надо же! Я повернула ключ зажигания. Включила дворники и фары. В двух полосках света перед машиной простиралось девственно белое снежное покрывало. Снег был повсюду. Видимость была метров 100, не больше. Ветер в причудливом хороводе кружил миллионы снежинок поблескивавших в свете фар. Да уж… Ехать в такую погоду – это безумие. Дорогу занесло так, что я застряну, даже не выехав из посёлка.

Перспектива остаться на ночь в безлюдной Сосновке мне совсем не нравилась. Но застрять где-нибудь на середине просёлочной дороги, в поле – вариант ещё хуже. Вздохнув, я заглушила мотор и вышла из машины. Вокруг была непроглядная тьма. Скрип снега под ногами казался слишком громким. А пустота за спиной казалась осязаемой и будто бы смыкалась в узкое кольцо каждый раз когда я делала шаг. Стало жутко, хотя боятся здесь было абсолютно некого. Но перевести дух я смогла лишь закрыв дверь на все замки и привалившись к ней спиной.

Два раза щёлкнув выключателем, я поняла, что света конечно же нет. Ничего! На кухне есть свечи. У Катьки всегда был стратегический запас на случай отключения электричества. А случается это в Сосновке очень часто. В кармане куртки я обнаружила зажигалку и осветив себе путь двинулась на кухню. Свечи обнаружились на привычном месте и уже через пять минут я сидела в комнатке, освещаемой мягким жёлтым светом. Снимать куртку совсем не хотелось. В домике было холодно. Можно конечно разжечь буржуйку, но возиться с этим совсем не хотелось. Я поджала под себя ноги и накрыла их пледом, лежавшим на диване. Болела голова, а в животе сердито урчало. Мне до слёз стало жалко себя и тут же захотелось разреветься. Но я снова вспомнила героев Джека Лондона, мужественно переносивших тяготы суровой зимы и даже ночевавших в лесу у костра. Моё же положение намного лучше. Я в доме. Здесь есть печка. Можно вскипятить себе чай и открыть баночку варенья. Так что нечего вешать нос! В конце концов это приключение, а я их так люблю. Это вносит разнообразие в серость городских будней.

Я заставила себя подняться и протопать на кухню. В шкафчике, как я и ожидала, обнаружился чай и несколько банок варенья. На полу у буржуйки аккуратной стопкой лежали дрова и старые газеты. Я конечно не спец в разжигании печек, но после получаса моих трудов, в железном окошке буржуйки ярко разгорелся огонь. Я взяла чайник и огляделась по сторонам. А воды то нет! Зато на улице полно снега – чем не вода? Я неожиданно развеселилась, представив себя героиней какого-то фильма про полярников и направилась с чайником на улицу.

Спустившись с крыльца, я присела на корточки и стала кружкой набирать снег в чайник. За спиной скрипнула дверь от чего я чуть не подскочила на месте. Набрав, достаточное как мне показалось количество снега, я поднялась и пошла к дому. Скрип сосен и шум ветра в лесу странно завораживал. Я остановилась и замерла, глядя на чёрную полосу леса, начинавшуюся прямо за домом. Забор у Катьки был из металлической сетки и не мешал обзору. На какую-то долю секунды мне показалось, что в ночной тьме между деревьями ярко горят две пары хищных глаз. Обругав себя за не в меру разыгравшееся воображение, я буквально взлетела на крыльцо и захлопнула за собой дверь.

Чай из талого снега оказался отменным, а абрикосовое варенье показалось мне с голоду изысканным лакомством. Желудок перестал сердито урчать и мне стало уютнее. Дрова весело потрескивали в буржуйке, в домике стало значительно теплее. Я сняла куртку и укрылась пледом. Сейчас бы ещё хорошую книжку и вечер можно было бы не считать потерянным. Но книжки у меня не было. Таращиться на свечу, стоявшую на столе, мне тоже быстро надоело. В голову стали лезть всякие разные мысли. Например, о Юрке… Мы вместе вот уже почти год, но откровенно говоря, смысла в этих отношениях я не вижу. Почему? Наверное, потому что не люблю Юру. Да, я уже давно поняла это. Есть только привычка и немножко жалости. А ещё нежелание рушить эту хрупкую иллюзию под названием – «У меня есть парень». Юрка хороший, с ним спокойно и надёжно. Но нет того, что я понимала под словом «любовь». Ну или по крайней мере представляла. А может и нет её вовсе? Любви… И все эти сцены из фильмов и книжек лишь игра актёров и фантазия автора, не имеющая ничего общего с жизнью. В это верить не хотелось… Хотелось такой же сумасшедшей страсти, такого же накала чувств и даже таких же душевных страданий. Хотелось ЧУВСТВОВАТЬ… А с Юрой ничего такого не было. Как впрочем и ни с кем другим до этого.

Я зевнула. Хотя время было ещё раннее, но меня стало клонить в сон. Голова всё ещё продолжала болеть. Можно конечно сходить в машину за анальгином, но мысль о том, чтобы выбраться из-под пледа и выйти на улицу, не вызывала у меня энтузиазма. Поэтому я просто устроилась поудобнее и закрыла глаза.

Проснулась я от ощущения, что на меня кто-то смотрит. Открыла глаза и увидела, что в углу комнаты, прямо напротив дивана, сидит... огромный белый волк и смотрит прямо на меня. Его глаза горели голубовато-зелёным огнём. Страх парализовал меня, я не могла пошевелиться.

Продолжение следует...