(Окончание.)
Я оставил Францию. Пребывание мое в сем государстве убавило сильно цену его в моем мнении. Я нашел доброе гораздо в меньшей мере, нежели воображал; а худое в такой большой степени, которой и вообразить не мог. Я рассматривал со всевозможным вниманием все то, что могло способствовать мне к приобретению точнейшего понятия о характере Французов и о настоящем их положении, относительно разных частей правительства.
Позвольте, Мил. Гос., примечания мои на оное представить В-у С-у, и добавьте своим проницанием то, в чем мои рассуждения недостаточны будут.
Достойные люди, какой бы нации ни были, составляют между собой одну нацию. Выключа их из Французской, примечал я вообще ее свойство. Надлежит отдать справедливость, что при неизъяснимом развращении нравов есть во Французах доброта сердечная. Весьма редкой из них злопамятен - добродетель конечно непрочная, и полагаться на нее нельзя: по крайней мере и пороки в них не глубоко вкоренены. Непостоянство и ветренность не допускают ни пороку, ни добродетели в сердца их поселиться. К ним совершенно приличен стих Кребильйонов:
Criminel sans penchant, vertueux sans dessein.
Рассудка Француз не имеет, и иметь его почел бы несчастьем своей жизни; ибо оной заставил бы его размышлять, когда он может веселиться. Забава есть один предмет его желаний. А как на забавы потребны деньги, то для приобретения их употребляет всю остроту, которою его природа одарила. Острота, неуправляемая рассудком, не может быть способна ни на что, кроме мелочей, в которых и действительно Французы берут верх пред целым светом. Обман почитается у них правом разума. По всеобщему их образу мыслей, обмануть не стыдно; но не обмануть глупо. Смело скажу, что Француз никогда сам себе не простит, если пропустит случай обмануть, хотя в самой безделице. Божество его - деньги. Из денег нет труда, которого б не поднял, и нет подлости, которой бы не сделал. К большим злодеяниям не способен. Самые убийцы становятся таковыми тогда только, когда умирают с голоду; как же скоро Француз имеет пропитание, то людей не режет, а довольствуется обманывать. Корыстолюбие несказанно заразило все состояния, не исключая самых Философов нынешнего века. Врассуждении денег не гнушаются и они человеческою слабостию. - Д"Аламберты, Дидероты в своем роде такие же шарлатаны, каких видал я всякой день на булеваре; все они народ обманывают за деньги, и разница между шарлатаном и Философом только та, что последний к сребролюбию присовокупляет беспримерное тщеславие. Я докажу опытом справедливость моего примечания. Приехал в Париж брат Г. З-а, Полковник Н-ь, человек впрочем честной, но совсем незнакомой с науками. Служил он весь век в гусарских полках, никогда не бирал книг в руки, и никогда карт из рук не выпускал. Лишь только проведали д"Аламберт, Мармонтель и прочие, что он брат Г-на З-а, то не почли уже за нужное осведомляться о прочих его достоинствах, а явились у него в передней засвидетельствовать свое нижайшее почтение. - Мое к ним душевное почтение совсем истребилось после такого подлого поступка. Расчет их ясно виден: они сею низкостью ласкались чрез Н-а достать подарки от нашего Двора. Рука, от которой бы они их получили, удовольствовалаб их тщеславие, а подарки - корыстолюбие.
Сколько я понимаю, вся система нынешних Философов состоит в том, чтоб люди были добродетельны независимо от Религии: но они, которые ничему не верят, доказывают ли собою возможность своей системы? Кто из мудрых века сего, победив все предрассудки, остался честным человеком? кто из них, отрицая бытие Божие, не сделал интереса единым божеством своим, и не готов жертвовать ему всей своей моралью? Одно тщеславие их простирается до того, что сами науки сделались источником непримиримой вражды между семьями. Брат гонит брата за то, что один любит Расина, а другой Корнеля; ибо острота Французского разума велит одному брату, любя Расина, ругать язвительно Корнеля, и не клясться пред светом, что Расин пред Корнелем, а брат его перед ним, гроша не стоют. Вообще ни один Писатель не может терпеть другого, и почитает праздником всякой случай уязвить своего совместника. При всей их премудрости, нет в них и столько рассудка, чтоб осмотреться, как бесчестят себя сами, ругая друг друга, и в какое посмеяние приводят себя у тех, в коих хотят вселить к себе почтение.
Вот каковы те люди, из которых Европа почитает многих великими, и которые, можно сказать, всей Европе повернули голову. Правда и то, что в самой Франции число их обожателей несравненно меньше, нежели в других Государствах, потому что Французы сами очевидные свидетели их поведения, а чужестранцы смотрят на них издали. - Истинно нет никакой нужды входить с ними в изъяснения, почему считают они Религию недостойною быть основанием моральных человеческих действий, и почему признание бытия Божиего мешает человеку быть добродетельным? Но надлежит только взглянуть на самих Господ нынешних Философов, чтоб увидеть, каков человек без религии, и потом заключить, как прочно было бы без них все человеческое общество?
Обращусь теперь к начатому описанию характера национального. Господа Философы отвели меня несколько от моей главной материи: но я, остановясь на них, хотел показать, что со стороны практического нравоучения перенимать у Французов, кажется, нечего. - Приметил я вообще, что Француз всегда молод, а из молодости переваливается вдруг в дряхлую старость: следственно в совершенном возрасте никогда не бывает. Пока может, утопает он в презрительных забавах, и сей род жизни делает все состояния так равными, что последний повеса живет в приятельской связи с знатнейшею особою. Равенство есть благо, когда оно, как в Англии, основано на духе правления; но во Франции равенство есть зло, потому что происходит оно от развращения нравов. Нет сомнения, что все сии злоупотребления имеют свой источник в воспитании, которое у Французов пренебрежено до невероятности. Первые особы в государстве не могут никогда много разниться от бессловесных; ибо воспитывают их так, чтоб они на людей не походили. Как скоро начинают понимать, то попы вселяют в них предрассудки, подавляющие смысл младенческой, и они вырастают обыкновенно с одним чувством подобострастия к духовенству. - Нынешний Король трудолюбив и добросердечен, но оба сии качества управляются чужими головами. Один из Принцев имеет великую претензию на царство небесное, и о земных вещах мало помышляет. Попы уверили его, что не отрекшись вовсе от здравого ума, нельзя никак понравиться Богу, и он делает все возможное, чтоб стать угодником Божиим. Другой - победил силу веры силою вина; мало людей перепить его могут. Сверх того почитается он первым петиметром, и все молодые люди подражают его тону, которой состоит в том, чтоб говорить грубо, произнося слова отрывчиво; ходить переваливаясь, разинув рот, не смотря ни на кого; толкнуть всякого, с кем встретится; смеяться без малейшей причины, сколько сил есть громче; словом, делать все то, что дурачество и пьянство в голову вложить могут. Таковы все нынешние Французские петиметры.
Воспитание во Франции ограничивается одним ученьем. Нет генерального плана воспитания, и все юношество учится, а не воспитывается. Главное старание прилагают, чтоб один стал Богословом, другой живописцом, третий столяром: но что каждой из них стал человеком, того и мысль не приходит. И так, относительно воспитания, Франция ни в чем не имеет преимущества пред прочими Государствами. В сей части столько же и у них недостатков, сколько везде, но тысячу раз больше шарлатанства. Редкой отец не изобретает нового плана воспитания для детей своих. Часто новой его план хуже старого: но сей поступок доказывает по крайней мере, что сами они чувствуют недостатки общего у себя воспитания, не смысля разобрать, в чем состоят они действительно.
Дворянство Французское по большей части в крайней бедности, и невежество его ни с чем несравненно. Ни звание Дворянина, ни орден Св. Лудовика не мешает во Франции ходить по миру. Исключая знатных и богатых, каждой Французской Дворянин, при всей своей глупой гордости, почтет за великое себе счастие быть принят гувернером к сыну нашего знатного Господина. Множество из них мучили меня неотступными просьбами достать им такие места в России; но как исполнение их просьб было бы убивство для невинных, доставшихся в их руки; то уклонялся я от сего злодеяния, и почитаю долгом совести не способствовать тому злу, которое в отечестве нашем уже довольно вкореняется.
Причина бедности Дворянства есть та же самая, которая столько утвердила богатство и силу их Духовенства: а именно, право большого сына наследовать в родительском имении. Для меньших братьев два пути отверсты: военная служба и чин духовный. В первом предстоят труды, окончевающиеся почти всегда бедностию; а в последнем священная праздность и изобилие. Обыкновенно фамилия из сроднической горячности преклоняет меньших братьев к последнему; но часто Французская живость велит им сопротивляться сему благому совету, и приняв военную службу, поссориться со всей своей роднею. Со всем тем нет ни одной дворянской фамилии, гдеб не было из меньших братьев человека благоразумного, предпочитавшего состояние пастыря состоянию овцы. Все Архиепископы и Епископы суть братья знатнейших особ, подкрепляемые у Двора своею роднею, и подкрепляющие себя в народе содержанием его в крайнем суеверии. В. С. из сего усмотреть изволите, сколь тверда во Франции сила Духовенства, когда в сохранении его сам Двор видит свою пользу. Суеверие народное простирается там до невероятности. Я опишу вам, Мил. Гос., один из духовных обрядов, которой сию истину неоспоримо докажет. Город Эз есть главной в Провансе. Парламент и все лучшие люди сей провинции имеют в нем свое пребывании: следственно должно быть в нем и просвещения больше, нежели в других городах нижшего класса. Не взирая на сие, вот каким образом ежегодно отправляется в Эзе праздник, называемый Fe^te Dieu. Торжество состоит в процессии, в которой Святые Тайны носимы бывают по городу в препровождении всего народа. Знатнейшие особы напряжены все в маскерадное платье. Один представляет Пилата, другой Каиафу и так далее. Дамы и девицы благородные наряжены Мироносицами и прочими Святыми; а прекраснейшая представляет Богородицу. Мещанство все наряжено чертями; почтеннейший же Вельзевулом, а прочие по степеням своих достоинств. Все сии черти идут пред Телом Христовым, с превеликим ревом и пятятся назад, будто бы сила Святых Таин от себя их отгоняет. За несколько дней пред церемониею разделение ролей производит многие тяжбы, особливо между мещанством. Часто приходит пред суд тот, у кого роль отнимают, и доказывает свою претензию тем, что отец его был дьявол, дед дьявол, и что он безвинно теряет звание своих предков. - Во всех прочих Французских городах, не исключая самого Парижа, есть множество подобных сему дурачеств, служащих несомненным доказательством, что народ их пресмыкается во мраке глубочайшего невежества.
Врассуждении злоупотребления духовной власти, я уверен, что Франция несравненно несчастнее всех прочих Государств. Правда, невежество попов делает часто поношение всей нации: но из сих двух крайностей, я лучше видеть хочу попов невежд, нежели тиранов. Сила Духовенства во Франции такова, что знатнейшие не боятся потерять ее никаким соблазном. Прелаты публично имеют на содержании девок, и нет позорнее той жизни, какую ведут Французские Аббаты.
Рассматривая состояние Французской нации, научился я различать вольность по праву от действительной вольности. Наш народ не имеет первой: но последнею во многом наслаждается. Напротив того Французы, имея право вольности, живут в сущем рабстве. Король, будучи ограничен законами, имеет в руках всю силу попирать законы. Les lettres de cacbet суть имянные указы, которыми Король посылает в ссылки и сажает в тюрьму, которым никто не смеет спросить причины, и которые весьма легко достают у Государя обманом, - что доказывают тысячи примеров. - Каждой Министр есть деспот в своем Департаменте. Фавориты его делят с ним самовластие, и своим фаворитам уделяют. Что видел я в других местах, то видел и во Франции. Кажется, будто все люди на то сотворены, чтоб каждой был или тиран, или жертва. Неправосудие во Франции тем жесточе, что происходит оно непосредственно от самого правительства и на всех простирается. Налоги, частые и тяжкие, служат к одному обогащению ненасытимых начальников; никто, не подвергаяся беде, не смеет слова молвить против сих утеснений. Надобно тотчас выбрать одно из двух: или платить, или быть брошену в тюрьму. Geft l"affaire du gout. Всякой делает, что хочет.
Народ в провинциях еще несчастнее, нежели в столице. Судьба его зависит главнейше от Интенданта: но что есть Интендант? - вор, имеющий полномочие грабить провинцию безотчотно. Чем дороже стала ему у Двора сия привилегия, тем для народа тягостнее. Каждой из них начинает ремесло свое тем, что захватывает откуп хлеба, нужнейшего для жизни произращения, и принуждает чрез то жителей покупать у него жизнь за ту цену, которую определить заблагорассуждает.
Франция вся на откупу. Не возможно выехать на несколько шагов из Парижа, чтоб воротясь не быть остановлену таможней. Почти за все ввозимое в город платится столько пошлины, сколько сама вещь стоит. Из уважения к особе Государя, узаконено не сбирать пошлины в том одном месте, где его присутствие; следственно в тот день, которой Король приехал бы в Париж, пошлина не должна собираться с народа. Сие причиною, что Король, будучи не редко у решетки Парижа, в него не въезжает; он уже несколько лет не был в столице, для того что по контракту отдал ее грабить государственным ворам. - Можно по всей справедливости сказать, что Версалья есть место, куда Французских Королей посылают откупщики в вечную ссылку.
Другой источник казенных доходов во Франции есть продажа чинов и должностей - зло безмерное, вымышленное в несчастные времена, когда не было откуда взять денег на нужнейшие государственные расходы. Сие изобретение, доставив на то время большую подмогу, понравилось правительству. Время текло; чины благополучно продавались; иной не мог, другой не хотел, третий не смел предупредить того зла, которое со временем необходимо долженствовало родиться от торговли сего рода. Мало помалу доходы от продажи чинов стали присвояться не к своим назначениям. Надлежало вымышлять вседневно на продажу новые чины, новые должности; но и того недоставало. Надлежало усугубить налоги, и нация нашлась в положении бедственнейшем прежнего. Множество подлых людей душою и происхождением покупали себе права быть орудиями народных утеснений. Доверенность к начальникам уступила место душевному к ним презрению; ибо к приобретению начальства одни деньги потребны стали. - Ныне все зловредные следствия продажи чинов терзают государство, и нет средства к избавлению. Король не в состоянии возвратить денег, взятых за продажу; а не возвратя денег, нельзя отнять проданное. При последнем заседании Парламента сделан был план уничтожению сей торговли; но тот план, изобретенный впрочем коварством и злобою, не мог быть произведен в действо без потрясения всего государства, и опыт доказал, что продажа чинов во Франции есть зло нужное и ничем неотвратимое.
Не быв военным человеком, не могу о Французских войсках подать В-у С-у идеи другим образом, как сообщив слышанные мною рассуждения от беспристрастных чужестранцов. Всякой солдат умствует, следственно плохо повинуется. При мне Король смотрел свой полк. Все чужестранные, между коими были из наших Генерал-Майор К. Д., Полковники Б. и Н., не могли от смеха удержаться, смотря на маневры. Я, не смысля ничего в сем искустве, мог приметить, что солдаты командиров своих ни мало не уважают. Несколько раз Полковник Marqais de Chatelet подъезжая к фрунту кричал: paix, Messieurs, paix! je vous en prie (Тише господа, тише! прошу вас ); ибо солдаты, разговаривая один с другим о своих делах, изо всей силы хохотали. - Офицеры, по общему признанию, ниже понятия о должностях своих не имеют. Осмелюсь рассказать В-у С-у виденное мною в Монтпелье, чтоб представить вам пример их воинской дисциплины.
Губернатор тамошний, Граф Перигор, имеет в театре свою ложу. У дверей оной обыкновенно ставился часовой с ружьем, из уважения к его особе. В один раз, когда ложа наполнена была лучшими людьми города, часовой скучил стоять на своем месте, отошел от дверей, взял стул, и поставя его рядом со всеми сидящими знатными особами, сел тут же смотреть Комедию, держа в руках свое ружье. Подле его сидел Маиор его полку и Кавалер Св. Лудовика. Удивила меня дерзость солдата и молчание его командира, которого взял я вольность спросить, для чего часовой так к нему присоседился? "C"est qu"il est curieux de voir la comedie (Хочет смотреть Комедию ), отвечал он с таким видом, что ничего странного тут и не примечает.
Тяжебные дела во Франции также несчастны, как и у нас, с тою только разницею, что в нашем отечестве издержки тяжущихся не столь безмерны. Правда, что у нас и у них всего чаще обвинена бывает сторона беспомощная, но во Франции, прежде нежели у правого отнять, надлежит еще сделать много церемоний, которые обеим сторонам весьма убыточны. У нас же по крайней мере в том преимущество, что действуют гораздо проворнее; и как скоро вступился какой-нибудь полубоярин, родня вельможи, то в самой тот час дело берет уже совсем другой оборот и приближается к концу. Скажут мне, что Французы превосходят нас в гражданских делах красноречием, что их стряпчие великие витии, а наши безграмотны. Правда; но все сие весьма хорошо для Французского языка, а не для правого дела. При бессовестных судьях Цицерон и Вахтин равные Ораторы.
Полиция Парижская славна в Европе. Говорят, что Полициймейстер их всеведущ; что он, как невидимый дух, присутствует везде, слышит всех беседы, видит всех деяния, и кроме одних помышлений человеческих, ни что от него не скрыто. Поздравляю его с таким преестественным проницанием; но при сем небесном даре желал бы я ему лучшего обоняния: ибо на скотном дворе у нашего доброго помещика чистоты гораздо больше, нежели пред самыми дворцами Французских Королей. - Врассуждении дешевизны, я иного сказать не могу, как что в весьма редких Европейских городах жизнь так безмерно дорога, как в Париже; за то и бедность в нем несказанная; и хотя нищим шататься запрещено, однако я нигде столько их не видывал. - В Париже купцы, как и везде, стараются свой товар продать сколь можно дороже. Разница только та, что Французы обманывают несравненно с большим искуством, и не знают в обманах ни меры, ни стыда. Что же до безопасности в Париже, то я внутренно уверен, что всеведение Полициймейстера не весьма действительно, и польза от полицейских шпионов отнюдь не соответствует той ужасной сумме, которую Полиция на них употребляет. Грабят по улицам и режут в домах не редко. Строгость законов не останавливает злодеяний, случающихся во Франции почти всегда от бедности; ибо, как я выше изъяснился, Французы, по собственному побуждению сердец своих, к злодеяниям не способны, и одна нищета влагает у них нож в руку убийцы. Число мошенников в Париже неисчетно. Сколько Кавалеров Св. Лудовика, которым, если не украв ничего выходят из дому, кажется, будто нечто свое в доме том забыли! Словом, врассуждении всех полицейских предметов, Парижская Полиция кажется от возможного совершенства весьма еще далека. Напротив того вижу, что развращение их нравов отнимает почти всю силу у законов, и самую их строгость делает недействительною.
Если что во Франции нашел я в цветущем
состоянии, то конечно их фабрики и мануфактуры.
Нет в свете нации, котораяб имела такой
изобразительной ум, как Французы в художествах и
ремеслах, до вкуса касающихся. Я хаживал к Marchundes
des modes? как к артистам, и смотрел на уборы и наряды,
как на прекрасные картины. Сие дарование природы
послужило много к повреждению их нравов. Моды
вседневно переменяются; всякая женщина хочет
наряжена быть по последней моде; мужья пришли в
несостояние давать довольно денег женам на
уборы; жены стали промышлять деньги, не беспокоя
мужей своих, и Франция сделалась в одно время
моделью вкуса и соблазном нравов для всей Европы.
- Нынешняя Королева страстно любит наряжаться.
Прошлого году послала она свой портрет к матери,
в котором велела написать себя наряженною по
самой последней моде. Императрица возвратила ей
портрет при письме, в котором сии строки
находились: "Vos ordres ont e"te" mal execute"s: au lieu de la Reine de
France, que je m"attendois a` admirer dans votre envoy, je n"ai trouve" que la
ressemblance et les entours d"une actrice d"opera. Il faut, qu"on se soit trompe" (Ваши повеления худо исполнены. Вместо
Французской Королевы, которую я надеялась
видеть, и ей удивляться, в вашей посылке нашла
изображение оперной актрисы. Тут верно должно
быть ошибке!
| Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2019 All Rights Reserved.
Характеризуя заслуги Карамзина в истории русского литературного языка, Я.К. Г рот писал: «Карамзин отнесся к нему (Ломоносову - Л.Г.) критически и высказал неодобрение его стилистических начал. В противоположность им он считал нужным:
- Писать недлинными, неутомительными предложениями.
- Располагать слова сообразно с течением мыслей и с особыми законами языка».
В этом отношении типично такое начало статьи: «В конце XVIII в. синтаксис русского литературного языка характеризовался.наличием длительных периодов с искусственным расчленением грамматически связанных слов, с латино-иемецкой конструкцией предложения с глаголом в конце».
Между тем; конструкции с инверсированным словорасположением практически отсутствуют в «Пригожей поварихе» Чулкова, их очень мало в журнальной прозе Новикова и эпистолярной прозе Фонвизина.
При этом словорасположение у Чулкова, Новикова и Фонвизина в гораздо большей степени, чем у Карамзина, отражает естественную непринужденность словорасположения в разговорном языке.
Что касается стремления и умения «писать недлинными, неутомительными предложениями», то и здесь Карамзин не был пионером.
Сравним средние размеры предложений и доли простых и сложных предложений в «Письмах» Д.И. Фонвизина1 и Н.М. Карамзина.
Таблица 1
Таблица составлена на основе обследования 4 выборок по 100 предложений в каждом тексте.
Как видно, соотношение простых и сложных предложений в письмах Фонвизина к сестре и в «Письмах русского путешественника» одинаково, одинаков и средний размер простых предложений, зато средний размер сложных предложений у Фонвизина значительно меньше, чем у Карамзина, в результате чего и средний размер всех предложений в целом в фонвизинских письмах к сестре оказывается меньше, чем в «Письмах русского путешественника».
В письмах Фонвизина к Панину сложных предложений несколько больше, чем в письмах к сестре и в «Письмах русского путешественника», а средние размеры простых, сложных и всех в целом предложений несколько больше, чем в письмах к сестре и довольно близки к размерам предложений в «Письмах русского путешественника» (наиболее существенна здесь разница в средних размерах простых предложений: 11 и 9). При этом нельзя не заметить, что «удлинение» предложений в письмах к Панину в значительной степени обусловлено наличием пространных официальных и полуофициальных обращений и других специфических выражений, например:
Позвольте, милостивый государь, включить здесь то описание
" Напомним, что ЛІисьма из Франции» (письма из заграничного путешествия 1777-1778 гг.) Д.И. Фонвизина представляют собой два параллельных цикла, письма к сестре (Ф И Аргамаковой) и письма к II.И Панину. Язык первых отличается разговорной непринужденностью, в языке вторых оамеччч влияние -".официально-деловой» маноры выражения бывшей здесь па сих днях церемонии, называемой Гои verture des Et ats, которое имел я честь сделать в письме моем к его сиятельству, братцу вашему (2, 457); ср. в письме к сестре: Теперь опишу тебе, с какими обрядами и великолепием было открытие les Et.ats на прошлой неделе.(2, 423)1.
Такого рода простые и сложные предложения нельзя, конечно, исключить при общей оценке размеров предложений в письмах к Нанину, так как они представляют собой неотъемлемую часть синтаксического строя этих писем, но в то же время нельзя не иметь в виду, что такого рода предложения по существу не связаны с характерной фон- визинской манерой повествования, описания и рассуждения. В отношении этой манеры, манеры Фопвизина-прозаика, письма к сестре более типичны и показательны. А в этих письмах средние размеры предложений, подчеркнем это еще раз, меньше, чем в «Письмах русского путешественника». Да и в письмах к Панину они в среднем не больше, чем у Карамзина,
Не означает ли это, что «писать недлинными, неутомительными предложениями» первым начал не Карамзин, а Фонвизин? Думается, что нет. И ие потому, что приоритет в этой области следует оставить за Карамзиным, а потому, что синтаксис русского литературного языка «докарамзинского» периода отнюдь не представлял собой столь безотрадной и однообразной картины, и результаты работы Карамзина (как и какого-либо другого писателя) в области усовершенствования структуры фразы не привели к^столь радикальным преобразованиям, как это часто изображается. На самом деле пресловутые многословные и инверсированные «латино-немецкие конструкции» в русском литературном языке 60-80-х гг. XVIII в. хотя и были довольно многочисленны, но не определяли общего состояния литературного синтаксиса. Здесь уже наличествовали многие явления, которые прослеживаются учеными обычно только начиная с карамзинекого «нового слога». В частности, это относится к распространению «недлинных, пеутомитель пых» предложений,
Размер предложений, несомненно, является существенной особенностью стилей языка как в аспекте истории литературного языка, так и в аспекте «языка литературных произведений». Внимание к размеру предложения как к одному из элементов его структзфы в последние
¦ Здесь и далее цитаты по изданию- Д.И. Фонвизин О-Прачие сочинений а двух томах. 1959 В скобках после цитат указываются том и страница годы заметно возросло. Однако проблема изучения размеров предложений в русском литературном языке на протяжении его истории конкретно, на основе анализа соответствующих количественных показателей, до сих пор не рассматривалась. Наблюдения Грота и его последователей, касающиеся «укорочения» русской фразы Карамзиным, носят чисто интуитивный характер. К тому же они не опираются, как нам кажется, на достаточно внимательное - хотя бы и интуитивное изучение «докарамзинских» литературных текстов.
Ниже приводится сводная таблица, в которой представлены данные о соотношении простых и сложных предложений и о средних размерах предложений в некоторых текстах второй половины XVIII Б. (s том числе и «Письмах...» Фонвизина и Карамзина), а также в некоторых текстах Пушкина. Во всех текстах рассматривается только «авторский» язык, диалоги и вообще «язык персонажей» опускаются.
Приведенные в таблице данные свидетельствуют о том, что как в соотношении простых и сложных предложений, так и в отношении размеров предложений тексты Фонвизина и Карамзина заметно отличаются от других текстов второй половины XVIII в. своей близостью к текстам Пушкина (причем наиболее близки к пушкинским текстам фонвизинские письма к сестре).
В то же время из таблицы видно, что некоторые показатели связывают тексты Карамзина и Фонвизина с другими текстами второй половины XVI]I в., а тем самым связывают и эти последние с текстами Пушкина. Например, средний размер простых предложений порядка 9-11 слов оказывается присущим не только «Письмам...» Фонвизина и Карамзина, но и новиковскому «Трутню» и даже «Приключениям маркиза Г.» и фонвизинскому переводу «Кариты и Полидора». Из обследованных текстов повествовательной прозы несколько большим ока зывается средний размер простых предложений только в «Карите и ІІолидоре» Заозерского и в «Пригожей поварихе» Чулкова (где, впрочем, прос тых предложений вообще очень мало).
Средний размер сложных предложений также оказывается пример - но одинаковым во многих текстах. Если взять за отправную точку сред- ний размер сложных предложений в «Письмах русского путешественника» (24 слова), то следует признать, что явно несущественно отличаются от него средние размеры предложений не только в Фонвизинеких письмах к Панину и новиковском «Трутне», но и в «Приключениях маркиза Г...» и в фонвизинском переводе «Кариты и Полидора».
Таблица 2
| Тексты | % простых и сложных предл. | Средние размеры (колич. слов) |
|||
| простые | сложные | всех | простых | сложных | |
| КПЗ | 20 | 80 | 28,5 | 13 | 32 |
| ПМГЕ | 22 | 78 | 23 | 11 | 26 |
| ППЧ | 9 | 91 | 29 | 13 | Ju |
| НАТТ | 24 | 76 | 19 | 10 | 22 |
| ІІПЕ | 18 | 82 | 21 | 9 | 24 |
| новн | " 28,5 | 71,5 | 30 | 15 " | 36 |
| НСИФ | 18 | 82 | 31 | 15 | 34 |
| ФКП | 37 | 63 | 18 | 9 | 23 |
| ФС | 41,5 | 58,5 | 14 | 9 | 18 |
| ФП | 34 | 66 | 19 | 11 | 23 |
| КПРП | 41 | 59 | 18 | 9 | 24 |
| Т1П-30 | 53 | 47 | 12 | 7 | 16 |
| ППБ | 46 | 54 | 15 | 10 | 19 |
| ПД | 52 | 48 | 15 | 10 | 21 |
| ППД | 63 | 37 | 13 | 8 | 19 |
| рк л | 61,5 | 38,5 | 12 | 9 | 18 |
Условные обозначения текстов в таблице значат следующее: КПЗ - «Ка- рита и Полидор» в переводе Заозерского: ПМГЕ - «Приключения маркиза Г..." в переводе Елагина; ППЧ - «Пригожая повариха» Чулкова; НАТТ - Новиков. Авторские тексты «Трутня»; ППЕ - Новиков. Полемика с Екатериной II в «Трутне»; І10ВН - Новиков «О воспитании и наставлении детей»; НСИФ - Новиков. Статьи по истории и философии, ФКП - Фонвизин. «Ка- рита и Полидор»; ФС - Фонвизин. Письма к сестре. ФП - Фонвизин Письма к Панину; КПРІ1 - Карамзин. «Письма русской; путешественника», 1111-30 - Пушкин. Письма 30-х годов; ППБ - Пушкин «Повести Белкина», ПД - Пушкин. -"Дубровский». ППД - Пушкин ЛІиі-ювап дама», ПКД- Пушкин «Капитанская дочка»
Из таблицы видно, что не только «Письма из Франции», но и один из несовершенных ранних переводов Фонвизина, «Карита и Полидор», по среднему размеру простых и сложных предложений могут быть поставлены в один ряд с «Письмами русского путешественника» Карамзина. В этот же ряд могут быть поставлены и такие авторитетные и популярные во второй половине XVIII в. тексты, как «Приключения маркиза Г...» или новиковский «Трутень».
Приведенная таблица наталкивает и еще на некоторые соображения. Так, сопоставление размеров предложений в «Трутне» Новикова и в его же статьях по истории и философии и в трактате «О воспитании и наставлении детей» позволяет говорить об изменении размеров предложений в зависимости от характера текстов, то есть о явлении, которое описано в казыванкых выше статьях Г.А. Лесскиса применительно к русской прозе XIX в. Наши наблюдения показывают также, что значительные размеры предложений не всегда связаны с инверсированным словорасположением, и наоборот небольшие размеры предложений не всегда связаны с отсутствием инверсий. Например, в «Пригожей поварихе» Чулкова средний размер предложений 29 слов - больше, чем в любом другом из обследованных нами повествовательных текстов, но предложений с инверсированным словорасположением здесь очень мало, меньше, чем даже в «Письмах русского путешественника». А в «Приключениях маркиза Г...», где средний размер простых и сложных предложений относительно невелик, инверсии встречаются в каждом втором предложении.
Каюбы ни были скромны приведенные выше данные, они позволяют сказать, что представление о «докарамзинском» синтаксисе как о синтаксисе «длительных периодов с искусственным расчленением грамматически связанных слов, с латино-немецкой конструкцией предложения с глаголом в конце» является сильно упрощенным. На самом деле уже в 60-80-е гг. многое было сделано для обновления и упорядочения структурной организации предложений. В синтаксисе русского литературного языка этих лет происходила сложная борьба старых и новых моделей. И хотя во многих литературных текстах преобладали старые модели, было немало и таких текстов (причем текстов значительных в идейном и художественном отношении), где активно разрабатывались и совершенствовались модели новые, в ча- стнос"іи. отрабатывалась и стабилизировалась естественная и логин пая постановка слов в пределах небольших по протяженности предложений.
Размер является очень существенным, но не автономным элементом структуры предложений. С одной стороны, он связан с содержанием высказывания, то есть с объемом и характером заключенной в предложении смысловой и эмоциональной информации. С другой стороны. размер предложения зависит и от его собственной внутренней композиции: в принципе сложные предложения длиннее простых, полные длиннее неполных, предложения с обособленными членами длиннее предложений без обособленных членов и т. п. Размер предложений зависит и от их лексико-фразеологического состава. Чем более емки и точны, образны и выразительны образующие предложения слова И обороты, тем предложение короче.
Выбор тех или иных моделей предложений и словарного материала, из которого строятся эти модели, в значительной мере обусловливается стилевой принадлежностью текста. Но здесь несомненна и большая роль индивидуальных склонностей и мастерства пишущего или говорящего.
Разница в размерах предложений фонвизинских писем к сестре и писем к Панину зависит главным образом от характера содержания писем. В письмах к сестре господствуют описания, часто встречается повествование и весьма скромное место занимают рассуждения. В письмах к Панину, наоборот, господствуют рассуждения, описаний здесь мало, повествование встречается редко.
Описания и повествование в письмах к Панину отличаются употреблением предложений таких же небольших размеров, как и в письмах к сестре. Например,щ описании Монпелье средний размер предложений в письме к сестре и в письме к Панину одинаков - 12 слов. Столь же кратки предложения и в рассказе о чествовании Вольтера:
Трагедия играна была гораздо с большим совершенством, нежели в прежние представления. По окончании ее новое зрелище открылось. Занавесь был опять поднят. Все актеры и актрисы, окружа бюст Вольтера, увенчивали его лавровыми венками. Сие приношение публика препроводила рукоплесканием, продолжавшимся близ четверти часа. Наконец представлявшая Ирену актриса, г-жа Вестрис, обратись к Вольтеру, читала похвальные стихи (2, 470).
По когда Фонвизин от сообщения фактов переходит к рассуждениям, размер предложений всегда увеличивается. Это можно проиллюстрировать таким отрывком из письма от 15/26 января 1778 г.
Les Etats или земский суд здешней провинции уже кончился Вес разъехались из Монпелье, знатные и богатые в Париж, а мелкие и бедные по деревням своим. Первые приезжали сюда делать то, что хотят.
или, справедливее сказать, делать то, чем у двора на счет последних выслужиться можно; а последние собраны были для формы, дабы соблюдена была в точности наружность земского суда, -я называю наружность, для того что в самом существе она не значит ничего... Первый государственный чин, духовенство, препоручает провинцию» в одно покровительство царя небесного, дабы самому не поссориться с земным, если вступится за жителей и облегчит утесненное их состояние. Знатнейшие светские особы считают бытие свое на свете постольку, поскольку у двора приятно на них смотрят, и, конечно, не променяют одного милостивого взгляда на все блаженство управляемой ими области (2, 4G1-462).
Рассуждениям в письмах к Панину всегда, без исключений свойственны предложения больших размеров, чем в повествовании и описаниях, к тому же в рассуждениях велика доля сложных предложений. Это обстоятельство в значительной степени и обусловливает больший, чем в письмах к сестре, удельный вес сложных предложений и предложений относительно больших размеров в письмах к Панину.
Таким образом, применительно к «Письмам из Франции» вполне можно говорить о зависимости между размером предложений и содержанием текста.
В - Письмах русского путешественника» ота зависимость проявляете ь не стыл» последовательно. В повествовании и описаниях размер предложении различен, непостоянен. Иногда здесь преобладают предложения меньших размеров, чем средний размер, а иногда - значительно больших. Эти колебания размеров предложений отражают определенную закономерность. Стиль языка «Писем русского путешественника» не отличается полным единообразием. Записки путешественника не могли состоять из одних только описаний его впечатлений и чувств, композиционно необходимы были контексты «объективно-повествовательные» и «объективно-описательные», в которых отражалась бы фактическая, реальная, «бытийная» основа путешествия. Вот эти-то контексты (не весьма многочисленные, но важные для структуры «Писем русского путешественника») и оказываются, как правило, свободными от типичной для «нового слога» манерности и нарочитой украшенности, отличаются «нейтральностью» (а иногда и некоторой «разговорностью») лексико-фразеологического состава и небольшим размером предложений.
Приведем в качестве примера начало описания Лиона и его окрестностей.
Улицы вообще все узки, кроме двух или трех посредственных. Набережная Сены очень хороша. Вода в сей реке так же зелена, как и в Роне, но гораздо мутнее. Беспрестанно кричали нам женщины, которые здесь отправляют должность перевозчиков: «Не хотите ли переехать через реку?», хотя мостов много и один от другого недалеко Большая и лучшая часть города лежит между рек. За Сеною подымается высокая гора, на вершине которой построены монастыри и несколько домов. Вид с сей горы есть один из прекраснейших. Весь город перед глазами - не маленький городок, но один из величайших в Европе (1, 343).
Это описание очень напоминает по манере изложения описания в фонвизинских «Письмах из Франции». Но Карамзин не выдерживает такой манеры до конца: она представляется ему слишком бедной, невыразительной. Процитированная часть описания Лиона и его окрестностей служит лишь экспозицией для последующего описания в собственно карамзинской манере. Здесь появляется характерная «чувствительная» и «украшающая» лексика: появляются перифразы, вставные конструкции и обособленные обороты, в результате чего значительно увеличивается размер предложений:
Снежные Савойские горы (из-за которых в ясную погоду выглядывает треглавый Монблан, наш женевский знакомец) с цепию Дофинских простираются амфитеатром, ограничивая область зрения. Обширные зеленые равнины по ту сторону Роны, принадлежащие к Дофине, - равнины, где уже оперяется весна, отменно миловидны. Там идет дорога в Лангедок и Прованс, счастливые цветущие страны, где чистый воздух в весенние и летние месяцы бывает напитан ароматами и где теперь благоухают ландыши! (1, 343).
Аналогичная картина наблюдается и в повествовательных частях «Писем русского путешественника». Когда автор рассказывает о своем путешествии и связанных с ним повседневных событиях, обычных дорожных встречах, происшествиях и хлопотах - стиль языка его повествования прост, предложения коротки. Если же Карамзин включает в свои «Письма...» какую-либо вставную новеллу и стремится к «художественности» изложения - повествование его делается многословным, вялым, хотя и сверкает «блестящими украшениями». Типичный пример - история Фальдони и Терезы:
. Но сей отказ еще более воспламенил любовников, и, потеряв на- дожду соединиться в объятиях законной любви, они положили соединиться в хладных объятиях смерти. Недалеко от Лиона, в каштановой роще, построен сельский храм, богу милосердия посвященный и рукою греческого искусства украшенный; туда пришел бледный Фаль- дони и ожидал Терезы. Скоро явилась она во всем сиянии красоты своей, в белом кисейном платье, которое шито было к свадьбе, и с розовым венком на темно-русых волосах. Любовники упали перед алтарем на колени и - приставили к сердцам свои пистолеты, обвитые алыми лентами; взглянули друг на друга - поцеловались - и сей огненный поцелуй был знаком смерти - выстрел раздался - они упали, обнимал друг друга, и кровь их смешалась на мраморном помосте (1, 358).
Из семи предложений, составляющих рассказ о Фальдони и Терезе, шесть сложных и только одно предложение не имеет в своем составе обособленных оборотов. Отсюда - значительные размеры предложений.
Наличие или отсутствие обособленных конструкций является очевидным «внутренним» структурным фактором, влияющим на размер предложений. Показательно такое сопоставление. В «Письмах русского путешественника» предложений с обособленными конструкциями 34%, в письмах Фонвизина к Панину - 37%, а в письмах Фонвизина к сест ре - 25,5%; при этом, как было показано выше, размеры предложений в «Письмах русского путешественника» и в письмах Фонвизина к Панину примерно равны, а в письмах Фонвизина к сестре они значительно меньше. Однако количественная сторона в употреблении обособленных конструкций не может быть оторвана от стороны качественной. При близости количественных показателей обособленные конструкции могут выполнять в сравниваемых текстах различные функции.
Так, в истории Фальдони и Терезы обособленные обороты в большинстве случаев не несут значительной смысловой нагрузки, а служат главным образом для «украшения» повествования: «Фальдони, прекрасный добрый юноша, обогащенный лучшими дарами природы», «недалеко от Лиона, в каштановой роще», «храм, богу милосердия по священный и рукою греческого искусства украшенный», «во всем сиянии красоты своей, в белом кисейном платье... и с розовым венком на темно-русых волосах», «пистолеты, обвитые алыми лентами». Даже в том случае, когда обособленный оборот заключает в себе важную для развития сюжета информацию, он несет и художественно-экспрессивную функцию: «потеряв надежду соединиться в объятиях законной любви, они положили соединиться в хладных объятиях смерти».
У Фонвизина в описаниях и повествовании обособленных конструкций вообще немного, они употребляются главным образом в рассуждениях, где несут значительную смысловую нагрузку, подчеркивая внутреннюю логику высказывания, выделяя и уточняя важные детали. Например:
Сравнивая наших крестьян в лучших местах с тамошними, нахожу, беспристрастно судя, состояние наших несравненно счастливейшим. Я имел честь вашему сиятельству описывать частию причины оному в прежних моих письмах; но главною поставлю ту, что подать в казну платится неограниченная и, следственно, собственность имения есть только в одном воображении. Б сом плодоноснейшем краю на каждой почте карета моя была всегда окружена нищими, которые весьма часто, вместо денег, именно спрашивали, нет ли с нами куска хлеба (2, 466).
Рассуждения в «Письмах русского путешественника» всегда отличаются повышенной экспрессивностью, для выражения которой мобилизуются все специфические лексические и синтаксические средства. Фразы здесь весьма пространны и часто перегружены придаточными предложениями, вставными, обособленными и присоединительными конструкциями, несущими главным образом эмоциональную, но не логическую информацию. Например, рассуждение по поводу истории Фальдони и Терезы построено в том же эмоционально-стилевом ключе, что и сама история, но сентиментальная патетика и украшательская риторика выступают здесь более ярко и рельефно.
Если бы Тереза не любила или перестала любить Фальдони или если бы смерть похитила у него милую подругу, ту, которая составляла все счастье, всю прелесть жизни его. тогда бы мог он возненавидеть жизнь, тогда бы собственное сердце мое изъяснило мне сей печальный фено мен человечества, я вошел бы в чувства несчастного и с приятными слезами нежного сожаления взглянул бы на небо без роптания, в тихой меланхолии... Фальдони и Тереза! Вы служите для меня примером одного исступления, помешательства разума, заблуждения, а не при мером истинной любви! (1, 358-359).
Еще один небольшой пример:
Но, может быть, друзья мои, может быть, в течение времени сии места опять запустеют и одичают; может быть, через несколько веков (вместо сих прекрасных девушек, которые теперь перед моими глазами сидят на берегу реки и чешут гребнями белых коз своих) явятся здесь хищные звери и заревут, как в пустыне африканской!.. Горестная мысль! (1, 363).
Хотя предложения в рассуждениях Карамзина, как правило, довольно пространны, но они часто пространны и в повествовании и описаниях. Поэтому в «Письмах русского путешественника» и не прослеживается то четкое различие размеров предложений в повествовании и описаниях, с одной стороны, и в рассуждениях, с другой стороны, которое характерно для «Писем из Франции». А это, в свою очередь, дает основание говорить о том, что зависимость между размером предложений и содержанием текста в «Письмах русского путешествешш ка» проявляется не столь определенно и последовательно, как в «Письмах из Франции».
Если Фонвизин стремился прежде всего к логической ясности и смысловой насыщенности фразы, то Карамзин главное внимание уделял экспрессивной окраске и внешней элегантности, «красивости» предложения. По словам В.В. Виноградова, в сфере синтаксиса эстетические принципы русского сентиментализма «означали возмещение бедности прямых логических связей многообразием экспрессивных вариаций, игрой живых интонаций. В самом деле, логические знаки синтаксического движения в виде союзов были сокращены до предельной нормы... Длинные включения предложений одно в другое запрещались. Формы сочинения получили перевес над формами подчинения. Возросло смысловое разнообразие бессоюзных сочетаний, конструктивных «соседств». Укреплялся принцип неожиданных присоединений»1.
Действительно, бессоюзные предложения в «Письмах русского пу тешественника» составляют 19% общего количества сложных предложении. в то время как в письмах Фонвизина к сестре -- только 4%, а ь письмах к Панину-2 %. В отношении удельного веса бессоюзных предложений «Письма русского путешественника», несомненно, близки к прозе Пушкина; в письмах 30-х гг. бессоюзных предложений - 16%*, в «Повестях Бр.тткина» - 18%, в «Дубровском» - 26%, в «Пиковой даме» - 37%, в «Капитанской дочке» - 18%.
Что же касается утверждения, будто «Формы сочинения получили перевес над формами подчинения», то подсчеты его не подтверждают, по крайней мере, по отношению к «Письмам русского путешественника». Здесь сложных предложений с сочинительной связью только 9%; даже вместе с бессоюзными они составляют лишь 28% общего количества сложных предложений, в то время как сложноподчиненные предложения составляют 44% и предложения с разными типами связи частей - 28%. В письмах Фонвизина к сестре сложносочиненных предложений 14%, в письмах к Панину - 7%.
Вызывает сомнение и утверждение, будто «длинные включения предложений одно в другое запрещались». В «Письмах русского путешественника» таких включений немало. Например: «Снежные Савойские горы (из-за которых в ясную погоду выглядывает трехглавый Монблан, наш женевский знакомец) с цепию Дофинских простираются амфитеатром»; «...через несколько веков (вместо сих прекрасных девушек, которые теперь перед моими глазами сидят на берегу реки и чешут гребнями белых коз своих) явятся здесь хищные звери» и др.
Представление о фразе Карамзина как фразе короткой и просто организованной в известной степени иллюзорно. В «Письмах русского путешественника», с одной стороны, много предложений очень коротких, менее пяти слов, с другой стороны, немало предложений пространных. Это можно объяснить особенностями эстетических принципов, лежащих в основе построения «нового слога».
В соответствии с принципом экспрессивности выражения нередко выделяются в короткие самостоятельные предложения присоединительные конструкции и обращения. Восклицательный знак в конце этих предложений особо выделяет их как эмоционально насыщенные элементы текста. Например: «Горестная мысль!», «Фальдони и Тереза! Вы служите для меня примером одного исступления...»; «Тщетно любовник смотрит в поле, нетерпеливо ожидая помощи... Нет помощи!» (1, 396), «Ах, бедный граф! Я верю твоему сумасшествию!» (1, 394).
Особенно часто встречаются в «Письмах русского путешественника» короткие (обычно два, реже одно или три слова) назывные предложения экспрессивно-оценочного характера. Такие предложения часто следуют одно за другим: «Какая фигура! Какая гибкость! Какое равновесие!» (1, 339). «Милосердие! Сострадание! Святые добродетели» (1, 348), «Какое многолюдство! Какая пестрота! Какой шум1» (1, 367). «Какое великолепие! Какой вкус!» (1, 395) и др. Реже встречаются такие предложения в одиночном употреблении: «Какое свидание!» (1, 396). «Небесная музыка!» (1, 401). «Мщение великодушное!» (1, 423) и др.
Экспрессивно окрашенные короткие предложения названных типов играют существенную роль при определении средних размеров предложений в «Письмах русского путешественника».
Если принцип экспрессивности выражения обусловливал употребление коротких эмоционально окрашенных восклицательных предложений, то принцип изысканности, украшенности, «приятности» обусловливал оснащение предложения обособленными оборотами, вставными предложениями, содержащими разного рода словесные украшения. Отсюда - значительный удельный вес пространных предложений в «новом слоге».
Карамзинекой прозе чувства и настроения фонвизинская проза противостоит как проза мысли. Фонвизин сознательно избегает как повышенной эмоциональности, так и нарочитой изысканности. Конструкция фразы у него целиком подчинена логике мысли. Поэтому в «Письмах из Франции» мало фраз как очень коротких (потому что для выражения законченной мысли двух-трех слов часто недостаточно), так и очень длинных (потому что в чрезмерно длинной фразе мысль утрачивает свою четкость, ясность). Отсюда - значительная плотность распределения предложений в диапазоне среднего размера.
Они состоят из писем Фонвизина, которые он писал во время путешествия во Францию (сентябрь 1777 – ноябрь 1778 г.) своему другу Петру Ивановичу Панину (1721–1789), генералу в отставке.
Письма носили не частный, а литературный характер. Собираясь в 1788 году издать собрание своих сочинений, Фонвизин включил в него и письма из Франции под заглавием “Записки первого путешествия”. Собрание сочинений было запрещено Екатериной, и “Записки” в целом виде не увидели света. Вскоре они стали распространяться в списках. В 1798 году Иван Панин в своем “Санктпетербургском журнале” напечатал два письма – из Парижа и из Ахена. В 1806 году в “Вестнике Европы” было напечатано шесть писем, входивших в “Записки” (два уже известных по “Санктпетербургскому журналу” и четыре новых). Через одиннадцать лет в “Образцовых сочинениях и переводах” (СПб. 1817, ч. 6), в разделе “Слог писем”, были напечатаны по тексту “Вестника Европы” (изобилующего ошибками и пропусками) три последних письма Фонвизина (два из Парижа и последнее, итоговое, из Ахена) под тем же названием: “Письма из Франции к одному вельможе в Москву”. Таким образом, значительная часть “Записок” была опубликована, они стали литературным фактом, оказывали влияние на формирование русской прозы. Всего в “Записки” входило десять писем – одно из Варшавы, одно из Дрездена, четыре из Монпелье, три из Парижа и одно из Ахена. “Вестник Европы”, а затем издатели собрания сочинений Фонвизина П. Бекетов (1830) и П. Ефремов (1866) напечатали шесть писем. В последнее время удалось обнаружить еще два письма – из Монпелье (от 25 января 1778 г.) и из Парижа (август 1778 г.). Таким образом, мы сейчас располагаем “Записками первого путешествия” почти в полном составе.
Карл IV (1316–1378) – германский император, издавший в 1356 году Золотую буллу, юридически закрепившую фактическую независимость князей внутри империи.
…братца вашего.– Никита Иванович Панин, граф (1718–1783) – видный государственный деятель, канцлер, дипломат. С 1760 по 1773 год являлся воспитателем цесаревича Павла Петровича, с 1763 года возглавлял иностранную коллегию, в которой служил Фонвизин. В 1781 году вышел в отставку.
4. Bourg-e n-Bresse – Бур-ан-Бресс – главный город старинной французской провинции Бресс.
5. Госпита ль (франц .).– Ред.
6. Ратуш (франц .).– Ред.
7. путешес твенников (от франц. voyageurs).– Ред.
8. площадь Пейру (франц.).–Ред.
9. Штаты (со брание сословий) Лангедока (франц.).–Ред.
10. Букв.: благодарность ю
(франц.).– Ред.
Don gratuit –
“доброхотный дар”, якобы подносимый
подданными своему королю в случае
государственной нужды; на деле превратился в
подать, время от времени назначаемую по приказу
короля. Провинциальные штаты лишь фиктивно
вотировали don gratuit, будучи бессильны отказать
королю. Им только удавалось иногда ограничить
размер этой подати.
11. открыти ем Штатов (франц.).– Ред.
12. Правление м Штатов (франц.).– Ред.
13. подушной пода тью (от франц. capitation).–Ред.
14. …известие о ум ерщвлении князя Гики.– Князь Гика (Григорий III) с 1768 года во время русско-турецкой войны был господарем Валахии. При заключении мира в 1774 году утвержден Екатериной II господарем Молдавии. За противодействие уступке Буковины Австрии в 1777 году был задушен по приказанию великого визиря Османской империи.
15. …успехи а нгличан против американцев. – С 1776 года Англия вела войну со своими тринадцатью колониями, объявившими себя независимой республикой – Соединенными Штатами Северной Америки. В конце 1777 года англичане добились некоторых военных успехов.
16. Франклин Вениамин (1706–1790) – видный деятель американского Просвещения, ученый-физик, писатель. Франция, заинтересованная в ослаблении Англии, поддерживала американцев в их борьбе за независимость. Поэтому она приняла Франклина как поверенного молодой республики, а в 1778 году аккредитовала его как посла. Эта акция обострила отношения Франции с Англией. В том же году Франция открыто вступила в войну против Англии на стороне американцев.
17. …известие о р азрешении от бремени ее императорского высочества….– 12 декабря 1777 года Мария Федоровна, жена наследника Павла, родила сына – Александра Павловича.
18. нарушением французской учтивости (франц.).– Ред.
19. что францу з рожден свободным (франц.).– Ред.
20. О сударь, вы правы! Француз раздавлен, француз – раб (франц.).– Ред.
21. Георг III ( 38–1820) – английский король с 1760 г., в царствование которого Англия вела войну против боровшихся за свою независимость североамериканских колоний. Впоследствии активно поддерживал европейскую реакцию в ее борьбе с французской буржуазной революцией.
22. герцо га (от франц. duс).–Ред.
23. Вероят но, описка. Следует читать: “удовлетворения”.–Ред.
. Сей осъмидесятилетний старик сочинил новую трагедию: “Ирена, или Алексий Комнин”… Нельзя никак сравнить ее с прежними…– Точное название – “Ирина”. Трагедия написана Вольтером в 1776 году как ответ французским драматургам, выступавшим с требованием шекспиризировать театр. Вольтер призывал к верности национальным традициям, то есть традициям классицизма XVII века, восхвалял Расина. “Ирина” – трагедия расиновского типа. Фонвизин во время пребывания в Париже с холодностью относится к произведениям, вдохновленным эстетикой классицизма, и восторженно приветствует Руссо и его “Исповедь”, которая явилась манифестом нового литературного направления.
Представления (от франц. representation).– Ред.
Ax, Боже! вы хотите уморить меня! (франц.). –Ред.
Факелов, факелов! (франц.).–Ред.
Да здравствует Вольтер! (франц.).–Ред.
. …до другого чудотворца, Сен-Жерменя...– Сент-Жермень (Сен-Жермен, ум. в 1795 г.) – известный авантюрист и мнимый обладатель тайны “философского камня”.
Философы (франц .).– Ред .
Любезных (франц.).–Ред.
Далее в черновике следовал текст, опущенный в
беловом тексте письма: “Первые сносны, и в числе
их есть действительно достойные люди, а
последние никак не терпимы, а особливо же те,
которые врут не только словесно, но и письменно.
Редкий автор не враль, редкий в душе своей не
уверен, что он великий человек, и редкий не бывал
смертный неприятель всем прочим вралям своим
товарищам. Примечательно, что в одной Франции за
стихи, и часто за преглупые, становятся злодеями
и целые фамилии друг друга гонят преподлейшим
образом”.– Ред.
Любезным и остроумным (франц.).–Ред.
Смешное (франц .).–Ред .
. “Бесспорно, что вольность есть первый дар природы и что без нее народ мыслящий не может быть счастлив. Но в государстве, где народ родился и привык жить в неволе, мудрено вдруг народу возвратить сей [естественный] дар без смертельного погубления самого государства. [Или народ из неволи вдруг ворвется в самовольство, или вольность. Нет ничего ближе…]” (текст, сохранившийся в черновике письма).–Ред.
. Томас (Тома) Антуан Леонар (1732–1785) – французский писатель-просветитель; директор Французской академии наук.
36. Марк Аврелий (Антонин Марк Аний Вер; 121–180 н. э.) – римский император, философ-моралист, близкий идеалистической школе стоиков. Просветители XVIII века превозносили Аврелия как истинного просвет щенного монарха.
. Мармонтелъ Жан Франсуа (1723–1799) – французский писатель-просветитель, член Французской академии наук. В России в XVIII веке большой популярностью пользовался его роман “Велизарий”, переведенный на русский язык Екатериной II и ее спутниками во время путешествия по Волге в 1767 году.
. По смерти Лекеневой….– Анри Луи Лекен (1729–1778) – французский актер, прославившийся исполнением ролей в трагедиях Вольтера.
. Образ смерти его заставляет думать, что он отравился. – Фонвизин приводит распространенную тогда в Париже версию смерти Жан-Жака Руссо (1712–1778).
. …стих Кребилъонов…– Кребильон Проспер де (Старший; 1674–1762) – французский драматург и поэт, член Французской академии.
Преступный без склонности, добродетельный без намерения (франц.).– Ред.
Д’Аламберты, Дидероты в своем роде такие же шарлатаны…– Д"Аламберт – Д’Аламбер Жан Лерон (1717–1783) и Дидерот – Дидро Дени (1713–1784) – французские просветители, редакторы “Энциклопедии”. Осуждая поведение некоторых французских просветителей, Фонвизин вовсе не отрицал идей глашатаев свободы. Письма из Франции свидетельствуют, что он выступал не против просветительства, но против поведения отдельных философов. С почтением он говорит о Руссо, с уважением относится к Вольтеру, близко сходится с Тома, встречается в Париже со многими писателями, философами, общественными деятелями. Он доволен своей встречей с Франклином. Нападки на Даламбера и Дидро объясняются политическими причинами. Проповедуя политическую концепцию просвещенного абсолютизма, они, наблюдая за демонстративно-либеральной политикой Екатерины II (издание “Наказа”, в котором она откровенно излагала истины, взятые из книги французского просветителя Монтескье “Дух законов”, созыв Комиссии по сочинению нового уложения, поощрение переводов на русский язык сочинений французских просветителей и т. д.), поверили ей. Екатерина к тому же поспешила закрепить это доверие: вступила с ними в переписку, приглашала кого-нибудь из них приехать в Россию и воспитывать ее сына Павла. Наконец, узнав о материальных затруднениях Дидро по изданию “Энциклопедии”, нашла предлог, чтобы пожертвовать ему крупную сумму денег, которая свидетельствовала как бы не только о поддержке философа, но и его великого труда. В конце 1773 года Дидро прибыл в Петербург, был гостем Екатерины, искренне обманываясь, “учил” ее царствовать. Получая от русской императрицы богатые подарки, Дидро и другие просветители считали себя обязанными оказывать ей различные услуги. И прежде всего они усиленно распространяли в Европе легенду о просвещенном характере екатерининского самодержавства. Именно этого и добивалась Екатерина. Вольтер, например, сообщал ей: “Всякая черта вашей руки есть памятник славы вашей. Дидерот, Даламберт и я созидаем вам алтари”. Фонвизин и другие русские просветители в это же время вели ожесточенную борьбу с Екатериной, разрушали созидаемые ей “алтари”, ниспровергали легенду о ней как просвещенной монархине. Вот почему, когда Фонвизин стал свидетелем в Париже “ласкательства” Даламбера и других у родственников фаворита Екатерины, он назвал такие поступки “подлыми”.
Письма эти «отец русской комедии» писал из чужих краев своему другу Петру Ивановичу Панину (1721-1789), генерал-аншефу в отставке, который был и сам увенчан славой в сражениях Семилетней войны, взятием Бендерской крепости, подавлением Пугачёвского восстания и пленением самого Пугачёва. А кроме того был еще братом знаменитого Никиты Панина, руководившего внешней политикой екатерининской империи.
Письма Фонвизина изначально носили не частный, а литературный характер. Собираясь в 1788 году издать собрание своих сочинений, Фонвизин включил в него и письма из Франции под заглавием “Записки первого путешествия”. Собрание сочинений было запрещено Екатериной, и “Записки” в целом виде не увидели света. Вскоре они стали распространяться в списках. Пока в 1798 году Иван Панин в своем “Санктпетербургском журнале” напечатал два письма - из Парижа и из Ахена. Впрочем, полностью дошли до русского читателя письма Фонвизина только почти через сто лет после их написания.
Как видите письма идут долго.
А некоторые откровения автора «не дошли» до сих пор.
Посему и предлагаю вашему вниманию нижеследующий набор цитат, который я разобью на несколько постов.
«...те, кои предуспели как-нибудь свергнуть с себя иго суеверия, почти все попали в другую крайность и заразились новою философиею. Редкого встречаю, в ком бы неприметна была которая-нибудь из двух крайностей: или рабство, или наглость разума».
«Система законов сего государства есть здание, можно сказать, премудрое, сооруженное многими веками и редкими умами; но вкравшиеся мало-помалу различные злоупотребления и развращение нравов дошли теперь до самой крайности и уже потрясли основание сего пространного здания, так что жить в нем бедственно, а разорить его пагубно. Первое право каждого француза есть вольность; но истинное настоящее его состояние есть рабство, ибо бедный человек не может снискивать своего пропитания иначе, как рабскою работою, а если захочет пользоваться драгоценною своею вольностию, то должен будет умереть с голоду. Словом, вольность есть пустое имя, и право сильного остается правом превыше всех законов»
«Все трактуемые тут дела ограничиваются в одном, то есть: в собрании подати. Окончив сие, за прочие и не принимаются»
«Знатнейшие светские особы считают бытие свое на свете постольку, поскольку у двора приятно на них смотрят, и, конечно, не променяют одного милостивого взгляда на все блаженство управляемой ими области»
«В рассуждении правосудия вижу я, что везде одним манером поступают. Наилучшие законы не значат ничего, когда исчез в людских сердцах первый закон, первый между людьми союз - добрая вера. У нас ее немного, а здесь нет и головою. Вся честность на словах, и чем складнее у кого фразы, тем больше остерегаться должно какого-нибудь обмана. Ни порода, ни наружные знаки почестей не препятствуют нимало снисходить до подлейших обманов, как скоро дело идет о малейшей корысти»
«Деньги суть первое божество здешней земли. Развращение нравов дошло до такой степени, что подлый поступок не наказывается уже и презрением»
ПИСЬМА ИЗ ВТОРОГО ЗАГРАНИЧНОГО ПУТЕШЕСТВИЯ (1777-1778)
Теперь вы уже знаете, что мы сюда благополучно приехали. Благодарю бога, жена очевидно оправляется. Я имею причины ласкаться, что привезу ее к вам здоровую. Лечить ее взялся первый здешний доктор Деламюр. Он здесь в превеликой славе, которую заслужил совершенно исцелением многих от претяжких болезней. Счастливый его успех в лечении произвел такую к нему доверенность, что все чужестранцы ищут помощи у него, предпочтительно перед другими докторами, коих число в Монпелье до семидесяти простирается. Теория его соединена с практикою весьма многих лет. Он целую неделю ходил к нам по два раза на день для того только, чтоб, не давая еще никаких лекарств, примечать натуру больной и чтоб по ней расположить образ лечения. Он дает ей теперь всякий день поутру бульон, который должен отнять остроту от крови и укрепить нервы, а потом хочет ей дать всю полную дозу (прием) известного от глистов лекарства, купленного королем в Швейцарии. (Мимоходом должен я сказать, что данное Сент-Жерменем лекарство не имело никакого действия, и я теперь уверен, что он не иное что, как первый в свете шарлатан.) Не можешь себе представить, друг мой сестрица, в каком мы теперь городе. Монпелье можно назвать по справедливости больницею, но такою, где живут уже выздоравливающие. Как приятно видеть людей, у коих на лице изображена радость, ощущаемая при возвращении здоровья. Множество чужестранцев всяких наций и французов из других провинций съехалось сюда на зиму для здоровья. И действительно, здешнего климата нет в свете лучше. Всякий день мы ходим на гульбище, где встречаем множество людей. Время теперь такое, как среди лета. Не только до шуб, ниже до муфт дело не доходит. Видно, что господь возлюбил этот край особенно. Я поговорю с тобою после о здешнем обществе и о нашем знакомстве, а теперь напишу тебе наш журнал, или лучше сделаю, коли пробегу коротко большие города, не упоминая о ночлегах наших по маленьким местечкам.
[…] Полмили от Мангейма въехали мы во Францию. Первый город Ландо, крепость знатная. При въезде в город ошибла нас мерзкая вонь, так что мы не могли уже никак усомниться, что приехали во Францию. Словом, о чистоте не имеют здесь нигде ниже понятия, - все изволят лить из окон на улицу, и кто не хочет задохнуться, тот, конечно, окна не отворяет. Наконец приехали мы в Страсбург. Город большой, дома весьма похожи на тюрьмы, а улицы так узки, что солнце никогда сих грешников не освещает. Правду сказать, что в сем городе для вояжеров много есть примечательного. Мы видели мавзолею du Marechal de Saxe - верх искусства человеческого. При нас была отправляема у них панихида по всем усопшим, то есть наша родительская. Великолепие было чрезвычайное. Я с женою от смеха насилу удержался, и мы вышли из церкви. С непривычки их церемония так смешна, что треснуть надобно. Архиерей в большом парике, попы напудрены, словом - целая комедия. Между прочими вещьми примечательна в Страсбурге колокольня, уже не Ивану Великому чета. Высота ее престрашная, она же вся сквозная и дырчатая, так что, кажется, всякую минуту готова развалиться. Я не описываю всего, что мы видели, потому что описание мое заняло бы много места. Я делаю особливый журнал нашего вояжа. Из Страсбурга поехали мы в Безансон, город большой, но также темный. Надобно, однако ж, отдать справедливость французам, что дороги щегольские, мостовая, как скатерть. Потом приехали мы в Бресс (Bourg en Bress), Город изрядный, коего жители также по уши в нечистоте. Напоследок Лион остановил нас на целую неделю. Город превеликий, премноголюдный и стоит внимания. Я поговорю о нем побольше. В него приехали мы ночью, и на первой к нему почте адресованы были от почтмейстера в h?tel garni, куда мы въехали. Хотя почтмейстер уверял нас, что мы в этом отеле будем divinement bien, однако мы нашлись в нем diablement mal, так, как и во всех французских обержах, которые все перед немецкими гроша не стоят. Во-первых, французы почивают на перяных, а не на пуховых тюфяках и одеваются байкою, которая очень походит на свиную щетину. Представь себе эту пытку, что с одной стороны перья колют, а с другой войлок. Мы с непривычки целую ноченьку глаз с глазом не сводили. Лион лежит на реках Роне и Соне. По берегу Роны построена линия каменных домов прекрасных и сделан каменный берег, но гораздо похуже петербургского. Сия ситуация делает его очень похожим на Петербург, тем наипаче, что Рона не много уже Невы. В окружности города превысокие горы, на которых построены великолепные монастыри, загородные дома с садами и виноградниками. Как за городом, так и в городе все церкви и монастыри украшены картинами величайших мастеров. Мы везде были и часто видели то, чего, не видав глазами, нельзя постигнуть воображением. Я не знаток в живописи, но по получасу стаивал у картины, чтоб на нее наглядеться. Среди города сделано место, или площадь, называемая la place de Louis XIV, потому что тут поставлена его статуя. Сие место великолепное и усаженное деревьями. Оно служит публичным гульбищем для города и всегда людьми набито. Мы были в l"h?tel de ville (ратуша), которая амстердамской в красоте не уступает. Здание огромное и украшенное картинами драгоценными. L"h?tel-Dieu (госпиталь) заслуживает любопытство. Я не пустил жену, но один ходил смотреть его. Меня впустили нарочно тогда, когда les soeurs, то есть старухи служащие, подносили к каждой кровати больного обеденную пищу. С одной стороны, удивил меня порядок и рачение о больных, а с другой - возмутилось сердце мое, видя тысячи людей страждущих. Кровать стоит подле кровати, и стон больных составляет такую музыку, которая целые сутки из ушей моих не выходила. Видели мы славные лионские шелковые фабрики, откуда привозят парчи и штофы и всякие шелковые материи. Надлежит отдать справедливость, что сии мануфактуры в своем совершенстве. Видели мы древности, ибо Лион есть один из древнейших городов. В нем были два Вселенские собора. Доселе видны остатки дома, в котором жил император Нерон. Я не описываю вам всех древностей, потому что во всякой географии найти их можно; но скажу только то, что я все видел, что достойно примечания. Каждое утро с рассветом до обеда, а потом до спектакля упражнены мы были осмотрением города, а потом ходили в театр, который, после парижского, во всей Франции лучший. Словом сказать, Лион стоит того, чтоб его видеть. Описав его добрую сторону, надобно сказать и о худой. Во-первых, надлежит зажать нос, въезжая в Лион, точно так же как и во всякий французский город. Улицы так узки, что самая большая не годится в наши переулки, и содержатся скверно. В доказательство скажу тебе один пример, а по сему и прочее разумевай: шедши по самой лучшей улице в Лионе, увидел я вдруг посреди ее много людей и несколько блистающих факелов среди белого дня. Я думал, что это какое-нибудь знатное погребение, и подошел посмотреть поближе. Вообрази же, что я увидел? Господа французы изволят обжигать свинью! Подумай, какое нашли место, и попустила ли б наша полиция среди Миллионной улицы опаливать свинью! Словом сказать, господа вояжеры лгут бессовестно, описывая Францию земным раем. Спору нет, что много в ней доброго; но не знаю, не больше ли худого. По крайней мере я с женою до сих пор той веры, что в Петербурге жить несравненно лучше. Мы не видали Парижа, это правда; посмотрим и его; но ежели и в нем так же ошибемся, как в провинциях французских, то в другой раз во Францию не поеду. Коли что здесь прекрасно, то разве климат; но сию справедливость надобно отдать одному Лангедоку. В рассуждении климата здесь действительно рай; а во Franche-Comt?, в Bresse, в Dauphin? мы зубов не согревали. Печей нет; один камин, и тот дымен. Дров нет, и топят хворостом. Здесь также дров нет, да мало в них и нужды. Из Лиона поехали мы водою до города, называемого Pont S.-Esprit. Сей переезд верст на полтораста. Ветр был так хорош, что меньше суток пристань в виду была; но, к несчастию, узнали мы, сколь вода есть вероломная стихия. Вдруг ветр усилился прежестоко и нас прибило к берегу. Целую ночь мы простояли в воде у пустого берега; но поутру погода утихла и мы в час прилетели к пристани. Проехав город Ним, древностями знаменитый, скоро приехали в Монпелье, где, нашед тотчас квартиру, переехали в нее из трактира, в который пристали. Теперь опишу тебе город, а потом и общество здешнее. Монпелье есть столица нижнего Лангедока: улицы его узки и скверны; но дома есть очень хорошие. Университет заведен здесь в 1180 году, и из всех факультетов медицинский есть славнейшим. И сем городе бывают ежегодно держаны les Etals de Languedoc, то есть: губернский суд, или съезд государственных чинов Лангедока. Наместник королевский, губернатор, духовенство и дворянство собираются сюда на ноябрь и декабрь, располагают и решают все земские дела, также и собирают королю подать, называемую don gratuit. Мы приехали сюда в самое сие время, и теперь весь город наполнен людьми; но чтоб возвратиться к географическому его описанию, то скажу, что местоположение его прекрасно. Он стоит на высоком месте. Около его множество загородных домов. Внутри города есть сад королевский; а вышед из городских ворот, есть гульбище, называемое la place du Peyrou. Но признанию всех вояжеров, нигде нет прекраснее сего места. В средине оного поставлена статуя Людовика XIV. Акедюк, чрез который вода проведена из гор, есть здание прекрасное. Из la place du P... течет вода во весь город. С сего места видно Средиземное море а при восхождении солнца видна и Испания. Правда, что мои слепые глаза ее еще не видали. Есть еще гульбище, называемое l"Esplanade. Словом сказать, в гульбищах здесь изобилие превеликое. Теперь опишу тебе образ жизни нашей и с кем мы имеем общество. Из Страсбурга адресованы мы были сюда к маркизе Fraigeville. Приехав сюда, сделали мы тотчас с нею знакомство, а чрез нее познакомились со всеми les Etats. Знатнейшие члены оного собрания суть: первый комендант, или, по-нашему, наместник (приехавший на сих днях из Версалии), генерал-аншеф и Святого Духа кавалер, граф Перигор. Он представляет здесь королевскую особу. Архиепископ нарбонский есть вторая особа. Он администратор лангендокский и кавалер ордена Святого Духа. Третья особа маркиз до Кастр, первый барон и кавалер Святого Духа, а потом интендант виконт de St. Priest; комендант comte de Montcan и первый президент m-r de Claris. Вот здешние первые люди. Я ко всем им был представлен. Все они приняли меня очень ласково и на другой же день отдали визит. Жена моя представлена была их женам, которые также отдали ей визит, а потом званы мы вседневно в их общества. Не знаю, каковы сии знатные господа в Париже, но здесь ласковее, учтивее и любезнее быть никому невозможно. Все здешние дамы жену мою приласкали чрезвычайно, и мы столько счастливы, что каждое утро все они присылают людей своих спрашивать о здоровье. Итак, проводим мы время следующим образом: поутру жена моя, встав в седьмом часу, пьет свое лекарство и одевается. В девятом приходит к ней учитель французского языка, а ко мне адвокат. Здесь все чужестранные учатся по-французски и сим способом стараются показать жителям желание свое узнать их язык. Не поверишь, сколько здесь англичан, которые ни в десятую долю и против нас по-французски не знают; а я, с моей стороны, учусь юриспруденции. В 11-м часу обыкновенно возят жену мою на гульбище, а я за нею хожу пешечком. С приезда моего сюда я ног не слышу. Карет нет; в портшезах носят дам да больных; и так я изволю двигаться на своих ногах с утра до вечера. Обедаем во втором часу, а после обеда тотчас приходит к жене учитель музыки, а я что-нибудь пишу или читаю. В пять часов ходим или в спектакль, или в концерт, а ужинать званы бываем к тем господам, которых я назвал. Они все дни в неделе по себе разобрали. Сверх тех особ, о которых я сказал, жена моя вседневно видится и дружески познакомилась с графинею Дюплесси. Она здесь по причине болезни мужа своего. Дама предобрая. Madame Desplans, падчерица первого президента, madame Claris, его невестка, madame de Serre, жена президента, также с нею знакомы, а я знаком с их мужьями. В знакомствах здесь недостатка нет; но должны мы искренно признаться, что оба весьма чувствуем какой-то недостаток в сердечном удовольствии. Сравнивая вас, друзей наших, и всех знакомых наших, находим, что здесь месяца два-три прожить очень хорошо, а там дома - лучше. Я думал сперва, что Франция, по рассказам, земной рай, но ошибся жестоко. Все люди, и славны бубны за горами! Удивиться должно, друг мой сестрица, какие здесь невежды. Дворянство, особливо, ни уха ни рыла не знает. Многие в первый раз слышат, что есть на свете Россия и что мы говорим в России языком особенным, нежели они. Человеческое воображение постигнуть не может, как при таком множестве способов к просвещению здешняя земля полнехонька невеждами. Со мною вседневно случаются такие сцены, что мы катаемся со смеху. Можно сказать, что в России дворяне по провинциям несказанно лучше здешних, кроме того, что здешние пустомели имеют наружность лучше. Остается нам видеть Париж, и если мы и в нем так же ошибемся, как во мнении о Франции, то, повторяю тебе, что из России в другой раз за семь верст киселя есть не поеду. Жена моя того же мнения. Теперь опишу тебе, с какими обрядами и великолепием было открытие les Etats на прошлой неделе. Сия церемония заслуживала любопытство чужестранных как по великолепию своему, так и по странности древних обычаев, наблюдаемых при сем случае. Собрание было весьма многолюдное, в зале старинного дома, называемого gouvernement, похожего, следственно, на нашу губернскую именем, но, конечно, не вещию, ибо в здешнюю губернскую можно войти честному человеку по крайней мере без оскорбления своих телесных чувств. Граф Перигор, в орденском платье Святого Духа и в шляпе, взошед на сделанное нарочно возвышенное место, сел в креслах под балдахином. По правую сторону архиепископ нарбонский, а по левую бароны, в древних рыцарских платьях. Заседание началось чрез одного синдика чтением исторического описания древнего Монпельевского королевства. Прошед времена древних королей и упомянув, как оно пришло во владение французских государей, сказано в заключение всего, что ныне благополучно владеющему монарху надлежит платить деньги. Граф Перигор читал потом речь, весьма трогающую, в которой изобразил долг верноподданных платить исправно подати. Многие прослезились от его красноречия. Интендант читал с своей стороны также речь, в котором, говоря весьма много о действиях природы и искусства, выхвалял здешний климат и трудолюбивый характер жителей. По его мнению, и самая ясность небес здешнего края должна способствовать к исправному платежу подати, ибо она позволяет людям работать в земледелии непрестанно, а земледелие есть источник изобилия. После сего архиепископ нарбонский говорил слово поучительное. Проходя всю историю коммерции, весьма красноречиво изобразил он все ее выгоды и сокровища и заключил тем, что с помощию коммерции, к которой он слушателей сильно поощрял, господь наградит со вторицею ту сумму денег, которую они согласятся заплатить ныне своему государю. Каждая из сих речей препровождена была комплиментом к знатнейшим сочленам: интендант превозносил похвалами архиепископа, архиепископ интенданта; оба они выхваляли Перигора, а Перигор выхвалял их обоих. Потом все пошли в соборную церковь, где пет был благодарный молебен всевышнему за сохранение в жителях единодушия к добровольному платежу того, что, в противном случае, взяли бы с них насильно. В будущее воскресенье званы мы смотреть процессию, которая пойдет по всему городу и о великолепии которой много говорят; а во вторник звал Перигор меня и жену au gouvernement смотреть первого заседания государственных чинов и оттуда у него обедать. Я не премину описать вам, матушка, все то, что достойного примечания тут увидим; а теперь покидаю перо: кажется, написал довольно. Подумай, друг мой, как нам горестно не иметь от вас ни одной строчки с самого нашего отъезда. Надеюсь на бога, что молчание ваше не происходит от какой-нибудь несчастливой причины. Бога ради, не забывайте нас, а мы разговариваем об вас друг с другом каждую минуту. В Лионе я был очень рад, увидя в спектакле женщину, которая на тебя очень походит. Мы все на нее смотрели. Странно, что, кого ни видим, редкий не походит на кого-нибудь из русских знакомых. Вообще сказать, что между двумя нациями есть превеликое сходство не только в лицах, но в обычаях и ухватках. Особливо здешний народ ужасно как на наш походит. По улицам кричат точно так, как у нас, и одежда женская одинакова. Вот уж немцы, так те, кроме на самих себя, ни на кого не походят. Прости, мой друг сердечный, сестрица! A propos, забыл я сказать о здешнем концерте, то есть о французской музыке. Этаких козлов я и не слыхивал. Поют всего чаще хором. Жена всегда носит с собою хлопчатую бумагу: как скоро заблеют хором, то уши и затыкает.