Главная Учет ОС и НМА Так не бывает. Виктор Мельников - Так не бывает

Так не бывает. Виктор Мельников - Так не бывает

Подробная информация:

Так не бывает. Почти фантастические рассказы. Автор книги Виктор Иванович Мельников, название: Так не бывает. Почти фантастические рассказы. Жанр: Русское современное, год издания неизвестен, город неизвестен, издатель Литагент «Ридеро», isbn: 978-5-4474-0476-5.

Так не бывает

Почти фантастические рассказы

Виктор Мельников

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Другие женщины

Больше всего я боюсь – и это не выдумка, – что мне придётся каяться, а людям, которые заметят во мне что-то неладное, осуждать, ибо они, как зрители, могут видеть больше, как не скрывайся и не прячься. А делать именно так приходится, да. И это сводит с ума. Особенно та мысль, что зрителем может стать жена. Но, как не удивительно, наблюдателем оказываюсь я. Осознание этого факта наступает не сразу, постепенно. И трудно передать, до какой степени ноет то ли душа, или её остатки, одним словом, признаюсь, как человек спрашивающий, я не всегда получаю ответы. А значит – гори всё синим пламенем, говорю я себе каждый раз, потому что страсть, как и любовь, осознаю, в период весеннего обострения изгоняет разум. Не до конца, конечно. Что-то остаётся, чтобы как-то балансировать на канате над пропастью, и вот так идёшь прямо, осторожно ступая, вниз не смотришь. Может быть, потому, изо дня в день, в таком напряжённом состоянии человек в силах сделать с самим собой то, что иначе невозможно. То есть происходят чудеса: вместо того, чтобы свалиться вниз, ты продолжаешь двигаться вперёд. При этом человеческая воля просто выкидывается невидимой, мистической силой – и препятствовать ей напрасно, как молнии во время грозы. И зачем, вообще? Ведь ты идёшь, а не летишь вниз.

Мысли – ох уж эти мысли-образы! Возникающая дилемма между двумя женщинами, когда невозможно определиться, загоняет в тупик, однако.

Я выглядываю в окно: снег идёт всю ночь и утро. В обед кто-то слепил снежную бабу. Она становится достопримечательностью двора, детвора водит хороводы вокруг неё, а вечером идёт дождь. Настоящий ливень! Вокруг снежной бабы образовывается огромная лужа – не подойти. Но она стоит, не растаяла, стоит совсем одинокая, омытая слезами, и никого вокруг. Для неё, я думаю, наступает тот самый критический момент, за которым последует, разумеется, настоящий «конец света». Она может исчезнуть – видимо, и у человека свой «конец света» наступает в то или иное время, а не у всех в один миг, как заставляют верить. И когда я её вижу, остановившись покурить в подъезде дома, возвращаясь из магазина с вином и конфетами обратно к Еве, мне кажется, что она продолжает бороться с водной стихией, являясь сама частью этой самой стихии (человек тоже часто борется с самим собой и себе подобными), – и она напоминает мне о жене, Ирине. Я выпускаю сигаретный дым вверх огромным кольцом, вдыхаю полной грудью свежего воздуха – выдыхаю, как бы сожалея участи снежной бабы. Если дождь продлится до следующего утра, а это вполне возможно, она не сможет выстоять, растает вся – погибнет, без всякого на то сомнения, как любой человек, оставшийся один на один со своей бедой. Сожалея, я улавливаю в воздухе странный запах. Кажется, пахнет порохом. Его сгоревшими остатками. Странно, но я принюхиваюсь – моему обонянию знакомо это вещество, которое, сгорая, обязательно оставляет след. Так и есть, я, кажется, не ошибаюсь. И утром, покинув Еву, я уже не вижу снежной бабы, она растаяла, превратившись в талую воду, а запах пороха во влажном воздухе усиливается – по правде говоря, я не в полной мере верю своему нюху, ссылаясь на хронический насморк. Так ли всё на самом деле? Скорей всего этот запах ассоциируется у меня с вечерней встречей, после работы, с женой. Вот в чём дело, оказывается. Так оно и есть, без сомнений. И когда я прихожу с работы, специально задержавшись на три лишних часа, Ирина меня не замечает, она спит. Не замечаю её и я. Кажется, обходится.

Открываю глаза. Утренний рассвет. Суббота. Супружеское ложе. Меня не прогоняют и в этот раз. Я поворачиваюсь к жене. Ирина не спит, смотрит на меня. Как долго она это делает? Гипнотизирует? Или что-то другое в этом взгляде – просто ненавидит?

– Мне кажется, что во всём виновата я, – говорит она, избирая странную тактику ведения разговора, – виновата в том, что старею. И становлюсь тебе не нужной, Игорь. Как поломанная вещь. Правда, я пока работаю: стираю бельё, готовлю обеды и ужины, мою полы, глажу тебе рубашки. Этакая универсальная машина-автомат. И я удивляюсь, что мне удаётся оставаться женщиной, на которую, в отличие от тебя, заглядывают молодые мужчины.

Я, конечно, ждал этих слов, или подобных этим, я, можно сказать, привык к ним.

И я молчу, не объясняю, почему меня не было дома несколько дней, а телефон сотовый выключен. Ирина, предполагаю, прекрасно понимает, что это означает, потому что ложь не может спасти ни меня, ни её. Она продолжает говорить, я слушаю – так надо для неё самой, чтобы выговориться, облегчить таким образом душу. Да, я отмалчиваюсь, глядя на эту женщину, которая почти двадцать лет терпит меня, ухаживает за мной, при этом не оставляет попыток цепляться за остатки былой красоты. В свои сорок лет (мы с ней ровесники, если не считать разницы в полгода, что я старше) она, надо сказать честно, пытается выглядеть «хорошо». Очевидно, мне-то известно, что для этого она прилагает большие усилия: косметические салоны, маски, кремы… Она даже год назад сделала пластическую операцию: врачи подтянули ей кожу лица… Мысли иногда, конечно, бывают чрезвычайно ничтожны, но, буду откровенным, у женщин в этом возрасте происходит некое «осознание каждой части тела». И, если говорить об Ирине, она всерьёз считает, что сможет остановить процесс старения. Тем самым сумеет снова привлечь меня к себе, а может, рассчитывает и на большее…

По её мнению, если судить, я убегаю от неё. Это не так. Я ухожу на время, да. Но не убегаю совсем.

Пока она говорит, я пытаюсь сравнить Иру с Евой. Ничего не выходит. И дело не в том, что у них существует огромная разница в возрасте – пятнадцать лет. Это два разных типа женщин и по внешности, и по характеру. Если жена, к примеру, может терпеть, то Ева капризна. Но не в этом, наверное, дело. Между Евой и мной находится некая пелена, которая искажает пространство, а вместе с ним искажается действительность – кто-то из нас носит розовые очки, а если быть более точным, мы поочерёдно цепляем их себе на нос. А между Ирой и мной такой пелены не существует, она является частью меня самого, а самому себе, по крайней мере, лгать не станешь – скорей промолчишь. А раз так – она тоже, в этом не может быть сомнений, способна изменить.

– Ты разлюбил меня, Игорь, – продолжает Ирина.

– Я привык, – говорю, но она как будто не хочет слышать.

– У тебя есть любовница. Не отрицай. И что она может тебе дать? Скажи?

– Успокойся, – говорю я, пытаясь прекратить этот разговор. – Тебе не идёт такой тон.

– Нет, ты скажи, Игорь. Честно скажи!

Я молчу, глядя в потолок.

– Что тебе от меня нужно, тогда скажи?

На этот вопрос я не могу точно ответить. И говорю первое, что приходит на ум.

– Я знаю, Ира, кто ты, но не знаю, кто она, та самая, о которой ты говоришь. Ты у меня одна, поверь, остальные подделки.

Очень мало людей умеет разговаривать между собой, даже в семье. Ещё меньше тех, подчёркиваю, кто умеет понимать. Полагаю, я и Ирина понимаем друг друга так, как никто другой, ибо умеем подбирать слова.

И вот жена позволяет мне себя обнять и поцеловать. В это мгновение я вижу другую женщину. Она становится моложе лет на пять, и я чувствую некий восторг, в уме всё мелькает, как вихрь, а сердце вылетает из груди, словно первый раз: страсть возникает из пустоты, ниоткуда, как будто не было тех двух ночей с Евой.

Я собираю вещи, чтобы уйти с работы. Ева звонит на сотовый телефон. Мы с ней разговариваем о всяких мелочах. Сотрудники думают, наверное, что я держу разговор с женой – пусть так думают. Излишняя откровенность позволяет, видимо, им делать такие выводы: всякого влечёт чужая страсть.

Итак, стало быть, уточню здесь, Ева знает об Ирине. И знает, что у меня есть сын, который учится в другом городе. Она видит, что сын для меня многое означает, здесь не возникают споры, но не понимает, почему я возвращаюсь к жене. В свою очередь я догадываюсь о тех чувствах Евы, которые определяют её поведение и отношение ко мне: занимаясь со мной любовью, она избавляется от забот о хлебе насущном, намазанным шоколадным маслом. Она не находится у меня на содержании. Но я даю ей денег столько, сколько она просит, хотя предполагаю, рассуждая из своего болота, что спрашивать денег – гадкая история, если чувствуешь, что их не совсем заслужил. Правда, я могу позволить себе такую «роскошь».

Именно – «роскошь»! Это слово меня забавляет. Я часто прокручиваю его на языке. Однажды в порыве страсти сказал Еве: «Ты моя роскошь!», хотя в голове крутились слова «моя дорогая». И то, и другое слово означают одно для меня – трату денег. Не ошибусь, право, то же самое означают эти слова и для неё. Но в обратном смысле.

Если более конкретно и точно говорить о Еве, то можно применять такие слова, как, например, «мне кажется, что её профессиональные достижения связаны благодаря моему появлению в её жизни» (совсем недавно на работе шеф повысил её в должности до заместителя главного бухгалтера). Или: «мне кажется, её новая любовь настоящая, в ней нет равнодушия». Либо: «мне кажется, её радости имеют прямое отношение к тем переменам, что происходят в моей и её жизни».

Мне кажется – и я понимаю почему.

Но мне не кажется, а именно так всё и есть, что происходят трансформации – как не называй это – жизненных сложившихся устоев в моей семье, а вместе с ними, однозначно, изменяется и сама Ирина.

И вот, когда я ухожу с работы, договорившись с Евой встретиться сегодня вечером, но вначале я должен попасть домой, мне становится ясно, что я страшный эгоист, потому что моя страсть к Еве точно также распространяется и на жену. В этом я убеждаюсь, когда захожу на порог своей квартиры, – я почти не узнаю Ирину!

– Не понимаю, ты снова сделала пластическую операцию? – спрашиваю я её. – Это невозможно, когда успела?

– Нет, и не думала, Игорь. Я тебе нравлюсь? – Ирина подходит к большому зеркалу в прихожей, скидывает халат себе под ноги, остаётся обнажённой, и приподнимает груди руками. – Стали меньше отвисать. Что скажешь?

Я прикасаюсь к жене, одной рукой к плечу, другой провожу по низу живота. Лёгкая дрожь проходит по её телу. Я не знаю, чем возможно такое объяснить, но тело Ирины приобретает некую былую свежесть, – передо мной другая женщина!

Зная, что последует за всем этим, я прикидываю, чтобы сказать Еве после, которая ждёт меня у себя дома, надеясь на дорогой подарок, который ей пообещал.

Испытывая чувство вины, как перед Евой, так и перед женой, я, под предлогом купить сигарет, покидаю квартиру, еду к Еве.

В ювелирном салоне покупаю золотой браслет. С этим подарком появляюсь у Евы – она изменяется тоже! Это становится заметно, не в лучшую сторону, да так, что я отступаю на шаг, когда она целует меня.

Я примеряю Еве браслет и вижу, что подарок ей не нравится, что ли. У девушки портится настроение, словно погода в летнюю пору: набежавшие чёрные тучи сейчас извергнут на мою голову град, догадываюсь. И я интересуюсь, в чём дело? Но она не отвечает. Я предполагаю, всё дело в моей непунктуальности. Пытаюсь разобраться – она не делится со мной ни одним словом, предпочитает молчать. И от этого, как мне кажется, становится невзрачной, серой, а на лбу и вокруг век, я вижу, угадываются глубокие морщинки, которых ранее не замечал.

– Я тебе не нравлюсь, – вдруг говорит она. – Что-то не так, я вижу. – Ева снимает браслет, кидает его на пол. – Ну, ударь меня за это, докажи, что ты хам! Сделай, что я тебя прошу.

Начинается истерика и слёзы – не переношу. Одеваюсь и ухожу.

В скором времени складывается впечатление, что Ева избегает меня. На телефонные звонки не отвечает. Всё чаще и чаще я возвращаюсь домой вовремя. И с каждым днём понимаю, что Ирина перевоплощается в молодую женщину – я вижу в ней тот самый сексуальный огонь, который горел в ней лет десять назад. Это чудо для меня. А для Ирины – вдвойне. У неё рождаются какие-то детские планы, она полна радости и восторга. Однако всё это не передаётся мне.

Попытки дозвониться до Евы так ни к чему и не приводят.

И вот однажды, вернувшись с работы, я не застаю жену дома. Она исчезает. Сотовый молчит. Всё повторяется в точности наоборот, где жена занимает моё место.

Я еду домой к Еве. Она сама зовёт меня к себе. Я понимаю, что эта девушка, может быть, рассчитывает на очередной подарок. Не всё так просто у неё. Но я не хочу быть любезным в этот раз. Я сам не знаю, зачем к ней направляюсь, прошло ведь несколько дней, прежде чем она сама удостоила меня своим звонком.

Всё время в пути думаю об Ирине – куда чёрт её понёс? Не зря она тогда упоминала каких-то мужчин. Знать бы, где она есть…

Но оставлю…

В квартире Евы снова чувствуется запах сгоревшего пороха. Она стоит ко мне спиной, а когда поворачивается, – я вижу женщину в годах, за пятьдесят. Почему-то я к этому легко отношусь. Меня не пугает преждевременная старость Евы. Как ни странно, но меня не цепляют за живое её проблемы, о которых она второпях рассказывает, а ведь всеобщее уважение и влияние – это есть возраст.

Она плачет. Я развожу руками, здесь я бессилен.

Ева говорит:

– Я превратилась в некрасивую женщину, и знаю об этом. Я несчастна – пожалей меня, Игорь…

Есть женщины, с которыми хорошо, но без которых ещё лучше. А есть женщины, с которыми плохо, но без которых ещё хуже. Даже в лучшие времена я определял Еву к первой категории. В теперешней ситуации, я понимаю отчётливо, требуется бежать, бежать и бежать, пока Ева не сгорела совсем в своём возрасте. Но я стою и смотрю на неё.

– Мне пора, – говорю и ухожу.

Я возвращаюсь домой в ужасно возбуждённом и, не знаю почему, в ужасно весёлом состоянии духа. Это, наверное, потому, что так легко расстался с Евой. Теперь я могу догадываться, кого встречу, если Ира вернулась. Но я боюсь анализировать последние события. Они не поддаются логике, и мне становится смешно. От безысходности.

Возле своей квартиры я снова улавливаю знакомый запах. Распахиваю дверь, захожу – и вижу трёхлетнюю девочку.

Обратный процесс – это тоже смерть, безобразное явление природы. А это всё должно оставаться в тайне, без посторонних глаз. Я закрываю квартиру (слышу детский голос, Игорь!) и направляюсь в бар: всему приходит конец.

Поймёт ли Ира мой поступок? Я не могу быть в этом уверенным, она теперь ребёнок. И наливаю водки в рюмку.

В ином свете

Он выращивал свиней. Всю сознательную жизнь. А дело, значится, это хлопотное, но прибыльное, свиноводство. Пятьдесят свиней в хозяйстве – это не так много, конечно, но и не мало, если считать, что с делами он справлялся сам. Жена умерла сразу, как родила ему дочь. Видно, что молву поветрием носит: очень хорошая женщина была, о ней долго в деревне хорошим словом отзывались. Так сказать, доброму Савве добрая и слава. Он долго переживал, чуть было к рюмке не приложился, но соседи отговорили. Одним словом, мужик взял себя в руки. Ему прекрасно было известно, как кормить поросят-отъёмышей, поэтому для него не составило труда выходить своего ребёнка, свою кровиночку. А жениться, надо сказать, он больше не смог – слишком любил свою жену, и не мог представить для своей дочери другую маму. Нет иной мамы, есть отец и мать в одном лице тогда. Дни бежали, дочка подрастала, о маме спрашивала редко – она не могла сравнить, что такое жить с мамой, а после только с папой. И хозяйство росло – уже не пятьдесят свиней в подворье, все сто! Училась дочка хорошо и, как заботливый отец, он все свободные средства вкладывал в ребёнка, чтобы потом девочка смогла поступить в высшее учебное заведение. А она хотела стать медиком, как мило с её стороны это выглядело, чтобы мамы не умирали у детей. Отец не возражал, медиком – так медиком, что может быть лучше? И продолжал работать: кормил маленьких поросят густыми влажными мешанками три раза в сутки (смеси делал вручную, душу вкладывал, однозначно), корм давал через равные промежутки времени, поддерживал чистоту; поил животных, часто с рук. Делал всё по норме, чтобы не осаливались поросята. Был ласков с ними, как с детьми малыми, а вырастали – ничего не поделаешь, некоторых под нож лично сам отправлял, хотя и жалко было. Взрослых особей он держал отдельно от молодняка. Поросёнок считался взрослым, достигнув веса тридцати килограмм. Откорм – основная цель разведения свиней, считал он, решающий показатель экономического результата. И он умел, никаких сомнений, его достигнуть, получая дешёвую мясную свинину по себестоимости. Сам же и разводил поросят, используя искусственное осеменение. У самок свиней овуляция происходит в ранние утренние часы. Поэтому он решил, сегодня не ложиться спать вообще, в два часа ночи вставать надо, а утром выспаться часок-другой. У соседа взял фильм на DVD для просмотра. Дочь уже спала, завтра в школу, десятый класс. Он включил проигрыватель, вставил диск. Странный фильм, подумалось ему, и вправду сказать. Почти без слов, и всё так узнаваемо. Главный герой деревенский романтик! Было видно, что в утренние часы он любил наблюдать за звёздами. Только небо светилось у него над головой да тусклая лампочка над входом в сарай – он, сидя на порожках, пялился на звёзды, на Луну, произносил непонятные монологи, говоря о пастухах и диче. Но вот небо осветили необычные шары. Он принял их за шаровые молнии. По сюжету ему приходилось их уже наблюдать – ещё одна загадка природы, вот она взрывчатка мироздания. И этой ночью так и было, он, видимо, знал, что это произойдёт. После обычно находили в полях вытоптанные круги местные фермеры. Сначала это казалось для всех в диковинку, а спустя некоторое время деревня привыкла к феномену. Чему быть того не миновать. После того, как уфологи из Москвы истоптали одному фермеру всё пшеничное поле, и он понёс убытки, больше никто не захотел обращаться к этим доморощенным учёным. Себе самому хуже сделаешь, а тайны не узнаешь, пожалуй. Никто из этих учёных не сможет понять, что иные миры сломали десять тысяч колосков, а люди – миллионы. Такие совсем обыденные мысли вертелись в головах жителей деревни, проводником которых был этот самый главный герой, романтик. Он тоже имел приусадебное хозяйство, растил подростка-дочь, делал своё дело, одним словом, но чувствовалось, что всё давно предрешено. Прямая из точки «А» не пересечётся с точкой «С», она всё равно упрётся в точку «В», только кривая изменится. На его лице ощущалась тревога, рыхлая кожа век дрожала, глаза слезились. Деревня, где он жил, постепенно становилась безлюдной. Люди то ли уезжали, то ли умирали, было не совсем понятно: дома пустели, их хозяева исчезали бесследно. Далее: топтание на месте, обыденность, тяжёлый труд – и пьянство, как итог. Многие разводили руками, а кто-то опускал руки совсем, вялый сюжет клонил ко сну. Не только зрителя. Белая пелена перед глазами. И вот приехал покупатель – просигналила машина. Покупатель приезжал один раз в десять дней. С ним было выгодно работать, он хорошо платил. Слово за слово, дело было сделано. Расплатившись, он сказал, что яйцеобразные формы облаков впервые видит (они висели над ними), да чтобы ещё светились в тёмное время суток!.. Хозяин подворья произнёс: любопытное кино – и всё стало исчезать после мощной вспышки; она ослепила, в глазах засияло яркое жёлто-красное пятно, в ушах жужжания шмеля… и знакомый голос дочери: «Папа, папа, мне страшно!» Дочь спала, он это знал, а теперь её голос слышался совсем где-то рядом. Он хотел её успокоить, но слова исчезли в пустоте пространства, он хотел броситься ей на помощь, но ноги парализовало, они не слушались его. Пятно рассеялось, жужжание шмеля усилилось, он увидел покупателя, превращающегося в маленького серого карлика, который уходит по лучу света вместе с его дочерью… хлопок – и всё как будто вернулось на свои места. Он очнулся, выключил телевизор, который приглушённо шумел, – вот откуда этот звук! Я, кажется, проспал. Больше, чем предполагал. Надо приниматься за работу. За окном ещё темно. Господи, старый балда, решил развлечься! Тьфу! А свиноматки ждут папку! Проходя мимо спальни дочери, заглянул к ней: подросток отсутствовал в своей постели. Он подошёл к кровати, дотронулся рукой до простыни: она хранила ещё тепло её тела. «Что же это такое?» – задался он вопросом. Страшилка была близка к тому, чтобы сбыться… И она сбылась – не воротилась дочь. «В гостях воля хозяйская, – повторял он соседям одни и те же слова каждый день, завидев кого, – а кто они, чтоб дочь мою удерживать? Не люди! Мы у них бычки на верёвочке». На что соседи отмалчивались, а когда раздосадованный горем отец шёл прочь, говорили полушёпотом: «Совсем старик с ума сбрендил, видимо, – загуляла его дочь, загуляла, сбежала от него и от его свиней».

Виктор усталый и счастливый с букетом цветов, запыхавшись, стоял у квартиры и безуспешно звонил в дверь.
Затем достал запасной ключ, вставил его в скважину, и открыл дверь.
В квартире стояла непривычная тишина и был не проветренный воздух.-Спят наверное еще- подумал он; снял куртку и вошел в спальню. Кровать заправлена; шифоньер пуст. Виктор был в недоумении, где Зарина и малышка Ярославна.?
Он машинально набрал номер Зарининой сотки- шли длинные гудки, абонент не отвечал. В отчаянье он из холодильника достал бутылку с виски, налил в рюмку и выпил залпом, не закусывая. От усталости и потрясения он не почувствовал даже вкуса виски, налил себе еще, и еще, напился и, свалившись на диване, в зале, крепко уснул. Его разбудил заливистый звонок в дверь. Виктор с надеждой метнулся к двери. В дверях стояла Олеська.-Привет! - уже вернулся вижу я- она
вошла без приглашения, прошла на кухню, заметив полупустую бутылку с виски, присвистнула- Это не горе Витя, это спасение. -Ты о чем намеками? Я не врубаюсь что-то, -ответил Виктор. Его после вчерашней пьянки тошнило, болела голова. -Опохмелись -Олеська из холодильника достало ему банку пива. -Запасся вижу. -Да нет, это Зарина видно затарила к моему приезду.
-Забудь свою Зарину.
-Не понял, говори, что знаешь, а намекать хорош душу терзать.
-Ладно только без глупостей Витя.
-Твоя Зарина ушла от тебя к другому, к отцу ее ребенка.
-Мне тебя Витя жаль, на фиг ты меня променял на нее, ни у тебя, ни у меня в личной жизни не сложилось, ты хоть это понимаешь.?
У Виктора от неожиданности услышанного кровь ударила в виски, кулаки сжались в гневе.
-Кто он, говори.?
-Успокойся олень, спили рога-съязвила Олеська, хлебнула из банки пива и заплакала. Виктор подошел к ней, обнял за плечи и успокаивал: Не плачь, выкладывай медленно и с расстановкой. Олеська резко встала и, всхлипывая, попросила его дать ей слово, что он не натворит глупостей, и не будет устраивать разборки.- Обещаю, взяв себя в руки, -сказал Виктор.
-Отцом Ярославны является мой брат, Егор.- Что!-Вскричал Виктор, что ты за бред несешь?- Это не бред, это правда Витя, они встречались два года. - Тогда он негодяй! Бросил ее в таком состоянии- горячился Виктор. У него от гнева вздулись вены на висках.,. лицо побагровело. Олеська струхнула не на шутку и замолчала. Затем, защищая брата, рассказала Виктору, что Зарина сама во всем виновата. Брат ее любил, Зарина пользовалась этим. Брат влез в огромные долги, ради нее,Чтобы вылечить ее брата за границей. У брата Зарины была лейкемия. когда кредиторы стали угрожать брату. он, чтобы спасти Зарину и ребенка, наговорил ей всякие гадости, чтобы она уехала к матери в село. Там безопаснее.. Потому что те люди, которым он задолжал способны были на все.
-Где они?-Взбешенный Виктор схватил Олеську за руку и сжал ее- Отпусти, мне больно. -Они уехали из этого города. -Куда? -За границу, в Израиль.
У Виктора все поплыло перед глазами, сжало грудь и он,хватая воздух руками, рухнул на пол.
Скорая на всех порах, сигналя, мчалась с оглушительной скоростью.
Олеська Спешила в больницу, сегодня выписывали Виктора.
Много лет спустя, когда Олеська с Виктором поженятся, они будут благодарить небеса за то, что они подарили им такое счастье быть вместе и навсегда.

О том, что согласилась помочь Катьке и привезти с дачи коробку с карнавальным костюмом, я пожалела ещё не доехав до Сосновки. Лёгкий пушистый снежок, пролетавший с утра редкими снежинками за окном, к обеду превратился в настоящую метель. Дорогу заметало на глазах. Видимость упала, наверное, вдвое. Дворники уже с трудом справлялись с налипавшим на лобовое стекло снегом.

Я тащилась со скоростью 40 км/ч и с ужасом думала о том, как доберусь обратно, если снег продолжит валить такими же темпами. Моя БМВ была совсем не приспособлена для езды в экстремальных условиях. Низкая посадка и задний привод оставляли мне мало шансов выбраться из сугроба, если меня угораздит угодить в занос.

100 км, отделявших Сосновку от Киева, теперь казались мне в пять раз длиннее. И если обычно я пролетала это расстояние максимум за час, то сейчас тащилась уже почти два. А до Сосновки было ещё по крайней мере 20 километров. С того момента, как я свернула с шоссе, на просёлочной дороге мне не встретилось ни одной машины. Конечно! Какому ещё идиоту кроме меня вздумается тащиться в дачный посёлок зимой, да ещё в такую погодку!

Ветер продолжал неистово швырять в стекло пригоршни снега. По обе стороны от дороги тянулись бесконечные поля, края которых тонули сейчас в снежном тумане. Мне вдруг показалось, что я одна, совсем-совсем одна, среди этого белого безмолвия. Стало неуютно. А что если я застряну на этой чёртовой дороге? Я поежилась и включила радио погромче. Лезет же в голову всякая ерунда!

Однако, Катька не отделается одним мартини за эту поездочку! Сидит сейчас небось в тёплом офисе, пьет кофе со сливками и болтает со своим Лёшкой по аське.

Карнавальный костюм, который понадобился Кате на новогодний корпоратив, валялся на её даче уже третий год. Ещё с того времени, как мы шумной студенческой компанией отметили в её домишке Новый Год. Весело же мы тогда погуляли… Я улыбнулась, вспоминая то празднование. Все нарядились в костюмы и устроили что-то вроде карнавальной ночи. Гулянка продолжалась три дня. А потом, когда постепенно все стали разъезжаться, сил на уборку конечно не осталось. Мы с Катькой просто сгребли свои костюмы и весь антураж, оставшийся с новогодней ночи, в большую коробку и отнесли на чердак с твёрдым намерением забрать вещи в свой следующий приезд. Но там всё это благополучно пылилось вот уже два года. И конечно пылилось бы дальше, если бы у Кати на работе не решили организовать костюмированную вечеринку в качестве предновогоднего корпоратива.

Предупредили сотрудников заблаговременно, но моя безалаберная подружка как всегда дотянула до последнего, так и не купив наряд. И вот сегодня утром я услышала её жалобный голосок в трубке мобильного. Катюха буквально умоляла меня съездить к ней на дачу и привезти давно забытый костюм. Ну да… Я ведь всё равно в отпуске. Немного посопротивлявшись для приличия я конечно согласилась. Тем более что заняться мне всё равно было нечем. До вечера все на работе, а сидеть дома тоже как-то не хотелось. Если бы я только знала, что погода так испортиться!

Наконец у обочины показался покосившийся и наполовину заметенный снегом указатель – «Сосновка». А вскоре я увидела и первые дачные домики у дороги. Утопавшая летом в зелени Сосновка, теперь казалась какой-то безликой. Я медленно ехала по дороге, стараясь не попасть колесами в яму, и думала о том, что хочу поскорее вернуться в город. По радио объявили штормовое предупреждение и попросили водителей не выезжать без крайней необходимости на личном автотранспорте в связи со сложными погодными условиями. На вечер синоптики обещали похолодание, усиление ветра и сильный снег. Ну вот! Отлично! В досаде я хлопнула рукой по рулю.

Катькина дача располагалась на отшибе в самом конце посёлка, можно сказать даже за его пределами. Одноэтажный домик прилепился на самой опушке. Сразу за забором начинался лес, который цельным массивом тянулся аж до границы с Белоруссией. Некоторые дачники говорили, что видели в этом лесу волков. Мне почему то вспомнились рассказы Джека Лондона об Аляске и о том, как светятся ночью волчьи глаза в заснеженном лесу.

С такими мыслями я подъехала к даче. Машину решила оставить перед воротами. Во дворе наверняка намело больше снега и я рискую увязнуть. Заглушив мотор, я взяла из сумочки ключи от домика и вышла из авто. Первое, что меня поразило это … тишина. Абсолютная тишина. Её нарушал лишь скрип снега под моими сапожками. Я на секунду остановилась и прислушалась. Звуки всё же были. Ветер раскачивал сосны в лесу и они скрипели, шуршали ветками. Стало как-то не по себе и я скорее припустила к дому.

Зайдя внутрь, я почувствовала себя немного лучше. Сейчас быстренько заберу костюм и еду обратно. Главное добраться до шоссе. А там всё будет проще. По крайней мере там хоть есть люди…

Я быстро прошла через прихожую в кухню, заглянула в комнату. Похоже незваные гости, дачные воры, не навещали Катьку этой осенью. Все вещи были на местах и в домике царил относительный порядок. Убедившись в этом, я взяла лестницу, стоявшую в прихожей и приставила её к стене. Прямо в деревянном потолке был небольшой люк, ведущий на чердак. Я стала осторожно подниматься по лестнице, сжимая в руке ключ от большого навесного замка. Когда до цели оставалось всего ничего, я почувствовала как прогнулась под моей ногой ступенька, тут же раздался сухой треск, нога провалилась в пустоту и я, моментально потеряв равновесие, полетела вниз.

Когда я открыла глаза, то не сразу поняла где я и что происходит. Вокруг было темно и пахло сыростью. Чуть приподняв голову я тут же почувствовала тупую ноющую боль в затылке. Осторожно поднявшись, я оценила обстановку – валяюсь на полу, в прихожей, на Катькиной даче. Прямо передо мной стояла злополучная лестница с одной проломленной ступенькой. Я повернулась назад. Очевидно, падая, я ударилась головой о большой деревянный сундук, стоявший у стены, и потеряла сознание. Осторожно коснулась затылка, крови нет, но шишка будет точно.

Я поднялась, чуть кружилась голова. Сколько же я пробыла в отключке? Часики на руке показывали шесть часов вечера. Ого… Почти 3 часа я была без сознания! А вдруг у меня сотрясение мозга? Хотя чему там сотрясаться, если я согласилась на эту дурацкую затею с поездкой на дачу… Медленно, стараясь не делать резких движений головой, я дошла до двери и потянула её на себя. В лицо тут же ударил морозный ветер и налепил на ресницы и волосы тысячи снежинок. Я нагнула голову и спустилась с крылечка. Ноги тут же провалились в снег выше щиколоток. Путь до машины я преодолела почти вслепую. Снег залепляющий глаза, набивался за шиворот, норовил попасть в рот.

Оказавшись в машине, я первым делом потянулась к мобилке. Меня, наверное, уже обыскались! Но телефон грустно смотрел на меня серым экраном. Разрядился! Ну надо же! Я повернула ключ зажигания. Включила дворники и фары. В двух полосках света перед машиной простиралось девственно белое снежное покрывало. Снег был повсюду. Видимость была метров 100, не больше. Ветер в причудливом хороводе кружил миллионы снежинок поблескивавших в свете фар. Да уж… Ехать в такую погоду – это безумие. Дорогу занесло так, что я застряну, даже не выехав из посёлка.

Перспектива остаться на ночь в безлюдной Сосновке мне совсем не нравилась. Но застрять где-нибудь на середине просёлочной дороги, в поле – вариант ещё хуже. Вздохнув, я заглушила мотор и вышла из машины. Вокруг была непроглядная тьма. Скрип снега под ногами казался слишком громким. А пустота за спиной казалась осязаемой и будто бы смыкалась в узкое кольцо каждый раз когда я делала шаг. Стало жутко, хотя боятся здесь было абсолютно некого. Но перевести дух я смогла лишь закрыв дверь на все замки и привалившись к ней спиной.

Два раза щёлкнув выключателем, я поняла, что света конечно же нет. Ничего! На кухне есть свечи. У Катьки всегда был стратегический запас на случай отключения электричества. А случается это в Сосновке очень часто. В кармане куртки я обнаружила зажигалку и осветив себе путь двинулась на кухню. Свечи обнаружились на привычном месте и уже через пять минут я сидела в комнатке, освещаемой мягким жёлтым светом. Снимать куртку совсем не хотелось. В домике было холодно. Можно конечно разжечь буржуйку, но возиться с этим совсем не хотелось. Я поджала под себя ноги и накрыла их пледом, лежавшим на диване. Болела голова, а в животе сердито урчало. Мне до слёз стало жалко себя и тут же захотелось разреветься. Но я снова вспомнила героев Джека Лондона, мужественно переносивших тяготы суровой зимы и даже ночевавших в лесу у костра. Моё же положение намного лучше. Я в доме. Здесь есть печка. Можно вскипятить себе чай и открыть баночку варенья. Так что нечего вешать нос! В конце концов это приключение, а я их так люблю. Это вносит разнообразие в серость городских будней.

Я заставила себя подняться и протопать на кухню. В шкафчике, как я и ожидала, обнаружился чай и несколько банок варенья. На полу у буржуйки аккуратной стопкой лежали дрова и старые газеты. Я конечно не спец в разжигании печек, но после получаса моих трудов, в железном окошке буржуйки ярко разгорелся огонь. Я взяла чайник и огляделась по сторонам. А воды то нет! Зато на улице полно снега – чем не вода? Я неожиданно развеселилась, представив себя героиней какого-то фильма про полярников и направилась с чайником на улицу.

Спустившись с крыльца, я присела на корточки и стала кружкой набирать снег в чайник. За спиной скрипнула дверь от чего я чуть не подскочила на месте. Набрав, достаточное как мне показалось количество снега, я поднялась и пошла к дому. Скрип сосен и шум ветра в лесу странно завораживал. Я остановилась и замерла, глядя на чёрную полосу леса, начинавшуюся прямо за домом. Забор у Катьки был из металлической сетки и не мешал обзору. На какую-то долю секунды мне показалось, что в ночной тьме между деревьями ярко горят две пары хищных глаз. Обругав себя за не в меру разыгравшееся воображение, я буквально взлетела на крыльцо и захлопнула за собой дверь.

Чай из талого снега оказался отменным, а абрикосовое варенье показалось мне с голоду изысканным лакомством. Желудок перестал сердито урчать и мне стало уютнее. Дрова весело потрескивали в буржуйке, в домике стало значительно теплее. Я сняла куртку и укрылась пледом. Сейчас бы ещё хорошую книжку и вечер можно было бы не считать потерянным. Но книжки у меня не было. Таращиться на свечу, стоявшую на столе, мне тоже быстро надоело. В голову стали лезть всякие разные мысли. Например, о Юрке… Мы вместе вот уже почти год, но откровенно говоря, смысла в этих отношениях я не вижу. Почему? Наверное, потому что не люблю Юру. Да, я уже давно поняла это. Есть только привычка и немножко жалости. А ещё нежелание рушить эту хрупкую иллюзию под названием – «У меня есть парень». Юрка хороший, с ним спокойно и надёжно. Но нет того, что я понимала под словом «любовь». Ну или по крайней мере представляла. А может и нет её вовсе? Любви… И все эти сцены из фильмов и книжек лишь игра актёров и фантазия автора, не имеющая ничего общего с жизнью. В это верить не хотелось… Хотелось такой же сумасшедшей страсти, такого же накала чувств и даже таких же душевных страданий. Хотелось ЧУВСТВОВАТЬ… А с Юрой ничего такого не было. Как впрочем и ни с кем другим до этого.

Я зевнула. Хотя время было ещё раннее, но меня стало клонить в сон. Голова всё ещё продолжала болеть. Можно конечно сходить в машину за анальгином, но мысль о том, чтобы выбраться из-под пледа и выйти на улицу, не вызывала у меня энтузиазма. Поэтому я просто устроилась поудобнее и закрыла глаза.

Проснулась я от ощущения, что на меня кто-то смотрит. Открыла глаза и увидела, что в углу комнаты, прямо напротив дивана, сидит... огромный белый волк и смотрит прямо на меня. Его глаза горели голубовато-зелёным огнём. Страх парализовал меня, я не могла пошевелиться.

Продолжение следует...

Так не бывает

Почти фантастические рассказы

Виктор Мельников

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Другие женщины

Я, конечно, ждал этих слов, или подобных этим, я, можно сказать, привык к ним.

По её мнению, если судить, я убегаю от неё. Это не так. Я ухожу на время, да. Но не убегаю совсем.

– Ты разлюбил меня, Игорь, – продолжает Ирина.

– Я привык, – говорю, но она как будто не хочет слышать.

– У тебя есть любовница. Не отрицай. И что она может тебе дать? Скажи?

– Успокойся, – говорю я, пытаясь прекратить этот разговор. – Тебе не идёт такой тон.

– Нет, ты скажи, Игорь. Честно скажи!

Я молчу, глядя в потолок.

– Что тебе от меня нужно, тогда скажи?

На этот вопрос я не могу точно ответить. И говорю первое, что приходит на ум.

«Боже, как хорошо! Наконец-то я одна – ни мужа, ни детей. Двадцать дней полной свободы, после двадцати лет заточения». Мысли Леры вяло перетекали по извилинам серого вещества, а тело, распластавшись на песке, нежилось в мягких лучах заходящего солнца. Она приехала в санаторий уже к вечеру и, быстро оформившись и надев купальник и легкий сарафан, сразу отправилась на пляж. Народу было немного. Начало сентября выгнало большинство отдыхающих в свои города и веси, и только те, которые не были обременены заботой о детях, сейчас находились здесь. В основном это были одинокие, уже немолодые люди и Лера, в своем ярком купальнике на стройном, еще не загорелом теле, широкополой шляпе на белокурых волосах, и больших розовых очках сильно выделялась из этой массы. Она пробыла на пляже больше двух часов, и явно, подошло уже время покинуть это дивное место. Но была такая лень, что она не могла сдвинуться с места. Взгляд ее прикрытых глаз был устремлен вдаль, где кончалась кромка берега, и начиналось голубое, как небо море. «Никогда не устану смотреть на бесконечную воду, как же оно величаво это море: огромно, прекрасно, но и опасно. Надо же уже и стихами заговорила. А это кто там? О! Какой мужчина! Длинноногий, высокий, загорелый, прямо фотомодель. И, что это? Он идет ко мне?»
- Простите, с вами все в порядке? Уже никого нет на пляже, а вы лежите не шелохнувшись.
Лера подняла на лоб очки и игриво посмотрела на мужчину, который вблизи оказался несколько старше, чем ей показалось, и к тому же с очень знакомым лицом. Спросить «Не встречались ли раньше – это так банально».
-А, вы что спасатель или доктор, нет – вы смотритель пляжа, блюститель порядка.
-Ну, зачем вы так? Я, правда, забеспокоился, уже поздний вечер, загорать уже поздно, а вы лежите без движения.
-Спасибо, что побеспокоились, но напрасно. Я приехала сюда именно отдохнуть от людей, от знакомых, от семьи. И заводить новые знакомства не входило в мои планы.
-Простите еще раз, я и не собирался с вами знакомиться, - сказал обиженно мужчина и повернулся, что бы уйти.
«Неужели сейчас уйдет, как глупо. По-моему я переборщила». Лера встала, свернула бамбуковую подстилку, накинула сарафан и пошла в сторону санатория. Мужчина тоже взял свои вещи и шел следом. Она остановилась, подождала его и сказала.
-Одно из двух: или вы преследуете меня, или мы отдыхаем в одном санатории.
Почувствовав, что эта красивая женщина, все-таки, не прочь с ним познакомиться, мужчина поспешил догнать ее.
- Вы правы, я отдыхаю в санатории «Надежда» уже целую неделю, поэтому вас преследую, вернее, следую за вами.
Они пошли рядом, разговаривая о море, санатории и погоде. Подойдя к санаторию, они совершенно подружились и договорились встретиться завтра на пляже. Мужчину звали Кирилл Полянский. Он работал в порту Новороссийска, и сюда приехал подлечить сердце, как и Лера. Имя Лере ни о чем не говорило, а вот фамилия была знакома. Она взяла ключ, поднялась в двухместный номер, который занимала одна, и все время про себя повторяла «Полянский, Полянский, где же я встречала эту фамилию? И лицо ведь знакомо". Но, так и не вспомнив, она приняла душ и легла спать.
Утро было солнечным и сулило замечательный день. Лера сходила на завтрак, потом к врачу, потом на процедуры, потом на обед и на пляж выбралась только после обеда. То место, где она вчера расположилась, было занято. Еще издалека Лера поняла, что это Кирилл. Увидев Леру, он поднялся и пошел ей навстречу.
-Я заждался! Лера, почему так поздно?
- А, вы, что меня с утра здесь дожидаетесь?
-Ну, не с утра, конечно, хотя…
-Пойдемте лучше купаться, - сказала Лера и, взяв его за руку, потянула к воде.
Кирилл побежал с ней, они с разбегу плюхнулись в воду, подняв тучу серебристых брызг, и поплыли на песчаную косу, находившуюся метрах в пятидесяти от берега. Лера неплохо плавала, но ее спутник держался все время рядом, готовый прийти ей на помощь в любую минуту. Когда же они доплыли до косы, где воды было по пояс, и она была настолько прозрачна, что просматривалась каждая песчинка, Кирилл оставил Леру и поплыл дальше в море. Лера залюбовалась им, он плыл брасом и загорелый торс мелькал над водой, дразня Леру своей мощью и сексуальностью. У нее затрепетало сердечко, она почувствовала, как заломило в самом низу живота и желание обладать этим мужчиной завопило в ее теле. Наконец он вернулся, немного уставший, посмотрел Лере в глаза и уловил то желание, которое бушевало в ней. Он обхватил ее за талию и притянул к себе. Лера не сопротивлялась. Они были по плечи в воде, тела были легкими, как пена от волн, набегавших на берег. Кирилл, положив свои огромные руки на круглую упругую попку Леры, прижал ее к своим бедрам. Губы их встретились. Поцелуй был упоительно долгим и сладким.
-Я хочу тебя, - прошептал Кирилл.
-Я тоже. Но ведь кругом люди.
-Да черт с ними. Мы их не знаем, они нас тоже, да и далеко мы от берега.
Кирилл развязал завязку от купальника на шее Леры и обнажил ее полную напряженную грудь. Волны мгновенно обласкали ее своим прикосновением, возбуждая еще сильнее. Кирилл взял грудь рукой и поднес к губам, облизнув затвердевший сосок. Лера застонала, откинув голову назад. Напрягшаяся плоть Кирилла разрывала ее бикини. Он опустил руку в воду и опустил плавки. Лера, помогла ему войти в себя, и акт любви и похоти слился воедино. Мир не существовал вокруг. Лера была замужем двадцать лет и никогда не изменяла мужу. А здесь, она даже не поняла, как все быстро случилось. Она не могла об этом думать. Она вообще ни о чем не думала. Ее тело взорвалось волной небывалого наслаждения, испытанного впервые в жизни. Кирилл выпустил ее из рук, и подняв за подбородок, заглянул в глаза.
-Ты чудо! Я не испытывал такого ни с одной женщиной, - он нежно поцеловал ее в губы.
Лера промолчала, только провела пальчиком по его волосатой груди и поплыла к берегу.
На берегу, она взяла свои вещи и пошла в санаторий. Она не могла определиться, как поступать дальше. «Ведь повела себя, как дешевая проститутка. Второй раз вижу мужика, и уже отдалась ему, да где? На виду у всего пляжа. Правда, людей там было не много, да и занят каждый собой. Но это не важно. А что важно? Боже, как же было хорошо. Еще хочу. Плевать на условности. Пусть будет, как будет». Она остановилась. Посмотрела назад, ушла еще не далеко и вернулась. Расстелила на песке подстилку и легла загорать.
Кирилл увидел, что она вернулась, подошел и сказал:
-Лера, я приглашаю тебя вечером в ресторан, пойдешь? В девять встретимся в холле.
-Пойду, - просто сказала Лера.
-Тогда до вечера, - и Кирилл ушел с пляжа.
Вечер был теплым и Лера надела короткое облегающее платье, она в свои сорок лет выглядела очень молодо и одевалась смело и экстравагантно. Кирилл сначала, даже, не узнал ее. А когда, наконец понял, что это она, стал осыпать комплиментами, восхищаясь ее красотой и элегантностью. В ресторане они пили шампанское и закусывали фруктами. Лера быстро захмелела, и дневной эпизод на море не казался ей таким уж безобразным. Кирилл же всячески угождал ей, и в его поведении не было даже намека на продолжение близких отношений. Они разговаривали о жизни, о работе. Лера знала уже, что он всю жизнь служил на флоте, сначала во Владивостоке, потом в Новороссийске. А теперь на пенсии, работает в порту. Обещал Лере свозить ее в Новороссийск и показать порт и корабли. Лера сказала, что она уже видела корабли в молодости, когда была во Владивостоке на путине, но те корабли были не военными. В общем, у них нашлись общие интересы и они, покинув ресторан, пошли гулять и проговорили почти до рассвета. Не заметили, как оказались у моря.
-Давай искупаемся, Лера, ведь ты никогда не купалась в ночном море.
-Без купальника?
-Подумаешь! Мы ведь вдвоем и еще довольно темно.
Он подошел к Лере, на которой было надето платье без бретелек. Опустил его на талию, освободив прекрасную грудь молодой женщины. Снял с себя легкую рубашку и прижался к этой восхитительной груди.

Окончание следует, если читатели будут не против.

Бухгалтеру о налогах и кадрах. Налоги, бухгалтерия, отчетность, ККМ

Так не бывает. Виктор Мельников - Так не бывает