Раздел X Таможенное сотрудничество Статья 135В рамках применения настоящего Договора Совет, действуя в соответствии с процедурой, предусмотренной в статье 251, предпринимает меры с целью укрепления сотрудничества в таможенной области между государствами-членами и между

2. Византия и торговля

Немаловажную роль в жизни византийского общества играла торговля. Византийские купцы на востоке торговали с Цейлоном, Индией, Китаем, Ираном, Средней Азией; на юге вели оживленную торговлю с Аравией и Эфиопией; на севере корабли византийцев достигали Британии и Скандинавии. С Востока в Византию привозили шелк-сырец, слоновую кость, золото и драгоценные камни, жемчуг, благовония и пряности, а вывозили ткани, вышитые одежды, ювелирные и стеклянные изделия.

В торговле Запада со странами Востока византийцы в течение долгого времени оставались монополистами. Возросли масштабы торговли Византии со странами Причерноморья и Кавказа. Византийские золотые солиды имели широкое хождение и играли роль международной валюты. Никогда позже византийская торговля не достигала такого огромного размаха, как в период до арабского завоевания и отторжения от империи ее восточных провинций.

Ни в одной сфере общественной жизни отличие Византии от Запада и ее сходство со странами Востока не бросается так явно в глаза, как в организации государственной власти. Вместе с тем именно в этой области особенно устойчивыми оказались традиции поздней Римской империи. В ранней Византии продолжала существовать римская система налогообложения. Государственное управление было полностью централизовано и сосредоточивалось в императорском дворце в Константинополе. Все высшие чиновники назначались императором, центральное правительство контролировало провинциальное управление. Армия строилась по римскому образцу.

Централизация государства накладывала отпечаток и на социальную структуру Византии. Именно наличие централизованного государства определило такие особенности общественного строя империи, как существование многочисленных категорий крестьян, подчиненных непосредственно государству, прикрепление крестьян к деревням и налоговому тяглу, государственная регламентация ремесла и торговли.

По своей политической структуре Византия представляла самодержавную монархию. Император мог казнить подданных и конфисковать их имущество, назначать и смещать должностных лиц, издавать законы. Он был высшим судьей, руководил внешней политикой и командовал армией; его власть считалась божественной. Однако власть императора ограничивалась сенатом, государственным советом и организациями свободных горожан. Власть Василевса (императора) не являлась привилегией какого-либо аристократического рода, поэтому по закону она не наследовалась сыном императора. Подобное положение открывало путь политическим и военным переворотам, делало престол шатким. Император имел личное и положенное ему имущество и источники доходов, но доходы от государственного имущества шли на государственные нужды.

3. Византия в период правления Юстиниана

В период правления Юстиниана (527–565), когда Византия достигла наивысшего экономического расцвета, были предприняты попытки восстановления Римской империи. Византия вела войны в Северной Африке, на Сицилии и в Италии. На завоеванных землях восстанавливалось рабство и римская система налогообложения, основой которой являлись подушная и поземельная подати. Внутренняя и внешняя политика Юстиниана была направлена на усиление централизации государства и укрепление экономики империи, на активизацию торговли и поиски новых торговых путей.

Юстиниан покровительствовал росту крупного церковного землевладения, но поддерживал и средние слои землевладельцев. Он проводил, хотя и непоследовательно, политику ограничения власти крупных землевладельцев.

Юстиниан вошел в историю как реформатор. Он облегчил освобождение рабов, ограничил эксплуатацию «приписных колонов», т.е. было запрещено устанавливать оброки сверх установленных обычаем. Для колонов были упрощены судебные тяжбы с господином.

Законодательство Юстиниана рассматривало «приписных колонов» как людей, обязанных своими платежами в первую очередь государству, а личную зависимость от господина – как установленную государством гарантию выполнения их обязанностей перед господином. Тем самым государство выступало против усиления личной зависимости колонов. При Юстиниане сформировалась византийская культура, был осуществлен пересмотр римского законодательства. Свод Юстинианова права утвердил незыблемость права частной собственности.

4. Византия в VII–XI вв. Переход от античности к феодализму

В течение всего VII в. Византия терпела крупнейшие военные поражения. К концу VII в. арабы завоевали всю византийскую Северную Африку, вторглись на территорию Малой Азии, утвердили свое господство на море.

В VII в. продолжалось заселение славянскими племенами Балканского полуострова, завершившееся образованием Болгарского царства (681 г.).

К концу VII в. территория Византии уменьшилась втрое по сравнению с VI в. В самой Византии происходили серьезные изменения. В середине VII в. большинство византийских крестьян стали свободными. Исчез колонат.

Крестьянин в VIII в. выступал уже не только как лично свободный, но и как собственник земли. Укреплялось положение византийской общины. Государство считалось с общинами как основными налогоплательщиками и оказывало им поддержку.

Крестьянское хозяйство было поликультурным. В нем сохранились основные виды плодовых и огородных культур, выращивался виноград и оливки. Общими усилиями обеспечивалось поддержание и строительство оросительных сооружений. Если крестьянин не использовал долю общинных угодий, но ею пользовался кто-то другой, то общинник получал соответствующее вознаграждение. Крестьянин мог отдать часть земли в аренду соседу на условиях уплаты морты, составлявшей 1 / 4 урожая. Арендатор-мортит – зажиточный крестьянин, обрабатывающий землю более бедного односельчанина. Существовала аренда исполу (половничество).

Община охраняла права собственности крестьянина и обеспечивала хозяйственное использование земли, получение от нее доходов и уплату государственных поборов. Крестьяне кроме поземельной подати платили подымное, выполняли разнообразные строительные повинности.

Постепенно менялось место городов в хозяйстве Византии. Из центров торговли и ремесла они превращались преимущественно в торговые центры. На смену крупным купцам, богатым судовладельцам и ростовщикам приходили мелкие торговцы. Сокращение внутриимперской торговли привело к тому, что город превратился в центр местного обмена, зависимый от сельской округи. Исчезла система принудительных ремесленно-торговых корпораций. Ремесло стало свободным. Но численность ремесленников сократилась. Сохранились лишь немногие крупные города как производственные, административные и военные центры, а также окраинные города, занятые обменом с соседними регионами. Возросло значение Константинополя, где сконцентрировалось крупное ремесленное производство, объединенное и контролируемое государственными корпорациями. В массовом производстве получили развитие кинонии – добровольные временные объединения отдельных лиц на основе договоров в целях достижения общей выгоды. Обычно кинонии были сообществами двух-трех лиц, объединявших капиталы, труд, имущество. Город перестал господствовать над деревней. По условиям жизни городское население мало чем отличалось от сельских жителей, исключение составляли лишь жители Константинополя.

В VIII в. в связи с постоянной угрозой внешнего вторжения коренным образом изменилось административное устройство Византийского государства. Старые провинции заменялись новыми военно-административными округами – фемами. Из свободных византийских крестьян, а также представителей других племен – славян, армян, сирийцев – в VIII в. создавалось особое воинское сословие стратиотов. За несение военной службы они получали от правительства в наследственное владение земельные наделы, освобожденные от всех налогов, кроме поземельного. Стратиоты составили главную силу войска и основу нового строя. Во главе фем стояли командиры войска – стратиги, которые сосредоточивали в своих руках всю полноту военной и гражданской власти в этих административных структурах. Фемы возникли в Малой Азии, где существовала постоянная угроза арабского нашествия. Формирование фемного строя растянулось на два столетия и было тесно связано с деятельностью иконоборцев.

Иконоборчество возникло стихийно как движение против почитания икон. С 726 г. оно стало официальной государственной политикой. Проведенная секуляризация церковных и монастырских земель дала государству средства на строительство укреплений и флота, производство оружия, выплату стратигам денежных пособий. Все эти мероприятия позволили создать боеспособную, стабильную армию, которая могла противостоять арабской коннице.

ТОРГОВЛЯ ШЕЛКОМИ КАРАВАННЫЕ ДОРОГИ

Экономическое соперничество государств, борьбу за торговлю тем или иным товаром знала еще древность. Возможность по своему усмотрению располагать ценами на товары, доставлять их на своих кораблях или перекупать их из первых рук в караванной торговле, - ставила в особо привилегированное положение то государство, которое этого добивалось.
Ремесло и торговля, высоко развитые в Византийской империи, претендовали на первое место не только в Средиземноморье, но и в Передней Азии.
Известно, какую огромную роль в промышленном перевороте, знаменовавшем переход к новому времени, сыграло введение в ткацкое производство хлопка. Но и в античности и в раннем средневековье производство тканей и выделка одежды имели значительный удельный вес в общей экономике. Шерсть, которую знали кочевые народы, в руках искусных ремесленников превращалась в тончайшие ткани, готовые хитоны и бурнусы. Льняная ткань служила преимущественно материалом для летней одежды. Шелк с древнейших времен производился в Китае, и способ его изготовления оберегался, как величайшая тайна.1
В эпоху Римской империи произведение китайских рук - шелк - стал известен в Средиземноморье. Это была дорогая ткань, которая "ценилась на вес золота". Из шелка шили праздничные одежды, его надевали во дворцах, богатых виллах, как роскошь приносили в дар богам, покрывали им алтари, ткали культовые одеяния; о нем мечтали для подвенечной одежды невесты и с жадностью уносили в качестве добычи варвары.
В раннем средневековье шелк стал сравнительно распространенным, но оставался все же дорогим и изысканным товаром, как об этом свидетельствует в IV в. Аммиан Марцеллин - ... "Seres... conficiunt sericim, ad usus antehac nobilium, nunc etiam infimorum sine ulla discretione proficiens".2
К концу V и до начала VII в. н. э. на Ближнем и Среднем Востоке торговля шелком приобретает особенно большое значение. Она становится одним из весомых мотивов во внешней политике Византии. В доставке и продаже шелка оказались заинтересованными не только главная соперница Византии - Персия, но и Эфиопия, арабские княжества, согды и тюркский каганат. И в этом случае Константинополь наследовал связи, традиции и задачи Рима, который настойчиво стремился освободить и захватить ближайшие торговые пути. Одна за другой уступили его натиску: Петра, центр Набатейского государства (106 г. н. э.), Осроена с большим торговым городом Эдессой (216 г.) и, наконец, была покорена розово-мраморная красавица Пальмира со всей своей обширной областью (273 г.)
С IV в. империя уже непосредственно граничила с Ираном как в Междуречье, так и на Кавказе. Несомненно, что интересы экономического характера - торговля со Средним и с Дальним Востоком - были в центре несколько фантастических замыслов последнего язычника на византийском престоле - Юлиана. Неудачный поход 363 г., закончившийся смертью Юлиана, был задуман наподобие экспедиции Александра Македонского.
Не случайно то внимание, которое уделяют торговым связям Византии основоположники марксизма. "Константинополь, это - золотой мост между Востоком и Западом...".3 Константинополь - политический, административный, торговый и умственный центр империи - был "огромным торговым рынком" до того времени, пока не было найдено "прямого пути в Индию",4 и этот огромный рынок среди прочих товаров сосредоточивал и привозимый из Китая и Средней Азии шелк-сырец и шелковые ткани, которые отсюда уходили еще дальше на запад.
Торговые пути из Срединной империи во второй Рим шли и сушей и морем. И те и другие приводили к иранским границам.
Географическое положение сасанидской державы имело в этом случае все преимущества, так как сухопутные дороги с Востока приводили к ее границам, на западном побережье Индии преобладали ее фактории, а на Цейлоне персидские купцы издавна занимали первые места.
Караванный путь из Китая шел через оазисы Средней Азии. С I в. до н. э. он проходил по северной окраине пустыни Лоб-нор, через Лу-лан; с новой эрой (2 г. н. э.) была открыта "новая дорога севера", которая прошла через север Турфанского оазиса и надолго сохранила положение главной торговой магистрали.5 По бассейну реки Тарим, через главные города Согдианы, караваны достигали границ Ирана. Обойти его из Средней Азии можно было только обогнув Каспийское море с севера и, переправившись через Кавказский хребет, достигнуть Константинополя. Но этот путь был очень труден, проходил по солончаковым и безводным степям, требовал переправы через большие многоводные реки, и движение по этим местам могло представлять опасность для жизни. К передвижению здесь прибегали лишь в редких, исключительных случаях, здесь не было установившегося, привычного пути, во всяком случае до IX в.
Морским путем, по которому вывозили шелк, был Индийский океан - Эритрейское море, по которому плыли к берегам Индии и на остров Цейлон (Тапробан). Наряду с пряностями, жемчугом, драгоценными камнями, отсюда вывозили щелк, доставлявшийся из Китая. В Персидском заливе и Индийском океане персидские корабли господствовали, с ними соперничали только эфиопские суда, поэтому византийские купцы поддерживали постоянные сношения с государством эфиопов. По Эритрейскому морю в их гавани регулярно ходили византийские корабли. Но к Адулису, главному порту Эфиопии, был и другой путь, по Аравийскому полуострову, требовавший затем лишь небольшого переезда по морю из Иемена. Из Сирии, через Палестину, Петру, по западному берегу Аравии до его южного мыса тянулся древний "путь благовоний". Эта караванная дорога сыграла выдающуюся роль в истории, так как она обусловливала южно-арабскую торговлю. Из всех этих возможных путей обычно Византия пользовалась посредничеством персидских купцов, приобретая из их рук шелк и шелковые изделия.

Благодаря посреднической торговле шелком персы получали большие доходы. Для империи получение этого товара из их рук было невыгодно, приводило к экономической зависимости, к необходимости подчиняться назначаемым на шелк ценам. А Иран пользовался этой возможностью, повышал цены на шелк-сырец, который подвергался обработке в византийских мастерских, тем самым вынуждая повышать цену и на изделия. Византия, со своей стороны, стремилась установить определенные цены и взимать соответственные пошлины, для чего обычно назначались определенные города, в которых и находились таможни.
В договоре, заключенном между императором Диоклетианом и шаханшахом Нарсесом в 297 г., местом торгового обмена назначался Нисибин, "город, лежащий на Тигре". По сообщению Петра Патрикия,6 именно этот пункт вызвал более всего возражений со стороны шаха, и только настойчивость посла Сикория заставила его согласиться и на это. Возражения шаха можно отнести за счет нежелательного стеснения персидской торговли. В последней большая доля приходилась на шелк.
Можно также отметить, что, желая сделать подношение императору Феодосию, Шапур III (383-388) послал ему в подарок шелк, считая его большой ценностью.
К 408-409 гг. относится закон Гонория и Феодосия, устанавливающий три пункта таможенного досмотра. Прежде всего это 1) Нисибин, уже упомянутый в договоре 297 г., 2) Калиник (Ракка) - на левом берегу Евфрата и 3) Артакса - Арташат - на берегу Аракса, в среднем его течении.7 Торговля помимо этих пунктов запрещалась.
Длительный период войн между Ираном и Византией в первой половине VI в. прерывал и затруднял нормальный торговый обмен, что не могло не отразиться и на доставке шелка-сырца для византийских мастерских. Повышение цен на шелк вызвало кризис, тем более, что с частным ремеслом конкурировали большие государственные мастерские, гинекеи.
Когда в 562 г. был вновь заключен мирный договор между обеими державами сроком на 50 лет, то ряд пунктов этого договора устанавливал таможенные правила, нарушение которых строго каралось. Византийские и персидские купцы получали право провоза товаров через границу в тех пунктах, где находились таможни (п. 3), а именно - через Нисибин и Дару (п. 5), где проходил обычный торговый путь, по которому и следовало водить караваны. Всякий обход таможен, проезд с товарами, будь то византийскими или персидскими, без разрешения правительства, подлежал наказанию.8
Это запрещение простиралось и на арабов и "на торговцев других варварских народов обеих держав", т. е. на находившихся под протекторатом, подчиненных Византии или Ирану "варваров", купцы которых вели торговлю. Очевидно, арабы и другие народы не раз пытались провозить товары по обходным путям.
Договор устанавливал также правила возмещения убытков отдельным лицам и целому городу, потерпевшим от подданных другого государства. Убытки и потери, о которых идет речь, причиняются "не по праву войны или военной силой, а некоей хитростью и покражей". Они нанесены, следовательно, в торговых делах, которые велись обманом и хитростью. Дело о нанесении убытка одному лицу решалось в присутствии официальных лиц обоих государств, в пограничных пунктах. Потери, нанесенные целому городу, обсуждались судьями, которых государства посылали на границу. Неудовлетворительное решение кассировали, оно подлежало рассмотрению "стратига Востока"; наконец, обиженная сторона имела право делать представление царю обидевшей стороны. Не получив удовлетворения, обиженные могли считать мир нарушенным,9 casus belli был налицо.
Караванная торговля неизбежно создавала крупные торговые операции, которые производились в пограничных городах, на сезонных и годовых ярмарках; кражи и обман были обычным явлением и затрагивали интересы не только отдельных лиц, но и целых городов.
Правом беспошлинной торговли, и притом не в каком-либо определенном городе империи, пользовались "послы и следующие на казенных лошадях для оповещения". Они имели право рассчитывать на соответствующее внимание и заботу, а также торговать привезенными с собою товарами беспрепятственно и беспошлинно.10 Но это не должно было принимать слишком длительного характера. Если послы оставались на долгое время в какой-либо провинции и, следовательно, могли вести длительно свою торговлю, то им предлагали подчиниться общим правилам и не злоупотреблять своим положением.11 Неприкосновенность имущества послов и посланцев из другой страны была древним обычаем, одинаково принятым как на Западе, так и на Востоке. Беспошлинная покупка и продажа практиковались послами, и Лиутпранд в. в. получил разрешение приобрести разные сорта шелка, в том числе царского, пурпурового, и вывезти их из Константинополя.
Посольству Маниаха от согдов в конце VI в. тоже было разрешено ввезти в столицу и продать большое количество шелковых тканей.
Договор 562 г. входит в подробности, имеющие большой интерес для уяснения формальной стороны заключения дипломатических соглашений с Византией. При заключении этого многолетнего договора было оговорено, что "по древнему обычаю" год должен содержать 365 дней. После ратификации договора цари обоих государств обменялись грамотами договора (......). Грамоты были вписаны еще в две книги, причем тщательно выверяли точность перевода и по форме, и по смыслу. Подлинные грамоты были свернуты, и к ним были приложены печати на воске.12 Текст договора был составлен на двух языках - по-гречески и по-персидски - при участии двенадцати переводчиков: шести персов и шести ромеев. Экземпляр договора на персидском языке был отдан византийскому послу Петру, а на греческом языке был выдан Петром персидскому послу.13 Персидский посол, кроме того, взял экземпляр на персидском языке, не скрепленный печатями, византийский посол взял греческий экземпляр без печатей.
Несмотря на соблюдение всех сложных формальностей, договор этот был нарушен задолго до истечения его срока. Император Юстин II отказал персам в дотации. В то же время византийская дипломатия деятельно искала новых путей и соглашений за пределами Персии, поддерживала и прямых ее врагов - тюрков, и соперников в торговле - согдов.

ВИЗАНТИЯ И ТОРГОВЫЕ ПУТИ КАВКАЗА

Важное торговое значение Кавказа в значительной мере и было причиной того, что он являлся яблоком раздора между Византией и Ираном. Этническая его раздробленность способствовала тому, что отдельные территории могли попадать в руки более предприимчивых, активных и мощных соседей.
До времени арабского завоевания византийские хроники и законодательство пестрят упоминаниями различных городов Закавказья, особенно Армении. В частности, в IV в. Артакса - Арташат, - столица Аршакидской Армении, - упоминается как центр, в котором официально была допущена торговля империи с персами.14 В настоящее время установлено и местонахождение Артаксы на левом берегу Аракса в среднем его течении. Особо важного значения достигает Арташат в первой половине IV в., до походов Шапура II в 364-367 гг. н. э. С 428 г. политическим центром Армении становится соседний Арташату Двин, на который часто переносится это старое название. В арабское время Артакса была загородным местом при Двине, вероятно играла роль рабада, судя по тому, что арабские источники называют ее "городом красильщиков".
15 Карта Кастория, составленная во второй половине IV в. н. э. (см. иллюстр.), дает представление о многочисленных дорогах Армении, в частности, о тянувшихся из Арташата - Двина в Иверию к Армастике и Тфилиде (Тифлис, Тбилиси), на восток к городам Аксарапорти и Аквилеи, а на запад к Севастополю (Фазис) у впадения реки Фазиса (Риона) в Черное море. Развитые торговые связи Армении характеризует в своих трудах академик Я. А. Манандян, уделяя особенно много внимания итинерариям и исторической географии.16
Направление караванных дорог особенно характерно. Так, в Экбатане скрещивались северный путь, следовавший через Гекатомпил, и южный - из Мерва и Самарканда и из Индии через Кандагар. Из Эктабана в северном направлении пути шли на Арташат, а более короткий путь, минуя Селевкию, достигал Нисибина. Роль столицы сасанидов в торговле с Индией была очень значительной, так как индийские товары доставлялись туда с юга, через Персидский залив и вверх по Тигру. В торговле сухопутной товары Дальнего Востока, главным образом Китая, обычно привозились в Арташат и Нисибин, откуда они доставлялись в византийские пределы.17 В связи с этим находится возникновение ряда крупных городов на пути из Двина в Трапезунд, в том числе Ани, Каре, Арцни.18 О значении Ани как центра торговли и ремесла говорят данные раскопок.19 Культурное влияние Закавказья на всю Переднюю Азию давно установлено.
Эти факты общего характера превосходно объясняют, почему соперничество и борьба между Византией и Ираном неизбежно перекидывались в Закавказье. Часть Армении, находясь в орбите персидской державы, имела постоянные связи с той частью, которая была присоединена к империи,- этим в полной мере обеспечивался быстрый торговый обмен. Всякий раз, когда экономическая борьба между двумя державами переходила в войну, Армения втягивалась внее или становилась полем военных действий.
Торговые пути через Армению, возможность получить через ее посредство наряду с другими товарами и шелк, несомненно играли значительную роль в тех дипломатических сношениях, которые налаживала Византия. Известны многочисленные описания богатства, изделий и товаров в городах Закавказья. Чисто экономические интересы империи совершенно очевидны в инцидентах середины VI в. с цанами (лазами), где введение монополии тяжело легло наместный обмен и торговлю.
Но особенно существенно, что Византия намечает возможности своего влияния в Причерноморье и на Северном Кавказе. Одним из ее испытанных политических приемов была христианизация. Один из гуннских князей, Грод, правивший в Боспоре, на побережье Черного моря, принял в 534 г. крещение. Но это вызвало возглавленное его братом Маугером восстание гуннов, в результате которого Грод был свергнут.
Известен и другой факт, связанный с попытками Византии утвердить свое влияние на Северном Кавказе, - поддержка, оказанная ею в христианизации гуннских племен, начатой одним из представителей Албании (Армении).20 Эти племена, населявшие Прикаспийские области Предкавказья, были в состоянии кочевом или полукочевом; так, Захария Митиленский говорит, что у них нельзя было найти "покойного местопребывания". К этим гуннам был послан из Византии посол Пробос, который "пришел с посольством от императора, чтобы купить из них воинов для войны с народами". Вербуя наемников для войска. Пробос в то же время сделал ряд шагов для укрепления христианства и заключения дружественных сношений с этими племенами. Насколько дальнозорка была эта политика, видно из того, что лет через 30-40 византийские послы, отправленные в Среднюю Азию, попытались вернуться оттуда, обогнув с севера Каспийское море. Они везли с сопровождавшими их согдами большое количество шелка. Достигнув областей Северного Кавказа, посольство могло рассчитывать на дружески расположенных к ним гуннов.
Вообще же путь этот через Северный Кавказ и северное побережье Каспийского моря в Среднюю Азию, представлявший большие опасности, не был привычным.
В первой четверти VI в. при Юстине I (518-527) Византия особенно сильно чувствовала свою зависимость от персидской торговли. Шелк-сырец, доставлявшийся персами, обходился очень дорого; непомерно повышались из-за этого цены и на выделанный из шелка товар, что ставило под угрозу работу мастерских в Византии. Необходимо было искать новых возможностей для доставки этого драгоценного сырья.
С южной Аравией Византию связывали не только морские, но и караванные пути. В Иемене тогда утвердилось государство химьяритов, с которым, как и с арабскими шейхами, вдоль всего "пути благовоний" Константинополь поддерживал постоянные дипломатические отношения. Из Иемена корабли шли в Адулис к эфиопам, откуда снаряжались караваны судов наюго-восток Африки, на Малабарское побережье Индии и остров Цейлон.

Однако попытка Византии упрочить свои торговые связи в Иемене кончилась неудачей, как было выше указано. Чтобы соперничать в Индийском океане с персами, Эфиопия также не была достаточно сильна. Византийской дипломатии приходилось продолжать свою ловкую политику с различными арабскими шейхами и мелкими государствами, которые участвовали в караванной торговле и способствовали, в частности, перевозке шелка. Перед ней стала и другая задача,- минуя Иран, попытаться связать себя непосредственно с государствами Средней Азии и там получать в свои руки необходимое сырье. Эти попытки и были сделаны.

СРЕДНЯЯ АЗИЯ И ТОРГОВЛЯ ШЕЛКОМ

Два источника VI в. дружно утверждают, что в Византии не знали, как производится и что такое шелк, пока в царствование Юстиниана один перс не принес в выдолбленном посохе яйца шелкопряда, из которых вывелись черви и были им выпущены на тутовые листья.21 Прокопий располагает более подробным и близким к действительности рассказом. Два монаха, прибывшие из Индии, зная, что император Юстиниан находится в затруднении в связи с тем, что персы не стали продавать ромеям шелк-сырец, предложили ему внедрить разведение шелкопряда. Они могли это сделать, так как провели длительное время в "земле, называемой Серинда", где они в точности изучили, как происходит вся "механика" производства шелка.
Желая точнее определить, где именно находится Серинда, Прокопий добавляет, что это "земля, населенная многими индийскими народами".22 Читать следует.... - "где", по предложению Шаванна ("Serinda" dans lequel se trouvaient en grand nombre des populations hindoues).23 Эта поправка не обратила на себя внимания издателя Прокопия Хаури - он пишет:
Очевидно, речь идет о средней и центральной Азии или об одном из оазисов "шелковой дороги", известных теперь главным образом благодаря разысканиям и исследованиям советских ученых. Интересен трудСтэйна, которыйтак и назван - "Serindia". Юстиниан, повидимому, придал большое значение предложению монахов и тому, что шелк действительно является производным самой "природы" или "естества" червей. Привезти живых червей невозможно, но их зародыши или яйца могут выдержать длинное путешествие, притом каждый червь кладет множество яиц, а сохранить их можно, закопав в навоз. Юстиниан обещал монахам дары, если они приведут в исполнение обещанное.24 Тогда они предприняли вторичное путешествие в Серинду и, вновь побывав там, вывезли яйца шелкопряда в Византию. Черви вывелись и были выпущены кормиться на тутовые листья. Они окуклились и дали шелк. Принимая во внимание, что Прокопий ставит это свое сообщение в связь с ирано-византийскими войнами, и время, которое требуется для путешествия в Среднюю Азию или северную Индию, первое путешествие монахов могло иметь место в 550 г., второе - в 552 г., а их возвращение - в 553 или 554 г.25 Торговля со Средним и Дальним Востоком и тогда, как и позднее, была в руках, главным образом, несторианских купцов - как сирийцев, так и персов; языком их обычно был сирийский. Эти торговцы-путешественники и смогли завезти в Византию шелкопряда. Вопрос только - откуда они его вывезли?
Источники разноречивы. Феофан Византиец говорит, что они пришли "из страны серов". Судя по тому, что он же говорит, что торговые города и гавани "серов" принадлежали сначала персам, а затем перешли к тюркам, не может быть, чтобы подразумевались китайские города и гавани. У Прокопия фигурируют два названия: Индия и Серинда. Следовательно, это не Китай, а области либо северной Индии, либо Средней Азии. Наиболее вероятно, что это речь идет о городах, торговых центрах и гаванях, которые были вовлечены в торговлю шелком, а это, в первую очередь, были среднеазиатские, согдийские центры, политическое господство над которыми перешло от кушан к эфталитам, а от них к тюркам. Сюда-то и прибыли персы-монахи и отсюда могли вывезти яйца шелкопряда. Серинда - это перепутье между Дальним и Ближним Востоком, та Средняя Азия, в которой трудолюбивые и искусные согды занимались ремеслом и торговлей. Средняя Азия играла важную роль в транзитной торговле как с Китаем, так и с Индией. Карта Кастория дает в этом отношении богатый материал и указывает на ряд путей, связывающих Среднюю Азию с Индией.
Раскопки советских археологов все больше и больше раскрывают историческую роль и важное значение среднеазиатских областей и городов в древности и средневековье. Благодаря неутомимой деятельности и трудам С. П. Толстова, выдающееся значение Хорезма, лежавшего на большой караванной магистрали, доказано. Торговые связи этого крупнейшего центра были чрезвычайно обширны. Хвалиссы - хорезмийцы действительно веками играли международную роль. Хорезм нельзя было миновать ни крупным державам, ни кочевым народам, приливавшим, волна за волной, на территорию Средней Азии.
Особенно ярко и выразительно о сношениях с далекими странами говорит одно из последних открытий С. П. Толстова. В тронном зале хорезмийских царей в Топрак-кала находится скульптура царя в типичной хорезмийской одежде и скульптурный фриз с изображением воинов его "гвардии". "Негроидный тип" этих воинов, составлявших личную охрану царя, напоминает эфиопов или "дравидов южной Индии". Их тело окрашено в темный цвет, губы вздуты, они имеют курчавые волосы. С. П. Толстов справедливо видит в этом указание на то, что хорезмийские цари вербовали свою гвардию из чужеземцев, вероятно, рабов. Негроидный тип указывает на то, что эти воины были или из южной Индии, "связь с которой хорезмийцы, несомненно, имели еще со времен кушанов, или еще более далекой восточной Африки".26
Связи с северной Индией у согдийцев были также самыми оживленными. Раскопки в Пянджикенде, которые ведутся в течение ряда лет под руководством А. Ю. Якубовского, показали исключительно высокий культурный уровень Согда, оригинальное и своеобразное развитие его искусства.27 Широкая торговля согдийцев хорошо известна, она была не только транзитной, так как согдийцы славились своим ремесленным производством; их товары вывозились далеко за пределы их государства, а шелковые изделия занимали в этой торговле одно из первых мест.
Для Семиречья А. Н. Бернштамом в целой серии работ убедительно доказано, что там скрещивались пути с Дальнего Востока - из Восточного Туркестана и Китая с дорогами из Согда и Ферганы, что здесь сохранились свидетельства связи с южной Сибирью, что можно найти следы общения с Византией и Ираном. Особый интерес в данном случае имеет наличие связи Семиречья с Индией.28
Путь в северную Индию хорошо был известен кушанам, которые двинулись сюда из Средней Азии. Тот же путь затем проделали и эфталиты. На дороге в Индию и выросли Балк (Бактра), Каписи (Беграм) и Таксила, расположенная несколько восточнее Пешавара. Особенно оживленные сношения с Римской империей, как можно судить на основании нумизматического материала, найденного в Беграме, существовали во II и III вв. н. э.29 В Таксиле констатировали наличие стеклянных изделий сирийского происхождения,30 а кушанские монеты имеют там разительное сходство с монетами Августа.31 Храм солнца в Таксиле известен из сообщения о путешествии Аполлония Тианского, путь которого в Индию лежал через этот город.32 После IV в. н. э. этот путь в Индию сохраняется преимущественно для областей Азии; для Рима и Византии значительно оживляется морской путь по Красному морю и Индийскому океану.
В VI в. Средняя Азия пережила новую смену кочевого владычества. Наследники Кушанского царства в V в., эфталиты, разбитые персидским оружием в VI в., были вынуждены уступить свое место тюркам. Еще во второй четверти VI в. один из эфталитских царей, стремясь захватить северную Индию, выступил с многочисленной конницей и двумя сотнями слонов. Этот поход белых гуннов (эфталитов) во главе с Галласом имел своей главной целью захватить богатую добычу. Лет 30-40 спустя они были вынуждены двинуться тем же путем, уже теснимые персами и потерпев поражение от тюркских орд.
"Новыми господами" Средней Азии стали тюрки. Под их властью оказались согды, занимавшие ее главные культурные области.
Немногие сведения, которые могут быть получены из источников того времени, говорят о своеобразном положении согдов. Они жили на большой караванной дороге, которая справедливо получила название "шелковой". Первоначально согды продавали лишь плоды своего сельского хозяйства, отчасти своих ремесел. Начав с посреднической торговли шелком, они сами переходят затем к изготовлению и выделке тканей из него, первоначально заимствуя их украшение, расцветку, рисунок из обихода своих потребителей, стремясь дать то, что могло найти сбыт. В этом отношении исключительно красноречивы и показательны археологические данные на всем протяжении шелковой дороги от Китайской стены до берегов Нила.
Погребения в Лу-Лане, на северной окраине пустыни Лоб-нор (на юг от Турфана), где датированные китайские документы III в. являются хронологическим указанием, свидетельствуют о том, что торговый обмен носил двусторонний характер, так как в некоторых могильниках находятся не только шелковые, но и шерстяные ткани. Кусок ковра в одном из них, несомненно, является своеобразной выделкой Таримского бассейна, откуда вышли и другие шерстяные ткани погребений Лу-Лана. Вдоль реки Тарим города и селения с древнейших времен выделывали шерстяные ткани, в частности, появление кипорного тканья намечается здесь раньше, чем в Китае. Этот способ выделки шерстяной ткани был принят в Китае для шелка. Рисунки шерстяных тканей из Лу-Лана Аурель Стэйн называет "эллинистическими", а сохранившуюся часть лица, вытканного на одной из них, считает принадлежащей "грекобуддийскому типу".33 Шерстяные ткани Таримского бассейна находили сбыт за его пределами, и, в частности, в Китае. На одной из них, характерная техника выделки которой близка коптской, имеется типичное китайское изображение птицы на лошадиных ногах.34 Таким образом, для времени до IV в., на основании археологических данных, можно видеть, что местные, среднеазиатские рисунки и техника работы приносились с шерстяными тканями, производившимися в Средней Азии, а "китайские мотивы" несли красочные и фигурные шелка от "серов".
Для VI-VII вв. раскопки в Астане (Турфан) дают материал, безошибочно указывающий на то, что шелк стал предметом выделки в центральных областях Азии. В могильниках Астаны умершему обычно закрывали лицо платком. Большинство из этих платков представляет собою многокрасочные шелковые ткани с типично среднеазиатскими изображениями.35 Шелковая ткань, которая имеет такой рисунок, точно датируется найденным в той жегробнице китайским документом от 8 декабря 667 г. На тесную торговую связь Византии и Китая, посредницей в которой была согдийская Средняя Азия, указывает и нумизматический материал. При захоронении умершего ему часто клали в рот монету, иногда ее клали на глаза. В одном случае были найдены монеты из серебра времени Хосрова Анушервана (531-579 гг. н. э.) и Хормизда IV (579-590 гг. н. э.) и медная китайская монета, которая "выделана династией Суй" (581-618).36 Так как в Китае серебряной и золотой монеты не знали, то мертвому клали монету западного, византийского, или персидского образца или ее подражание. В двух могильниках Астаны найдены имитации золотых монет, одна - Юстина I (518-527), другая - Юстиниана (527-565).37
Археологические данные позволяют сделать вывод, что в Согдиане, Самарканде, Фергане, Бухаре, в бассейне реки Тарим производили шелковые ткани.38 Образцы согдийского шелка доходили и до Дун-Хуана, к самой Великой китайской стене, где найдена не одна согдийская рукопись. Текстильное производство Согдианы было очень развитым, и производимые товары вывозились далеко за ее пределы. Если первоначальным материалом служила шерсть - местное сырье, которое поставляли скотоводческие районы Средней Азии, то затем торговля с Китаем дала согдийцам в руки превосходную для выделки и окраски шелковую нить. Об этом говорят шерстяные ткани со среднеазиатскими рисунками и многоцветные шелка с "иранскими" узорами. Внедрение шелка в мастерской Средней Азии следует отнести к периоду между концом IV и концом V вв. н. э. Смена кушан эфталитами, эфталитов тюрками вызвала временное замешательство,39 затруднения, но согдийцы быстро восстанавливали свою хозяйственную жизнь, выращивая сельскохозяйственные культуры и занимаясь ремеслом. В сношениях с тюркскими ордами, как и с эфталитами, согдийская верхушка выдвигала представителей, которые вели все переговоры. Она добилась возможности участвовать вместе с тюркскими послами в переговорах с соседними державами, с Ираном и Византией.
Материальная и духовная культура согдов достигала большой высоты. Пользуясь арамейским алфавитом, близким к сирийскому письму эстрангело, они писали на своем языке. Преимущественно это памятники манихейства, о распространении которого у согдов говорят письменные источники. Многочисленные рукописи, написанные этим своеобразным почерком, так и сохраняют название "согдо-манихейских". Их культура окрашена этой гностической идеологией, испытывавшей на себе влияние различных течений, так легко проникавших на великую "шелковую" дорогу.
Вместе с товарами привозили сюда учение буддийских монахов, христианское сектантство, брахманизм, но в раннем средневековье было особенно широко распространено манихейство. Между прочим, об этом говорит факт, который до сих пор остался незамеченным. Видный согд, несший представительство при тюркском кагане, носил имя Маниах. Значение этого имени - "брат Мани" 40 - говорит как о почитании имени основателя манихейства, так и о связи этого учения с ближневосточной средой, говорившей на арамейских диалектах, где и сложилось самое имя Маниах. Несомненно, что носитель этого имени сам был манихеем и принадлежал к последователям этого широко распространенного у согдовучения.
Персы считали согдов очень серьезными соперниками как в посреднической торговле шелком, так и в торговле шелковыми изделиями, вышедшими из их ремесленных мастерских. Не желая допустить их участия в торговых операциях, персы пошли на крайние меры, не соглашаясь принимать сырец из рук согдов. Сменившие эфталитов тюрки, не вышедшие еще из полукочевого состояния, не были склонны к широкому торговому обмену, и только под давлением своих подданных - согдийцев - они согласились на то, чтобы последние, возглавляемые Маниахом, отправили посольство в Иран.41 Выражение Менандра, что тюркский каган Дизибул (Истэми) разрешил согдийцам "послать посольство самим", говорит о том, что они пользовались известной самостоятельностью. Согдийское посольство, возглавляемое Маниахом, просило у Хосрова разрешения беспрепятственно торговать шелком в иранском государстве. Хосров прямого ответа на их просьбу не дал и стал затягивать дело. Он менял предлоги, одним из которых было якобы нежелание допустить свободный въезд тюрок в пределы Ирана. Согдийцы настаивали на скорейшем ответе. Тогда Хосров решил созвать заседание совета.42 Очевидно, что это было одно из заседаний совета при царе, представлявшего нечто вроде сената при византийских императорах, где обсуждались важнейшие государственные дела. Совет был лишь совещательным органом при шахе.43
Наиболее горячее участие в решении этого вопроса принял эфталит Катульф. Принять шелк из рук согдийцев - значило допустить эту торговлю, допустить конкуренцию с персидскими купцами. Повидимому, Хосров не был к этому склонен, поэтому Катульфу удалось настоять на особенно болезненной для согдийцев форме отказа. Привезенный ими шелк был закуплен шахом, но затем его сожгли в присутствии послов. Этим персы дали понять, что в согдийских товарах они не нуждаются, так как этот шелк исходит от тюрок. Согды возвратились из своего посольства недовольными и сообщили о происшедшем Дизибулу, тюркскому кагану. Но тюрки - возможно, под влиянием тех же согдов - решились на повторное посольство к персам. На этот раз посольство состояло из тюрок. Опасаясь их и желая положить конец повторным приездам тюрок, Хосров приказал отравить тюркских послов. Он сделал это также согласно желанию персидской знати и упомянутого эфталита Катульфа. Для Ирана тюрки не представляли, следовательно, желанных союзников. А для торговли согдийцы представляли опасную конкуренцию; таким образом, отказ от дружественной политики на восточной границедля Ирана был достаточно мотивирован.
Пользуясь неблагоприятными отношениями между тюрками и персами, согдийцы обратились к кагану с просьбой дать им возможность вести торговлю с Византией. Они считали, что сбыт шелка пойдет там особенно успешно, так как ромеи и персы были главными его потребителями. Вел эти переговоры тот же Маниах, предложивший отправить в Константинополь посольство, в котором он предполагал участвовать сам. Дизибул согласился на это предложение, несколько тюрков и Маниах пустились в путь. Хотя посольство состояло из нескольких тюрков, но Маниах занял в нем, по-видимому, первое место, так как он получил царские верительные грамоты. Они везли с собой царские послания, которые ромеи считали написанными "скифской грамотой", скифским письмом. Подарки и подношения состояли из "шелка не малой ценности".44 Это одно уже говорит о том, что торговля шелком была движущим интересом в организации этого посольства. Они направились сухим путем, о точном направлении которого не сообщено; он лежал через Кавказские горы, которые посольство перевалило перед тем, как попасть в византийские области, а затем в столицу. Этот необычайный и трудный путь объясняется тем, что посольство стремилось избежать дорог через Иран, который мог их вовсе не пропустить. Они, следовательно, проехали из Средней Азии, обогнув Каспийское море с севера.
В столице Маниах получил доступ во дворец, был принят императором Юстином II и передал свои предложения и послания.
Со "скифским" письмом император ознакомился через переводчиков, а затем осведомился о том, завоеваны ли тюрками эфталиты и авары. Утвердительный ответ послов и перечисление народов, подвластных тюркам, давали полное представление о могуществе Дизибула и делали заключение договора желательным и для Византии. Юстин вошел по этому поводу в некоторые подробности, заинтересовавшись, в частности, эфталитами, относительно которых было желательно выяснить, где они преимущественно живут. Утверждение послов, что эфталиты - "городское племя", указывало на то, что эфталиты имели значение для культурного и хозяйственного положения Средней Азии как (в части своей) жители городов. Это говорило и о том, что тюрки получили в свое распоряжение ремесленные и торговые города в завоеванных ими областях.
Заключенный посольством договор был не только мирным договором, но и военным союзом. Направлен он был, конечно, против Ирана, во всяком случае был ему угрозой. Когда соглашение было достигнуто, тюрки и Маниах поклялись в верности этому договору. "Таким образом, народ тюрокстал дружествен ромеям".
Тюркское посольство еще находилось в Константинополе (в 4-м году правления Юстина, во 2-м индиктионе и, следовательно, в 568 г.), когда в августе 568 г. из столицы выступило византийское посольство, целью которого было посещение тюрок. Во главе посольства был поставлен стратиг восточных городов киликиец Зимарх, который двинулся в сопровождении Маниаха и его спутников. Если торговля шелком была главным мотивом для сношений с согдийцами, то и тюркские торговцы желали извлечь из дружбы с Византией пользу.
Когда, после многих дней пути, Зимарх и его спутники прибыли в области, населенные согдийцами, тюрки предлагали им приобрести железо, тем самым желая опровергнуть мнение, будто они (тюрки) не имеют его в достаточном количестве. Между тем, как утверждает Менандр, тюрки располагали даже железными рудниками. Имеются свидетельства, что они, еще находясь в подчинении у китайцев, работали в железных рудниках. Таким образом, не только для согдийских, но и для тюркских купцов представлялось желательным завязать и поддерживать торговые сношения с Византией. Дизибул (Сизабул, Истэми), тюркский каган, принимал посольство в палатках, увешанных разноцветными шелковыми тканями, обставленных золотыми изделиями и посудой, роскошь которых поразила даже византийских послов.45
Но ставка хана не была приурочена к одному постоянному месту. После приема Зимарха все снялись и двинулись в поход против персов; на пути они остановились в Таласе. Здесь произошла встреча кагана с персидским посольством, с которым он обменялся резкими словами и заявлениями. Представители персов также держали себя дерзко и этим только утвердили Дизибула в желании выступить против Ирана. Этот же разрыв дипломатических отношений привел к заключению дружественного соглашения с ромеями, после чего Зимарху и его спутникам было разрешено вернуться. Но, кроме того, от тюрок было послано еще одно посольство, которое присоединилось к Зимарху. В связи с тем, что Маниах умер, его сын Тагма, еще юноша, имевший звание тархана, был назначен Дизибулом вместо отца и занял второе по достоинству место в посольстве. Он занял его и по наследству и потому, что хан считал Маниаха близким и преданным ему человеком.46
Путь Зимарха и его спутников лежал через столицу холиатов.47 К нему присоединились и те из ромейского посольства, которые были допущены раньше и должны были встретиться с ними. Далее они направились по дороге, которая шла по линии крепостей.
Между тем входившие в состав тюркского каганата области и тяготевшие к нему соседние государственные объединения, узнав, что византийские посланцы возвращаются, ас ними и представители тюрок, сами захотели послать своих людей "для обозрения Ромейского государства".48 Но предлог этот едва ли отвечал действительности, так как Дизибул отказал в этом преимуществе всем, кроме "эгемона холиатов", т. е. хорезмийцев. Из этого следует, что каган имел большую власть и над соседними, в сущности не входившими в состав его державы, царьками, которые не смели ему не подчиниться и фактически были в его власти. Несомненно и другое: что "обозрение" Византии имело и более практическую цель - наладить торговые связи, в которых были заинтересованы не только тюрки, но и их соседи, в том числе хорезмийцы. Не желая иметь их конкуренции, Дизибул, вероятно, и не пожелал, чтобы они показались в Константинополе. Путь, которым возвращались византийские послы, шел по берегам Аральского моря, северному берегу Каспия, с переправой через Волгу, а затем по Северному Кавказу. От областей, занятых уйгурами, до аланов посольство продвигалось с большим опасением, так как уйгуры предупредили Зимарха о засаде, сделанной по дороге персами; поэтому они отправились из Аллании по так называемой Даринской дороге, по которой прибыли в Апсилию.49 По-видимому, более привычной была дорога через Миусимиану, но на ней близ Свании находилась персидская засада. Чтобы отвлечь внимание последней, Зимарх направил по этой дороге десять носильщиков с шелком, которые как бы ему предшествовали.
Это сообщение говорит о том, что шелк оставался главным товаром, представлял первый и наиболее существенный интерес в экономических, а тем самым и дипломатических сношениях Византии. Для препятствовавших этому персов торговля шелком также была основной.50
Далее путь шел из Апсилия до Рогатория, по Черному морю до Риона (.....) и Трапезунда.51 Последний участок пути от Трапезунда до Константинополя посольство сделало уже на казенных почтовых лошадях.

Не прерывались сношения с тюрками и в последующее десятилетие VI в. Союз с тюрками все время поддерживал император Юстин II, который рассматривал его как опору и возможность для открытых военных действий противперсов.52
Он рассчитывал, что тюрки с одной стороны, а Византия с другой при совместных действиях раздавят иранское государство. Во всяком случае, на втором году правления императора Тиверия, т. е. в 576 г., было отправлено посольство к тюркам, во главе которого был поставлен Валентин, - один из царских оруженосцев. К тому времени в Константинополе сосредоточилось большое число тюрок, прибывших туда в разное время. Сто шесть тюрок присоединилось к Валентину, когда он отправлялся к кагану.
Даже краткий перечень, который дает Менандр, говорит о том, что сношения эти поддерживались с обеих сторон, Тюрки прибывали в столицу с возвращавшимися от них византийскими посольствами, которые названы Менандром в следующем порядке: посольство Анангаста, Евтихия, первое посольство Валентина, Иродиана и Павла Киликийца.53 Подробностей о них он не сообщает, но посылались они после 568 и до 576 г., т. е. после возвращения Зимарха и до отъезда во второе посольство Валентина.54 Живая связь с каганатом преследовала цель поддержать как военный союз, так и торговые интересы империи. Второе посольство Валентина потребовало всего напряжения его дипломатических способностей и изворотливости. Сын Дизибула Турксанф справлял в момент прибытия представителей Византии погребальные тризны по отцу. Он выражал крайнее недоверие и неудовольствие двоедушной политикой своей мощной соседки. Особенно сильно он был возмущен тем, что Константинополь заключил договор с вархонитами (хионитами, входившими в аварский союз). Жалуясь на лукавство византийской дипломатии и намекая на широкое использование толмачей, с помощью которых велись переговоры со всяческими народами, Турксанф картинно положил десять пальцев своих рук в рот, чтобы подтвердить свои слова, что "ромеи употребляют десять языков и один обман".55
Особенно угрожающий характер носили его обещания послать вархонитам свою конскую плеть, один вид которой заставит их бежать в преисподнюю, и утверждение, что ему известны точные данные по географии Европы. Тюркский каган говорил, что знает, где течет Днепр, куда впадает Истр (Дунай) и где протекает Эброс (Марица), - этим самым он указывал на путь через южнорусские степи, которыми прошли авары и славяне на Балканский полуостров.56 Свои войска он направил к Боспору, куда еще раньше был послан с войском один из его полководцев. Валентин отправился еще далее, к брату Турксанфа Тардухану, правившему тюркскими племенами "внутренних", восточных областей. Ставка его былана Эктеле - "золотой горе".57
В 598 г. тюркский каган обратился к императору Маврикию с письмом, которое было доставлено его посольством.58 Заголовок этого послания гласил: "Императору ромеев, каган, великий владыка семи народов и господин семи климатов вселенной".59 Каган мог так назвать себя после многочисленных побед, одержанных им над различными народами, в том числе абделами (эфталитами) и аварами.60 Так, уже в VI в. дальновидной Византии приходилось сноситься с тюрками, которые еще не были ее соседями. Они по своей многочисленности представляли величайшую опасность для Византии, когда становились ее врагами. Несколькими веками позднее именно тюркские народы окружили, а затем и поглотили Византию.
Византийские посольства к тюркам привезли новые и интересные сведения о самой стране шелка, о Китае, сведения, которые сохранил в своей истории Симокатта. Сообщая о бегстве части авар, гонимых тюрками, Симокатта говорит, что они бежали в город Таугаст. Этот "славный" город находился в 1500 стадиях от Индии и колонизован тюрками. "Живущие у Таугаста варвары - народ воинственный и многочисленный, и среди народов вселенной по своему количеству не имеющий параллели".61 Варвары утверждают, что Таугаст построил Александр Македонский, после того как "покорил бактрийцев и согдийцев и сжег 12000 варваров".62 Недалеко от Таугаста Александром был основан другой город, "называемой варварами Хубдан" (в других списках Хумадан).63 Хубдан находится у слияния двух больших рек, там произрастают кипарисы и имеется много слонов. С индами они ведут обоюдную торговлю. "Климатарх Таугаста называется Тайсан, что на греческом языке означает сын бога".64 Город Таугаст следует искать в северном Китае.65 Что касается имени "Таугаст", то оно соответствует турецкому наименованию Китая - "Табгач" или "Таугач" и "Тамгач", которое встречается в Орхонских надписях, уйгурских текстах Туркестана, в словаре Махмуда Кашгарского (1073 г.) и в Кудатку Билиг (1069 г.).66
Сказание об основании Таугаста Александром Македонским после покорения Бактрианы и Согдианы покоится, по всей вероятности, на среднеперсидском переводе псевдокалисфенова романа об Александре.67 Со своей стороны укажу на то, что карта Кастория располагает последний восточный пункт, достигнутый Александром, около местонахождения серов. Что касается Хумдана, или Хубдана, то это имя соответствует названию Чан-анг, китайской столицы Сианьфу.68 "Климатарха" Таугаста Симокатта называет Тайсаном, что может быть сопоставлено с титулом Тай-чанг - "древний царь", который был употребителен в Китае.69 Высказывалось и другое предположение, что первое посольство из Византии в Китай прибыло при императоре Тайтзуне (627-649). Оно было направлено византийским императором Константом II (641-668) в 643 г. Если Симокатта писал в середине VII в. н. э., после смерти императора Ираклия, о котором он неоднократно упоминает, то имя императора Тайтзуна не могло не бытьему известно.70
Византия на караванной дороге в Индию встретила ряд государств и народов Средней Азии, с которыми она вступила в дипломатические сношения, пытаясь организовать военный союз против Ирана. На своих путях на Восток Византия достигла и Китая, серов, которые даже для нее, могущественной империи, были "народом воинственным и многочисленным", равного которому не было во всей вселенной.

Ответ оставил Гость

В истории византийской торговли время Юстиниана также оставило заметный след. Как и в эпоху языческой Римской империи, главная торговля в христианское время велась с Востоком, и наиболее редкие, драгоценные предметы торговли приходили из отдаленных стран Китая и Индии. Западная Европа, находясь в раннее средневековье в периоде создания новых германских государств, из которых некоторые, как известно, при Юстиниане были завоеваны его полководцами, жила в условиях, в высшей степени неблагоприятных для развития собственной экономической жизни. Восточная Римская империя с таким центром, как Константинополь, оказалась силой обстоятельств в роли посредника между Западом и Востоком, и подобная роль ее продолжалась до эпохи Крестовых походов.
Но само византийское государство не находилось в прямых торговых сношениях со странами дальнего Востока; посредником между ними, имевшим от этого громадные выгоды, являлась персидская держава Сасанидов. Главных торговых путей было два: один сухопутный, другой водный. Первый, караванный, путь шел от западных границ Китая, через Согдиану (современную Бухару) , к персидской границе, где происходила перегрузка товаров из рук китайских купцов в руки персидских, которые уже отправляли их дальше в определенный таможенный пункт на византийской границе. Другой, водный, путь шел таким образом: китайские купцы на кораблях везли свои товары до острова Тапробан (теперь Цейлон) , на юг от полуострова Индостан, где товары перегружались, преимущественно на персидские корабли; последние везли их по Индийскому океану и Персидскому заливу к устьям Тигра и Евфрата, откуда вверх по Евфрату товары доходили до лежавшего на этой реке византийского таможенного пункта. Отсюда видно, что торговля Византии с Востоком, бывшая в руках персидских купцов, находилась в зависимости от отношений империи к Персии; а так как военные действия с Персией были обычным явлением в истории Византии, то византийская торговля с Востоком беспрестанно прерывалась и несла чрезвычайный ущерб. Особенно важной отраслью торговли был китайский шелк, секрет производства которого бдительно охранялся Китаем. Ввиду трудности его доставки цена на шелк и на шелковые изделия, на которые был громадный спрос в Византии, поднималась временами до необычайных размеров. Кроме китайского шелка, из Китая и Индии шли на запад благовония, пряности, хлопок, драгоценные камни и некоторые другие предметы, находившие также широкий сбыт в византийском государстве.
Не мирясь с экономической зависимостью Византии от Персии, Юстиниан поставил своей целью найти такой путь торговых сношений с Китаем и Индией, который не находился бы в сфере персидского влияния.

Глава 3. ГОРОД ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ IX-X В.

Относительный упадок города ко второй половине IX в. постепенно сменяется оживлением городской жизни; по мере того как самое тяжелое время становления новых отношений в Византийской империи - время нашествий славян, болгар, аваров, арабов, значительно усугублявших трудности переходного периода, оставалось позади, частичная натурализация экономики Византии, аграризация ее городов уступает место новому росту товарного производства, подъему ремесла и торговли.

Процесс этот определялся факторами, среди которых развитие производительных сил и рост внутреннего рынка не играли главной и решающей роли. Орудия труда продолжали оставаться примитивными, рассчитанными на индивидуальное употребление и не позволявшими сколько-нибудь значительно расширить производство. Производительность труда зависела в первую очередь от личного мастерства ремесленника. Однако этим ремесленником, как правило, был уже не раб, а свободный - человек, непосредственно заинтересованный в увеличении продукции своего труда и улучшении ее качества. С другой стороны, сбыт ремесленной продукции, в первую очередь предметов роскоши, находил теперь все возрастающий спрос как среди усиливавшейся византийской феодальной знати, так и среди крепнувшей и богатевшей знати романо-германских и славянских государств, для которых Византия была в то время главным, если не единственным, их поставщиком.

Укреплению и росту городов содействовала политика императоров. Налоговые поступления от ремесла и торговли, доходы с таможенных пошлин, будучи одним из основных источников пополнения государственной казны, в значительной степени определявших силу и богатство византийского централизованного государства, побуждали правительство всемерно содействовать развитию ремесла и торговли;, эта политика на начальных стадиях развития сеньориальных форм эксплуатации находила поддержку и со стороны господствующего класса, немалую долю своих доходов получавшего через государственный аппарат.

Возрождение старых, а также появление новых городских центров на территории Византии, интенсификация ее внешнеторговых связей во второй половине IX и особенно в X в. были облегчены сложившейся внутри- и внешнеполитической обстановкой. После бурной эпохи иконоборчества и грозных выступлений народных низов во внутренней жизни страны наступает временное затишье; этнически инородное население Византии, в первую очередь славяне, неоднократно поднимавшие восстания против имперской власти и самовластно распоряжавшиеся в особенно густо заселенных ими районах империи, в массе своей были замирены и втянуты в ее хозяйственную деятельность. Распад Багдадского халифата сделал невозможным дальнейшие крупные наступательные операции арабов против Византийской империи. Правда, во второй половине IX и в первой четверти X в. нормальному развитию византийских городов (особенно приморских), как и всей имперской торговли, препятствовал еще более усилившийся по сравнению с предшествующим временем натиск на империю арабского флота. Пиратские разбои арабов на основных торговых путях того времени - Средиземном и Эгейском морях, нападения на приморские города Греции, Малой Азии и Южной Италии, опустошение островов Эгейского моря наносили серьезный ущерб византийским городам, затрудняли торговое мореплавание. Однако и в это время торговые сообщения по морю не прекращались. Иоанн Камениата отмечает, например, что в фессалоникскую гавань «отовсюду» прибывали корабли, а в самой Фессалонике имелось много судов, «на которых наши купцы возили хлеб»; он рассказывает также, что в Эгейском море арабский флот с пленными фессалоникийцами встретился с груженным хлебом кораблем 1 . Со второй же четверти X в., когда Византия, создав сильный флот и разгромив крупнейший из пиратских флотов - арабский,- восстановила свое господство на море, угроза пиратов для торгового мореплавания была окончательно ликвидирована.

Крупнейшими городами Византийской империи, товарное производство в которых сохранялось и в период наибольшей натурализации ее экономики, продолжали оставаться Константинополь и второй по величине и значению город империи - Фессалоника; их ремесло и торговля в X в. переживают полосу особенно бурного подъема.

Роль Константинополя не ограничивалась пределами самой Византии; это был первейший из городов тогдашнего средневекового мира. Обнесенный высокими каменными стенами с мощными крепостными башнями, еще ни разу за всю свою предшествующую историю не павшими под натиском многократно осаждавших город врагов, Константинополь представлялся иноземцам неприступной твердыней. Его огромное, почти полумиллионное, население намного превышало численность западноевропейских городов даже значительно более позднего времени. Главные площади и улицы Константинополя были вымощены, в городе имелся водопровод с цистернами для хранения воды; школы, гостиницы, общественные бани - вся эта унаследованная Византией цивилизация античного мира резко отличала византийские города, и в первую очередь столицу империи, от городов Западной и Восточной Европы, только еще начинавших - в подавляющем большинстве - свою историю 2 .

Правда, в этой легендарно прославленной столице на берегах Босфора пышность и красота ее дворцов, храмов и домов богачей соседствовала с ужасающей нищетой жилищ простого народа. Сравнительно небольшую (немногим более 10 кв. км) территорию Константинополя, разделенную на 300 с лишним кварталов, довольно беспорядочно пересекали чрезвычайно узкие, кривые улицы и переулки, лишенные яркого света даже в дневное время. Они были застроены в значительной части тесно лепившимися друг к другу высокими, в несколько этажей, домами, ставшими неотъемлемой принадлежностью общего вида византийской столицы уже в самую раннюю пору ее существования. Нижние этажи домов были заняты, как правило, под лавки и ремесленные мастерские, верхние снимали малосостоятельные горожане, ютившиеся в жалких каморках. Константинополь, в котором верхние этажи домов, сооружавшиеся выступами на улицу, едва не смыкались, где жилища обогревались жаровнями с углями, был подвержен частым и опустошительным пожарам. Большинство константинопольских улиц были грязными и зловонными, на них подолгу валялись отбросы. Несовершенство системы водоснабжения служило причиной нехватки в городе воды 3 . Недостаток жилищ в чрезмерно перенаселенном Константинополе определял их очень высокую стоимость: в уставе для столичных ремесленников и торговцев этого времени неоднократно встречаются статьи, запрещающие повышать квартирную плату. Городские бедняки зачастую не имели своего угла и вынуждены были даже в зимнее время ночевать под открытым небом. Об их положении в византийской столице в пору ее наивысшего расцвета можно судить хотя бы по тому, что правительству пришлось разрешить лицам, не имевшим средств для погребения покойника за городом, хоронить в черте города. «Те люди, которые всю жизнь были бедняками и ничего не имели, как они перед смертью могут добыть себе средства для погребения?» - спрашивал автор соответствующего постановления 4 . Крайняя нужда заставляла превращать в своего рода «ремесло» грабеж могил: судьям предписывалось освобождать от наказания бедняков, которые ограбили могилу в первый раз 5 .

Слой городской бедноты - мелких ремесленников-одиночек, наемных работников, сезонных строительных рабочих, поденщиков - непрерывно возрастал: развитие процессов феодализации, проходившее в это время в Византии быстрыми темпами, вызывало многочисленные случаи бегства со своих земель обедневших крестьян, оказывавшихся под угрозой закрепощения или лишенных средств для уплаты налогов. В Константинополе имелось огромное число нищих, проституток и другого деклассированного элемента 6 .

Но при всем том Константинополь - крупнейший центр развитого товарного производства - по праву занимал то высокое место, которое отводили ему современники. Благодаря своему исключительно удачному расположению на стыке важнейших водных и сухопутных путей тогдашнего мира, прочно удерживаемой им роли связующего звена в международной торговле город являлся средоточием самой оживленной торговой деятельности. В византийскую столицу съезжались купцы из самых отдаленных стран Востока, Запада, придунайских стран, Балканского полуострова, Руси. В городе и его предместьях обосновались целые торговые колонии иностранных купцов: итальянцев, арабов, сирийцев, русских. На улицах постоянно слышалась разноязыкая речь приезжих, бурлила торговая жизнь, менялы-трапезиты до поздней ночи не прекращали денежных расчетов.

В Константинополе были сосредоточены различные государственные мастерские: монетный двор, мастерские по изготовлению оружия, императорские гинекеи, в которых вырабатывались наиболее ценные сорта шелковых пурпурных тканей. Изделия константинопольского ремесла этого времени славились далеко за пределами империи. Тончайшие шелковые ткани, золотая и серебряная парча, искуснейшим образом изготовленные ювелирные изделия и изделия из стекла, самые разнообразные предметы роскоши - все это производилось в основном, а в ряде ремесел исключительно, в константинопольских мастерских. Главная улица византийской столицы - Меса - была застроена многочисленными эргастириями, в которых ремесленники изготовляли и продавали свои товары. Эргастирии были расположены в основном в центральных районах города и сконцентрированы обычно, как это имело место еще в античных городах, в том или ином квартале или торговом ряду в зависимости от производимой ими продукции. Так, медники размещались на Халкопратии, ювелиры - на Аргиропратии, сапожники - в Цангарии. В Артополии (или Артопратии) находились многочисленные хлебные ряды, а также лавки, торговавшие фруктами и овощами. Скот продавался главным образом на площадях Стратигия и Тавра, мясо - в особых рядах, называвшихся Димакеллбн; конский базар находился на Амастрийской площади.

В Константинополе имелся также специальный рынок по продаже рабов; на особом рынке была сосредоточена продажа мехов. Существовали точно установленные базарные дни, когда торговля велась особенно оживленно.

Специфика становления в Византии феодальных отношений - непрерывное существование сильной центральной государственной власти и сохранение городского строя, со всеми вытекавшими отсюда последствиями: длительным сохранением института рабства, преемственностью от римско-эллинистического полиса производственных традиций и организации городского ремесла и торговли - все это наложило на византийский город особый отпечаток. Однако к X в. в товарном производстве византийского города уже наблюдаются изменения, вызванные общей эволюцией общественно-экономического строя империи, и он приобретает черты, характерные для городов средневекового типа.

Ценнейшие сведения об организации константинопольского ремесла и торговли, структуре и социальном составе торгово-ремесленных корпораций (цехов), правах и обязанностях столичных ремесленников и торговцев в это время дает «Книга эпарха» (см. выше, стр. 106) 7 . Содержащиеся в ней данные позволяют увидеть, что основной фигурой в византийском городе был мелкий самостоятельный ремесленник, а типичной производственной ячейкой - эргастирий, небольшая мастерская, являвшаяся зачастую одновременно и лавкой по сбыту произведенных в ней товаров. В таком эргастирии работал сам хозяин с двумя-тремя помощниками: наемным рабочим - мистием, учеником, рабом, причем труд хозяина играл, как правило, первостепенную роль. Более крупные производственные объединения создавались при больших монастырях, в домах богатейших представителей знати; особенно значительными производственными объединениями в первую очередь были государственные мастерские. Там осуществлялось разделение между ремесленниками всего процесса труда (например при изготовлении тканей) на ряд отдельных операций. Однако государственные мастерские вырабатывали свою продукцию, как правило, не для рынка, а для потребностей двора и армии; в них работали в основном рабы и лица, осужденные на принудительный труд.

В наиболее трудоемких видах ремесла - например в производстве шелковых тканей - между производителем и потребителем имелся посредник-торговец, занимавшийся исключительно их сбытом. Так, закупку шелка-сырца и продажу шелковой пряжи вели только торговцы - метаксопраты; если катартарии, очищавшие шелк-сырец и превращавшие его в пряжу, хотели стать метаксопратами, они должны были оставить свое ремесло. Торговлю наиболее ценными видами тканей и одежды производили вестиопраты, прандиопраты и офониопраты - лица, не занимавшиеся их производством и шитьем; сирикариям, изготовлявшим шелковые ткани, запрещалось заниматься их продажей. Сбыт товаров широкого потребления (колбасы, сыра, меда, масла, овощей, веревок, глиняной посуды, гвоздей и т. п.) также находился в руках специальных торговцев - салдамариев.

Значительная часть константинопольских ремесленников и торговцев была объединена, подобно ремесленникам и торговцам городов позднеримского времени, в корпорации. Вне корпоративной организации оставались мастера, не имевшие возможности обзавестись эргастирием и вынужденные работать в одиночку прямо на улицах, в портиках и крытых галереях домов. Не были объединены в корпорации и строительные рабочие: столяры, лепщики по гипсу, работники по мрамору и т. п., нанимавшиеся на работу на определенный срок и составлявшие наиболее низкооплачиваемую ремесленную прослойку городского населения.

Корпорации IX-X вв., оставаясь в основе своей, как и корпорации позднеримских городов, производственно-торговыми объединениями лиц одинаковых профессий, во многом от них отличались. Искусственные узаконения, предпринятые некогда государственной властью с целью поддержания городов, ослабевших под тяжестью кризиса рабовладельческой системы, были отменены или попросту отмерли в силу своей малой эффективности. Принадлежность к той или иной корпорации уже не была наследственной, принудительное зачисление горожан в корпорации отошло в область истории. Во второй половине IX-X в., с подъемом экономической жизни империи, когда ремеслом и торговлей занималась значительная часть городского населения, вступление в корпорации было связано даже с известными трудностями: для этого необходимо было, как правило, представить пять поручителей и внести в пользу корпорации, а иногда и государственной казны, определенный вступительный взнос. Хотя некоторые корпорации, как и прежде, должны были в случае необходимости выполнять определенные государственные повинности, старинные «литургии» перестали быть столь всеобъемлющими и обременительными, как в ранневизантийское время 8 .

Эти изменения в положении корпораций, явившиеся следствием пройденного Византийской империей за минувшие столетия пути социально-экономического развития, не поколебали, однако, их зависимость от центральной государственной власти. Византийские корпорации, созданные, в отличие от позднейших западноевропейских цехов, скорее в интересах государства, чем для защиты интересов самих членов этих корпораций, продолжали находиться в тесном контакте с органами городского управления. Старшины корпораций являлись непосредственными помощниками представителя центральной власти - городского эпарха. Они должны были, как и вообще все члены корпораций, следить друг за другом, а также за лицами, не входившими в корпорации и тайком занимавшимися деятельностью, признанной монополией данной корпорации, и доносить ведомству эпарха о замеченных нарушениях. Корпорации обязаны были участвовать в обороне города во время вражеской осады, занимая отведенные для них места; они были участниками торжественных процессий и церемоний.

Объединенные в корпорации ремесленники и торговцы находились под защитой правительства, крайне заинтересованного в регулярном поступлении доходов с ремесла и торговли, в нормальном и бесперебойном функционировании торгово-ремесленной жизни столицы, в недопущении спекулятивного вздутия цен. Членам корпорации предоставлялись монопольное право занятия той или иной отраслью ремесла и торговли, льготные условия при закупке товаров у иностранных купцов, что в определенной степени защищало их от конкуренции и позволяло занимать привилегированное положение. Однако центральная государственная власть ставила константинопольские корпорации как в административном, так и в экономическом отношении под скрупулезнейший контроль эпарха и его штата.

Выбор старшин корпораций, как и прием новых членов, в большинстве случаев фактически зависел от воли и желания эпарха. За малейшую провинность члены корпораций, подвергались всевозможным наказаниям (штраф, конфискация, исключение из корпорации, ссылка, острижение, отсечение руки, наказание плетьми), причем показательно, что телесные наказания стали применяться теперь не только к рабам, но и к свободным.

Деятельность членов корпораций подвергалась самой мелочной регламентации. Важнейшие вопросы даже сугубо хозяйственного характера решались эпархом. Каждый ремесленник и торговец имел право заниматься только одной профессией или одной отраслью торговли. Например, аргиропратам - ювелирам и торговцам ювелирными изделиями - разрешалось закупать необходимые для их ремесла и торговли золото, серебро, жемчуг, драгоценные камни, но строжайшим образом запрещал ось покупать (кроме как для собственного потребления) медь, льняные ткани и другие товары, обработкой которых и продажей занимались представители других профессий; мировары - торговцы благовониями, пряностями, красителями и некоторыми лекарственными веществами - не имели права вести торговлю предметами широкого потребления: она находилась в ведении салдамариев. Категорически запрещалось даже заниматься двумя смежными профессиями. Так, вестиопраты - торговцы шелковыми и другими ценными одеждами - не могли одновременно и торговать шелковыми тканями; прандиопратам разрешалось торговать только одеждой и тканями, привозившимися из Сирии. Строгие ограничения существовали в закупке сырья: например, плавильщик золота не имел права покупать для своей работы единовременно больше одной литры нечеканенного золота; катартарии и лоротомы также могли закупать сырье лишь в том количестве, какое они сами могли обработать. В целях наиболее удобного контроля деятельность членов особо важных корпораций была ограничена определенным местом: так, ювелиры и трапезиты должны были находиться на Месе, прандиопраты - у Эмвола и т. д.

Цена товаров и норма прибыли от продажи таких важнейших продуктов питания, как хлеб, рыба и мясо, были точно определены; строго установлена была ташке норма прибыли салдамариев. Строжайшим образом запрещалось создавать запасы товаров в целях спекуляции.

Во избежание конфликтов между хозяевами мастерских и нанимаемыми ими работниками последним не разрешалось до отработки полученной платы наниматься к другому хозяину; хозяин, в свою очередь, не имел права переманивать к себе чужого работника. Некоторые из этих до мелочей разработанных установлений были направлены к поддержанию в столице спокойствия по ночам: корчмарям, например, предписывалось с наступлением второго часа ночи закрывать свои заведения, «чтобы тем, которые весь день сидят в кабачках, не было разрешено приходить туда же ночью и чтобы в пьяном виде они не устраивали драк, насилий и всякого безобразия» 9 . Мировары должны были вести торговлю своими товарами «на Халке, вплоть до Милия», чтобы благовония возносились «на услаждение императорских дворцов» 10 .

Специфическое положение византийского государства - монополиста по производству предметов роскоши, особое место, которое занимал византийский император среди правителей и народов того времени, побуждали центральную власть ограничивать или полностью запрещать производство ремесленниками особо ценных шелковых и шерстяных тканей, а также продажу их иностранцам 11 .

Их изготовление находилось в государственной монополии и происходило в государственных мастерских. Право ношения одежды, сшитой, из некоторых сортов этих тканей, имел один император. Ткани, вырабатывавшиеся в государственных мастерских, использовались также для даров иностранным государям, подкупа послов, выкупа пленных 12 .

Деятельность иностранных купцов в столице также подвергалась строгому контролю. Надзор за ними был поручен особому должностному лицу - лигатарию, который назначался эпархом и утверждался императором. В целях интенсификации товарооборота и ограничения конкуренции со стороны иностранных купцов, последним разрешалось (как это имело место уже в VII в.) останавливаться в Константинополе или его предместьях в специально отведенных для них помещениях на срок, не превышавший трех месяцев; в течение этого времени они обязаны были распродать товары и сделать все необходимые для себя закупки.

В своей внешнеторговой политике правительство стремилось к тому, чтобы привлекать в Константинополь иностранное купечество и ограничивать поездки столичных торговцев за границу 13 . Такая политика позволяла центральной власти держать под своим контролем и внешнюю торговлю, извлекать максимальные доходы от таможенных пошлин; интенсивная торговля в Константинополе стимулировала, в свою очередь, развитие столичного ремесла, налоги с которого Также существенным образом пополняли государственную казну. Особенно строго контролировалась продажа шелка. Хотя секрет производства шелковых тканей был раскрыт еще при Юстиниане I, потеря империей Сирии и Финикии - центров разведения шелковичного червя - вынуждала византийское шелковое производство работать не столько на местном, сколько на привозном сырье. В силу этого правительство всемерно поощряло ввоз в Константинополь шелка-сырца: восточные купцы, привозившие шелк-сырец, как и скупавшие его у них константинопольские метаксопраты, были освобождены от всяких торговых пошлин. Метаксопраты должны были производить свои операции по закупке и продаже (катартариям) шелка-сырца в точно определенном месте; за попытку избежать контроля метаксопраты, как и во времена Юстиниана I, подвергались высылке из Константинополя. В отношении поездок самих метаксопратов в чужие страны ради покупки шелка-сырца продолжало действовать восходящее к VI в. постановление, запрещавшее торговцам шелком-сырцом выезжать из Константинополя.

Стремление сохранить монополию Константинополя в производстве шелковых тканей (особенно чисто шелковых, ценившихся на вес золота), а также в посреднической торговле восточными тканями, вывозимыми на Запад, побуждало правительство заботиться о том, чтобы шелк-сырец и сирийские шелковые ткани и одежды поступали только в распоряжение константинопольских ремесленных и торговых корпораций. Эти товары должны были складываться привозившими их купцами в определенном месте - митате - и продаваться представителям константинопольских корпораций. Закупка производилась всей корпорацией; товар распределялся в соответствии с суммой взноса каждого члена и только после этого поступал на рынок 14 . В случае если сирийские купцы не успевали распродать свои товары в установленный срок, им следовало представить остаток эпарху, который давал указания о его реализации. Строжайшим образом запрещалось продавать шелк-сырец лицам, которые могли бы перепродать его за пределами Константинополя.

Политика правительства, направленная на сохранение столицей ее монопольного положения, проводилась не только по отношению к иностранцам, но и к иногородним. Запреты и ограничения в области продажи шелка-сырца, шелковых тканей и одежды распространялись и на византийских подданных, не являвшихся жителями Константинополя. Вообще торговля с купцами провинциальных городов империи продолжала рассматриваться, как и во времена античности, как внешняя, что в немалой степени тормозило создание в Византии внутреннего рынка.

Относительно организации ремесла и торговли в провинциальных городах источники не дают почти никаких сведений. В «Книге эпарха» содержатся данные только о Константинополе, специфика которого как столичного города, не могла не наложить своего особого отпечатка. По-видимому, и в провинциальных городах, во всяком случае в крупнейших из них, также существовали корпорации. В протоколе свидетельских показаний жителей Фессалоники, относящемся к самым первым годам XI столетия (1008 г.), упоминаются экзархи, которые, очевидно, были старшинами корпораций 15 . Несомненно, с другой стороны, что ремесленники и торговцы провинциальных городов пользовались большей свободой действий, поскольку целый ряд запретов и ограничений, действовавших в столице империи, там был невозможен и просто ненужен.

Среди провинциальных городов Византийской империи самым значительным была Фессалоника - важный торгово-ремесленный, административный, военно-стратегический и культурный центр; утверждали даже, как пишет арабский историк X в. Табари, что она «равняется Константинополю» 16 . Численность ее населения, особенно возросшая в конце IX в. в связи с нападениями пиратов на приморские города и острова (вынуждавшими жителей переселяться в считавшуюся недоступной врагу благодаря своим крепостным укреплениям Фессалонику), достигала, по всей вероятности, 200 тыс. человек 17 . В городе, основанном еще в эллинистическую эпоху, сохранялись, как и в Константинополе, некоторые элементы благоустройства эллинистическо-римского полиса: водопроводы с цистернами, общественные бани, вымощенные камнем и выложенные мраморными плитами улицы и т. п. Правда, многие из этих сооружений древности находились в запущенном состоянии и не восстанавливались. К X в. от правильной геометрической планировки города уцелели две-три прямые и широкие улицы, пересекавшие город с запада на восток и с юга на север; остальные же улицы Фессалоники, особенно в припортовой ее части, где жила городская беднота, были кривыми и узкими 18 .

Великий путь древности - знаменитая Via Egnatia, проходившая через Фессалонику и связывавшая ее с Адриатическим побережьем на западе и с Константинополем на востоке, продолжала оставаться основной магистралью города. По Via Egnatia в Фессалонику прибывали многочисленные купцы. Здесь они останавливались на отдых, сбывали часть своих товаров и приобретали нужные для себя вещи. «Проще было пересчитать песчинки на морском берегу,- с гордостью заявляет Камениата, - чем людей, проходивших через рыночную площадь и заключавших торговые сделки» 19 . О значительных торговых оборотах города свидетельствуют и сохранившиеся моливдовулы фессалоникских коммеркиариев 20 . В результате оживленной торговой деятельности «у многих накопились несметные сокровища золота, серебра и драгоценных камней, а шелковых тканей было столько, сколько у других шерстяных» 21 . Приезжавшим в город купцам фессалоникийцы продавали, наряду с продовольственными товарами, всевозможные изделия своего ремесленного производства.

Особенно развиты в Фессалонике были ремесла, связанные с обработкой металлов. «О меди, железе и олове, о свинце и стекле, которым ремесла благодаря обработке огнем придают жизнь, я считаю излишним и упоминать, - пишет Камениата, - ибо их столько, что благодаря им можно возвести и построить еще один город» 22 . Медной и железной утвари, награбленной арабскими пиратами за несколько дней пребывания в Фессалонике в 904 г., было так много, что военачальники запретили погружать ее на корабли, стремясь оставить место для более ценных вещей.

В Фессалонике было превосходно поставлено производство различных видов оружия. Известно, что в 908 г. (спустя всего 4 года после страшного опустошения города арабами) стратиг Фессалоники должен был поставить 200 тыс. стрел, 3 тыс. дротиков и большое количество щитов для организованной империей морской экспедиции против арабов 23 .

Хорошо было развито в Фессалонике изготовление различных тканей, главным образом высокосортных льняных и шерстяных: в течение продолжавшегося десять суток грабежа Фессалоники арабы вынесли из города такое множество шелковых одежд и льняных тканей, «которые по тонкости соперничали с паутиной», что все эти вещи, сложенные в гавани для погрузки на корабли, образовывали «горы и холмы» 24 . Количество шерстяных одежд, принесенных жителями для своего выкупа, было столь велико, что арабы вообще считали излишним приобретать их.

Эта нарисованная очевидцем картина, вероятно, довольно близка к действительности: во всяком случае в окрестностях города были прекрасные условия для развития овцеводства, а ткачи полотняных тканей могли закупать необходимое им сырье в долине Стримона - именно отсюда льняные ткани в большом количестве доставлялись в Константинополь.

В Фессалонике - крупнейшем морском порте всего Эгейско-Средиземноморского бассейна - было много ремесленников-судостроителей. В 904 г. арабы захватили в фессалоникской гавани 60 принадлежавших городу кораблей, поместив на них пленных и добычу, которые не уместились на их собственных кораблях 25 .

В хозяйственной жизни Фессалоники заметную роль играли осевшие еще в VII в. в окрестностях города славянские племена - сагудаты, драгувиты и стримонцы. Хотя в это время процесс разложения уже затронул славянские общины (см. выше, стр. 116), значительная часть славян-земледельцев еще оставалась свободными людьми. Они являлись тем производительным населением, которое снабжало город основным продуктом питания - хлебом. Славяне, жившие в Халкидике, и в частности в самом центре рудных разработок - Сидерокавсии (главным образом ринхины), были поставщиками сырья для одной из наиболее высоко развитых в Фессалонике отраслей ремесленного производства - обработки металлов. Наконец, славянские племена, раскинувшие свои селения вдоль Via Egnatia, а также занимавшие земли там, где начинался большой торговый путь по долине Вардара на север, в Белград, были посредниками в торговле между Фессалоникой и Болгарией 26 .

Насколько можно судить на основании нумизматического материала, в конце IX-X в. начинается возрождение Афин и особенно Коринфа: количество найденных на территории этих городов монет, относящихся к X в., заметно увеличивается по сравнению с предшествующим временем 27 . Спарта в X в. была известна искусными мастерами по отделке шелковых тканей. Подъем ремесла в Коринфе, Афинах и Спарте подтверждается находками керамических изделий на территории этих городов; эти находки свидетельствуют об улучшении техники керамического производства.

Крупными транзитными пунктами в торговле империи с Закавказьем и Месопотамией были Амастрида, Арце и особенно Трапезунд, возведенный во второй половине IX в. в ранг митрополии. «Трапезунд является пограничным городом греков. Все наши купцы приходят туда. Все ткани греческого производства, вся парча, которая ввозится на мусульманскую территорию, проходят через Трапезунд»,- писал арабский географ X в. Истахри 28 . В Трапезунде ежегодно происходила ярмарка, на которую съезжались мусульманские, византийские, армянские и другие купцы. Трапезундские купцы наряду с арабскими были одними из основных поставщиков для Константинополя восточных пряностей и благовоний, доставлявшихся из Ирана, Средней Азии, Индии, Цейлона, Явы, Тибета, Аравии 29 . Из Сирии привозились высоко ценившиеся разнообразные ткани, одежды, ковры, а также благовония и красители. Постепенная стабилизация положения Византии в Малой Азии, отвоевание в конце X в. столицы Сирии - Антиохии предоставили империи возможность активизировать торговлю как с арабскими, так и с более отдаленными восточными странами.

Заметно оживляется торговое мореплавание по Черному морю. Возрождаются и развиваются связи империи с Херсоном, переживавшим с конца IX в. экономический подъем, а также с Северным Причерноморьем 30 . С конца 60-х годов IX в. в Херсоне возобновляется выпуск местной бронзовой монеты, город усиленно застраивается. Херсон - центр всей северопричерноморской торговли Византийской империи, вел оживленный товарообмен с причерноморскими кочевниками, в первую очередь с печенегами. Печенеги приобретали в Херсоне шелковые ткани, бархат, металлические предметы, перец, привозя взамен продукты скотоводческого хозяйства, а также меха и воск, которые они выменивали на Руси или захватывали там во время набегов. Пушнину, пользовавшуюся большим спросом среди византийской знати, и требовавшийся империи в большом количестве воск херсонские купцы перепродавали потом в Константинополе и других городах Византии. В трактате «Об управлении империей» Константин Багрянородный отмечает, что «когда херсонцы не ездят в Романию (т. е. в Византию. - Ред.) и не продают там шкуры и воск, которые они скупают у печенегов, они не могут существовать 31 . На вымененные у кочевников товары херсонцы покупали византийские ткани, поливную посуду, резную кость, а в южночерноморских портах фем Вукелариев, Пафлагонии и Армениака - хлеб, вино и другие продукты питания. Предметами собственной торговли Херсона были соль и рыба.

Помимо Херсона, Византия имела и другие форпосты своей северопричерноморской торговли. Известно, например, что в конце IX- начале X в. мадьяры обменивали в византийской черноморской пристани Карх (очевидно, Керчь) захваченных у славян пленников на византийскую парчу, ковры и т. п.

Во второй половине IX в. завязываются торговые связи Византии с Киевской Русью, которые в X в., по мере политических и хозяйственных успехов последней, а также благодаря принятию Русью христианства по греческому обряду, все более развиваются и крепнут (см. ниже, стр. 229).

Расширяется торговля Византийской империи с западноевропейскими странами, а также с возникшими и возникавшими на принадлежавших ей некогда землях Балканского полуострова славянскими государствами.

Устойчивость византийской золотой номисмы, при слабом развитии денежного хозяйства, обилии различных монетных систем и низком качестве монеты в Западной Европе, делала ее самой распространенной и ценной монетой на рынках Средиземноморья, выполнявшей роль международных денег 32 .

В X в. вновь расширяются связи Византии с итальянскими приморскими городами. Довольно регулярной была торговля между Византией и Венецией, окончательно освободившейся к концу X в. от всякой, даже чисто внешней, зависимости от империи. Роль Венеции в византийско-венецианской торговле заметно возросла. Интенсивно развивая судостроение, Венеция стала перевозить на своих судах значительную часть предназначавшихся для стран Запада византийских и восточных товаров. В 992 г. Византия заключила с Венецией, уже как с равноправной стороной, соглашение, согласно которому таможенные пошлины на грузы венецианских купеческих судов были снижены 33 . Из южноитальянских городов наибольшего расцвета достиг Бари, являвшийся главным центром византийских владений в Южной Италии и особенно оживленно торговавший с Константинополем и Диррахием, а также Амальфи. Амальфийцы имели собственные мастерские в Константинополе и образовывали там особую церковную общину; их колонии появились в Диррахии и Антиохии; амальфийские купцы торговали с североитальянскими городами, испанскими и африканскими арабами. Арабский географ и купец Ибн-Авкал, посетивший Амальфи в 977 г., отмечает, что это был «самый процветающий, знаменитый, богатый и блестящий» город Италии.

Наибольшим спросом у итальянцев пользовались византийские шелковые ткани. Известен случай, когда купцы из Аквилеи поселились в области Спарты, чтобы скупать шелковые изделия непосредственно в этом городе, на месте их производства. Амальфийские купцы и венецианцы ухитрялись контрабандой вывозить из Византии особые сорта шелковых тканей, которые запрещалось экспортировать. Помимо шелковых тканей и шелковых одежд, Византия продавала итальянским городам ремесленные и художественные изделия, перепродавала восточные пряности; у итальянских купцов, в частности венецианцев, она покупала далматинский лес для судостроения, оружие и рабов.

Косвенные показания источников, а также памятники материальной культуры, свидетельствующие об употреблении франкской и англосаксонской знатью шелковых византийских одеяний, о приобретении византийских ювелирных изделий, указывают на торговлю Византии и с другими странами Западной Европы 34 . Известно также, что западные купцы привозили в Константинополь галльское мыло.

Все большее место в товарообороте Византийской империи приобретает торговля с придунайскими странами, в первую очередь с Болгарией. Торговые связи обоих государств особенно усиливаются после принятия болгарами христианства (см. ниже, стр. 198), причем наиболее оживленными становятся торговые отношения между Болгарией и расположенной в непосредственной близости от Византииско-болгарской границы Фессалоникой 35 . В торговле империи со славянскими странами Балканского полуострова Фессалоника вообще играла не менее значительную роль, чем Константинополь. Торговые связи Византии со славянами проходили главным образом по древней дороге, связывавшей Белград с Константинополем и имевшей ряд боковых ветвей-дорог во внутреннем массиве Балканского полуострова, а также по Via Egnatia 36 ; при этом путь Морава - Вардар, связывавший Дунай с Фессалоникой, не уступал по своему значению шедшему на Константинополь пути Морава - Марица.

В X в. эти важнейшие торговые пути почти полностью оказались под контролем Болгарии, завладевшей византийскими землями вплоть до глубин Фракии и Македонии. Византийская торговля с западнославянскими странами и Русью в немалой своей части осуществлялась через Болгарию: доставлявшиеся из Византии товары обменивались здесь на различные продукты славянского производства. В X в., несмотря на заполняющие это столетие длительные болгаро-византийские войны, развитие торговых связей между обоими государствами не прекращается. Хорошо известны слова русского князя Святослава, побывавшего в болгарской столице Переяславце на Дунае в середине X в.: там, говорит он, «вся благая сходятся: от Грекъ злато, паволоки, вина и овощеве разноличные; из Чехъ же, из Угорь, сребро и комони, из Руси же скора и воскъ, медъ и челядь» 37 . Основными предметами болгарской торговли в Константинополе были льняные ткани и мед, взамен которых болгары приобретали византийские шелковые ткани и другие товары. Болгары продавали также рабов 38 .

Торговля между империей и Болгарским государством носила в это время по преимуществу все еще меновой характер: арабский хронист Аль-Масуди (20-50-е годы X в.) отмечает, что болгары не имели ни золотых, ни серебряных монет и рассчитывались за покупки коровами и овцами 39 . Камениата, рассказывая о торговле Фессалоники с болгарами, также говорит, что обе стороны «обменивали между собою необходимые продукты» 40 .

Существование в крупных византийских городах развитого, дифференцированного по отдельным отраслям ремесленного производства, хорошо налаженной торговли, широкое распространение товарно-денежных отношений не изменяли общего характера городской экономики: во второй половине IX-X в. византийский город по типу хозяйственной жизни был городом средневековья.

Наряду с производством на рынок ремесленных изделий, немалое место в городской жизни все еще занимало товарное производство продуктов сельского хозяйства. Процветание даже таких торгово-ремесленных центров, какими были Константинополь и Фессалоника, в известной степени определялось плодородием почвы и интенсивностью эксплуатации земель в прилегающих к ним пригородных районах. Камениата самым обстоятельным образом описывает окружавшие Фессалонику земли, засаженные виноградниками и садами, и объясняет благосостояние жителей города обилием плодов земледелия и доходами от торговли 41 . Широко распространенным предметом торговли была также рыба. «Реки, - пишет Камениата, - доставляют городу изобилие благодаря доходам от рыболовства» 42 . Возделанная земля, сады и виноградники имелись и в пределах самих городов. Некоторые византийские города вообще являлись по преимуществу административно-фискальными, военными, церковными центрами или пунктами транзитной торговли, жители которых значительную часть своих потребностей удовлетворяли натурально-хозяйственным путем.

Хозяйственная жизнь города базировалась на простом товарном производстве, позволявшем ремесленнику и торговцу лишь обеспечивать, как правило, свое существование. Даже в том случае, когда какому-либо члену корпорации удавалось разбогатеть, вершиной его стремлений была покупка звания, должности, земли, а не расширение производства. Самый уровень развития производительных сил, запрещение со стороны центральной государственной власти расширять эргастирии, сковывавшие свободное развитие ремесла и торговли, регламентация и контроль обусловливали переход разбогатевшей торгово-ремесленной верхушки в ряды земельных собственников и чиновников, не позволяли им стать крупными предпринимателями.

Возможности для развития предпринимательства сановной знати также были ограничены. Императорская власть, выражая в целом интересы константинопольской знати, не решалась, тем не менее, оставить вне контроля ее предпринимательскую деятельность в области ремесла и торговли: непомерное возрастание могущества константинопольской знати, опасное для византийской автократии само по себе, создавало бы непосильную для рядовых ремесленников конкуренцию и лишало бы государственную казну значительной доли доходов. Сановная знать могла иметь в своих домах ремесленные мастерские, производившие изделия (главным образом различного рода ткани) лишь для собственного потребления, а не на рынок. Правда, господин мог использовать в качестве подставного лица своего раба, которому разрешалось иметь мастерскую на основе свободного распоряжения пекулием. Однако подобная мастерская находилась, как и все прочие эргастирии, под контролем городской администрации. Особенно высоко ценившиеся сирийские ткани сановникам и некоторым влиятельным лицам разрешалось закупать непосредственно у привозивших их восточных купцов, однако лишь в количестве, необходимом для их собственного потребления.

Хотя применение наемного труда в это время имело довольно большое распространение, он не играл решающей роли в производстве. Византийские мистии не составляли устойчивой прослойки городского населения: ими могли временно стать в силу сложившихся обстоятельств и самостоятельные прежде ремесленники, нередко нанимавшиеся на работу со своим собственным инструментом, и лица, отрабатывающие задолженность, и рабы, направлявшиеся господами для занятия той или иной отраслью ремесла или просто нанимавшиеся тайком от господина. Мистиями на временную работу, не требующую квалификации, нанимались нищие и т. д. Мистии не были постоянными работниками: хозяин вообще имел право, как это было еще и в VI в., заключать договор с работником и выплачивать ему деньги лишь на срок, не превышающий одного месяца. По-истечении срока действия договора мистии мог или заключить с прежним хозяином новый договор, или перейти к другому хозяину; если у него появилась возможность самому закупить сырье, он мог стать, при примитивности орудий труда того времени, самостоятельным ремесленником; не найдя спроса на свою рабочую силу, мистии превращался в нищего. Положение мистия в значительной степени определялось довольно неустойчивой конъюнктурой на константинопольском рынке, зависевшей от обстоятельств чисто внешнего порядка 43 .

В византийском городе X в. труд рабов находил еще довольно-широкое применение. Рабы использовались в качестве подсобных работников в эргастириях, в домах крупной знати, а также в государственных мастерских. Раб и сам мог открыть - при условии поручительства за него господина - свою мастерскую или лавку и стать членом корпорации. Эта наметившаяся еще в ранневизантийском городе тенденция передавать рабу ремесленную мастерскую или поручать ему ведение какого-либо дела на праве свободного распоряжения пекулием становится в X в. широко распространенным явлением. Рабы не допускались лишь в особо важные корпорации, например в корпорацию трапезитов, выполнявшую функцию регулирования монетного обращения; они не фигурируют в торговле импортным шелком, одеждами, благовониями. Рабы не встречаются, с другой стороны, в корпорациях хлебопеков, мясников, свечников, кожевников: незначительный доход, получаемый от занятия этими отраслями ремесла и торговли, делал невыгодным для господина использование в них своего раба. Рабы направлялись по преимуществу в корпорации, занимавшиеся производством предметов роскоши, где доход, по-видимому, в меньшей степени подлежал контролю государственных чиновников.

Значительную эволюцию претерпело к X в. внутреннее политическое устройство византийского города. По мере усиления центральной власти, укрепления и расширения бюрократического аппарата процесс постепенного урезывания муниципальных свобод и привилегий приходит к своему логическому завершению 44 . Юридическим оформлением сложившегося к этому времени положения вещей было изъятие из государственного законодательства старых законов о куриалах и куриях, «накладывающих на них тяжелые и невыполнимые литургии, а в качестве вознаграждения дающих куриям право на занятие некоторых начальственных должностей и самостоятельное управление городами». - «Теперь, - говорится в императорской новелле, - император обо всем заботится и печется сам и с божьей помощью все дела направляются и решаются его попечением...» 45

Даже в такой отдаленной окраине империи, как Херсон, местное самоуправление перестало иметь сколько-нибудь существенное значение. Правда, херсонцы вели себя отнюдь не как покорные подданные империи: в конце IX в. там был убит стратиг Херсонской фемы Симеон, а Константин Багрянородный указывает на возможность в Херсоне городских волнений. Однако это уже не протесты города, сильного своим местным самоуправлением и независимостью: хотя в Херсоне, как и в некоторых других городах Византийской империи, вплоть до начала XI в. продолжала существовать должность протевонтов, эти представители местной городской знати не являлись помехой для осуществления империей централизованного управления городами 46 .

Значительные сдвиги, происшедшие в социально-экономических отношениях Византии, во многом преобразили во второй половине IX-X в. византийский город. Внутриимперские условия, как и внешнеполитическая ситуация, способствовали тому, что товарное производство и обращение переживали в этот период подъем. Однако среди специфических для византийского города черт, наряду с такими благоприятными обстоятельствами, как сохранение со времен античности товарно-денежного хозяйства с его детально разработанными правовыми нормами, имелись и такие, которые сковывали его свободное развитие, порождали внутреннюю слабость.

Полная зависимость константинопольских корпораций от центральной власти, регламентация всех сторон их жизни, консервирование устаревших форм организации ремесла и торговли - все это явилось тормозом на пути развития городской экономики. Наличие в ряде торгово-ремесленных корпораций как свободных, так и рабов лишало их сословного единства, внутренней сплоченности. Политика византийского правительства, направленная на ограничение поездок константинопольского купечества за пределы столицы, ставила его в невыгодное положение перед уже начинавшим развивать активность и набирать силы купечеством итальянских городов. Чрезвычайно замедленное образование внутреннего рынка, с одной стороны, и укрепление мощи феодальных магнатов - с другой, способствовали созданию местных торгово-ремесленных центров, экономическая и политическая власть в которых попадала в руки крупных земельных собственников, а не купечества. Однако эти отрицательные для развития византийского города моменты начали выявляться, и то еще в очень незначительной степени, лишь с конца X в. В течение всего периода со второй половины IX и в X в. Константинополь мог пользоваться всеми преимуществами своего привилегированного положения, а развитие провинциальных городов пошло даже ускоренными темпами.