Зачем птицы поют?

Для птиц весенние песни – это очень серьезное и важное дело. Поют только самцы. Весной возвратится домой маленький певун и немедленно во весь голос заявит: “Я здесь! Я прилетел и занял участок. Тут я буду охотиться на насекомых, растить птенцов, и никто не смеет поблизости селиться, иначе получит взбучку”.

Своей песней птица как бы устанавливает невидимую, зато слышимую границу участка. И если рядом раздается песня соперника-сородича, хозяин участка, распушив перья, кинется на него и прогонит. А другие птицы – пожалуйста! – селитесь хоть в двух шагах. Ведь у других птиц и корм другой, и материал для гнезда, так что с такими соседями спорить не о чем.

Есть у птичьей песни и иное назначение. Будущий папа, подыскав подходящее место для гнезда, начинает звонкой песней звать маму своих будущих птенцов. Он как будто говорит: “Я тут. Я нашел отличное место для гнезда, здесь много корма. Лети скорее сюда. Мы вместе построим гнездо и будем растить птенцов”.

Услышит будущая птичья мама одну песню, другую, и какая покажется ей самой прекрасной, на эту песню она и полетит.

Но каждый поет песню на свой лад. Серые вороны весной уже не каркают так пронзительно, голос их становится мягче, в нем появляются такие звуки, словно каждой хочется выговорить что-то ласковое, да только не выходит.

А дятел не умеет петь, он часто-часто барабанит клювом по сухому суку.

У куличка-бекаса хоть и велик клюв, а голос слабый, да и песни нет. “Чеке-чеке-чеке”, - тараторит бекас. Разве это песня? Нет хорошего голоса – не беда, бекас изловчился петь хвостом. Взлетит над лесом, да вдруг крылья подогнет, хвост распустит и пикирует. От этого встречный воздух гудит в перьях хвоста, и получается такой звук, будто ягненок блеет: “Бе-е-е”. Недаром бекаса прозвали “лесной барашек”.

И аисты тоже петь не могут. Зато они трещат клювами. Никто так не умеет!

А тетерева, лесные петухи – косачи, выхваляясь своей красотой и удалью перед рябенькими тетерками, шипят. Да так громко, будто туго надутый мяч проткнули. Пошипят, а потом начнут подпрыгивать, пританцовывать и бормотать: “Ур-гур-гур”. Послушаешь такую песню, и кажется, будто где-то котел бурлит. Бурлит, бурлит да и выплеснется, зашипит на горячей печке. Эти песни – вызов на бой.

Кончится весна, обзаведутся птицы семействами, тут и конец песням. Когда в гнезде пищат голодные малыши – не до песен. Надо корм добывать. К тому же песней можно выдать гнездо – привлечь хищников. Правда, и летом слышны птичьи голоса, но это уже не звонкие, заливистые весенние песни, а покрикивание, чириканье, щебет, - словом, обычная птичья перекличка да разговоры.

Как вы думаете, зачем птицы поют свои песни? Может быть, от радости, что весна наступила? Конечно и от радости тоже, но на самом деле для птиц весенние песни играют очень важную роль. Ведь весной поют в основном только птички мужского пола. Возвращается домой самец и затягивает свою песню, мол «вот он я! Прилетел издалека, нашел собственный участок, где буду ловить насекомых и выращивать деток! Место занято, и никто не должен приближаться к моей территории!»

Свое определяет границу занятого участка. Ее хоть и не видно, зато прекрасно слышно.

Если вдруг какой-то его сородич запоет рядом, то хозяин распушит свои перышки и кинется в драку, прогоняя соперника со своей территории. А на он и внимания не обращает, даже если они распевают свои песни прямо у него под носом. Ведь другие птички и другой, и гнездышки свои вьют из совершенно иного материала.

Так что делить с ними нашему певуну вроде как и нечего. А когда свою территорию, да облюбует место для строительства гнезда, тогда заведет еще одну песню, привлекая маму для своих будущих деток: «Я здесь! У меня очень хорошее ! Здесь столько всего вкусного! Лети быстрее сюда! Мы будем вместе строить свой дом и выведем много прекрасных птенцов!»

Услышит будущая мама его прекрасную песню и если она ей понравится, прилетит создавать семью с избранником.

Но у каждой своя не подряжаемая песня. Вороны весной уже не каркают так резко, голос их делается гораздо мягче и как будто ласковее. А вот дятел совсем не может петь. Зато он умеет так стучать по дереву, что его «музыка» может привлечь спутницу птичьей жизни.

Или взять куличка-бекаса, его голосок настолько слаб, что у него просто не выходит красивой и звонкой песни. Но и он научился петь – хвостом. Взлетит повыше, подожмет крылья, и летит к низу, распушив хвост. Встречный в его перьях, и получается звук напоминающий блеянье ягненка. Получил бекас за это прозвище «лесной барашек».

Вот и аисты петь тоже совершенно не умеют. Но весной поднимут голову и так затрещат своими длинными клювами, что заслушаться можно.

А напыжатся и начинают шипеть, словно спущенный мяч, да пританцовывать и подпрыгивать, красуясь перед своими избранницами. Бормочут свою песню тетерева, издавая звуки бурлящего котла. Бурлит такой котел, да как выплеснется, шипя как на раскаленной печке. Так они вызывают на бой соперников.

А как кончится весна, и птицы обзаведутся семьями, так и песням конец настает. Ведь нужно искать корм и , не до песен им. Да и хищников много вокруг, а вдруг услышат песню, да найдут гнездо с птенцами? Вот беда-то будет!

Конечно, и летом . Но они уже, ни как не подходят под звонкие весенние песни. Так небольшой щебет, чириканье да покрикивание, словно идут обычные повседневные разговоры.

Сколько прекрасных слов сказано о птичьем пении! Как любезно оно поэтам и влюблённым! «Так уж случается, если влюбляются – слушают все соловья», – поётся в одной старой песне… А некоторых птиц человек даже одомашнил ради пения – может, канареечные яйца и деликатес, но всё-таки чаще этих птичек держат в клетках именно ради их голоса. Более того – канареек даже учат пению, сводя для этого с особо искусными певцами, устраивают для них певческие конкурсы…

Если человеку птичье пение нужно для эстетического удовольствия – то для чего оно самими птицам? Ведь их мозг не настолько развит, чтобы мыслить такими абстрактными категориями. Тут есть несколько аспектов.

Во-первых, для птиц пение – это своего рода «территориальная метка» (так же, как для собак – след пахучей жидкости): территория, на которой слышно песню данного самца – это «его» территория, и чужаку, вторгнувшемуся туда, не поздоровится. В ряде случаев для того, чтобы заставить другую птицу убраться с «чужой территории», «хозяину» бывает достаточно громко запеть, но уж если такой «сигнал» не понят или проигнорирован – тогда, вероятнее всего, последует драка.

Второе назначение птичьего пения – это брачный призыв самца, привлекающий самку. К слову, точно такое же значение имеет кукование кукушки: это не «плач вдовушки», тоскующей по брошенным детям, как гласят легенды – это такой же брачный зов, как и воспетая поэтами соловьиная трель (а то, что люди это песней считать не согласны – это уже дело вкуса). По характеру песни самка опознаёт самца своего вида. Примечательно, что обратный процесс – опознание самки самцом – происходит благодаря… танцу: самка проделывает особые движения. Разница между танцами самок разных видов неочевидна для нас, но весьма значима для птиц. Например, в наших городах живут три вида воробьёв – и они никогда не спариваются друг с другом, и помогает в этом именно «танцы» самок.

Зато у тех птиц, у которых пение достаточно сложное, качество песни может становиться решающим признаком, по которому самка выбирает самца. В таких условиях больше шансов «передать дальше» свои гены было у тех самцов, которые могут включать в свою песню всё больше и больше элементов – поэтому певчие птицы сравнительно легко обучаются, причём не только у других птиц – например, их можно научить повторять короткие простые мелодические ходы, которые они особенно хорошо «считывают», если их насвистывать.

Поскольку пение у птиц – «носитель» информации, певчие птицы, живущие рядом с человеком, проявляют интерес к тому, что на него отдалённо похоже – тоже строится на соотношении звуков разной высоты – т.е. к музыке. Зачастую музыка провоцирует птиц на пение. Интересно, что у птиц могут возникать даже свои «музыкальные предпочтения» – так, у меня когда-то была канарейка-вагнерианка: она пела исключительно под Вагнера – музыка других композиторов не вызывала у птички никакой реакции.

Учитывая природное назначение птичьего пения (территориальная метка и призыв, обращённый к самке), нетрудно догадаться, что «певческим талантом» обладают только самцы. И это действительно так – во всяком случае, в естественных условиях. В неволе же могут происходить разные неожиданности. Так, одной учительнице музыкальной школы подарили канарейку, утверждая, что это самец, и новую хозяйку беспокоило, что кенар совсем не поёт. Она решила «распеть» питомца – и взялась за дело: каждый день включала запись с голосами весеннего леса, произведения Паганини в исполнении Л.Когана и другую классическую музыку, пела возле клетки под гитару, насвистывала – и в конечном итоге питомец начал весьма неплохо петь, а потом… начал откладывать яйца. Птичка оказалась самочкой! Тем не менее, в результате усилий человека она запела. Правда, здесь мог иметь место некий генетический сбой: среди потомков этой птички было немало поющих самок (включая упомянутую поклонницу Р.Вагнера).

Так или иначе, пение птиц – каким бы оно ни было – всегда будет для нас образцом природного совершенства.

Весна — все вокруг оживает и обновляется, и даже люди чувствуют необъяснимый подъем сил!

Это законы природы, которые она сама для нас придумала. Часто в весенне-летний период, особенно когда светает, повсюду раздаются чудесные переливы — это «ранние пташки» ознаменуют своими «разговорами» приход утра.

Однако, эти трели имеют определенный смысл, понятный только им самим. «Язык», тоны, отдельные «фразы» и трели являются «птичьими разговорами». Весной же, в период «свадеб», пернатые наиболее активны.

Так, издавая специфические звуки, «мальчики» сватаются к «девочкам». Бывает и несколько пернатых мужского пола буквально «заливаются», пытаясь заслужить благосклонность «дамы сердца». Также птицы так извещают друг друга о наличии пропитания, о надвигающейся опасности, о самочувствии и настроении.

Птицы издают великое разнообразие звуков и привлекают своим видом. Любите природу, а она вам подарит гармонию и умиротворение!

Практически ровно 95 лет назад, 21 января 1924 года, председатель Совета народных комиссаров СССР, председатель Совета труда и обороны все того же СССР и прочая, и прочая, Владимир Ильич Ульянов, также известный под псевдонимом Ленин, скончался в усадьбе Горки после продолжительной болезни на 54-м году жизни.

Уже на следующий день по решению коллег Ульянова его тело забальзамировали. Оно лежит в специально сооруженном для этого мавзолее по сей день. Впрочем, Ленин не одинок: по всему миру можно найти немало аналогичных забальзамированных тел.

Вообще-то, тело В. Ульянова изначально планировалось сохранять лишь в течение нескольких дней: до похорон, назначенных на 27 января. Но уже спустя несколько дней было принято новое решение: тело вовсе не хоронить, но выставить в саркофаге на Красной площади, чтобы, как писали в воззвании рабочие Путиловского завода, «Ильич физически остался с нами и чтобы его можно было видеть необъятным массам трудящихся», то есть чтобы сделать его объектом поклонения всех прогрессивных людей сначала Страны Советов, а затем и целого мира.

Уже 27 января 1924 на Красной площади появился первый, деревянный мавзолей - маленький, тесный и невзрачный. Весной того же года, когда тело Ленина отправилось на новое бальзамирование - на этот раз не временное, а постоянное, - первый мавзолей заменили вторым, тоже деревянным, но более внушительным. Он прослужил местом пребывания тела вождя до 1929 года, когда началось строительство нынешнего, гранитного мавзолея. Тело «переехало» в новое помещение осенью 1930 года. Там оно и находится (за вычетом 4-летней командировки-эвакуации в Тюмень в 1941–1945 гг.) вот уже почти 90 лет.

«Да как им такое в голову пришло!»

В мавзолее Ленина соединились сразу две традиции увековечивания памяти умершего, известные с глубокой древности, - сохранение тела от естественного разложения и помещение его в заметное, возвышающееся над землей сооружение. Собственно, мавзолей - это и есть сооружение, постройка, предназначенная для захоронения умерших не в земле, а на поверхности.

Название такой постройки пошло от имени карийского царя IV века до н. э. Мавсола, которому его вдова, царица Артемисия, возвела памятник в Галикарнасе, ставший одним из древних чудес света. Хотя и до того самые разные культуры сильно преуспевали в строительстве заметных памятников-усыпальниц, и египетские пирамиды - только один, самый известный пример.

Примечательно, что традиция эта жива до сих пор, причем строителями надземных усыпальниц руководит не только тщеславие и желание оставаться у всех на виду даже после смерти, но и чисто практические воображения: мавзолеи используют, когда захоранивать покойников в земле по какой-то причине оказывается невозможным - например, если почва слишком каменистая или топкая или если ее просто недостаточно.

Надо сказать, что и экстравагантная по нынешним меркам идея выставлять напоказ специально забальзамированное тело покойника в 1924-м не была новой. Первые опыты в области намеренной мумификации трупов проводили еще представители культуры чинчорро, развившейся на тихоокеанском побережье Южной Америки не менее 9000 лет назад.

Крупными специалистами в области сохранения тел умерших уже в 3-м тысячелетии до Рождества Христова были египтяне. Независимо от них техники бальзамирования и мумификации развились также в Центральной и Южной Америке, в Китае и Тибете, на территории нынешней Нигерии. Однако, насколько известно, законсервированные таким образом трупы не выставлялись там на десятилетия на всеобщее обозрение.

Другое дело, когда тело бальзамировали на короткий срок, чтобы все желающие могли проститься с покойным или чтобы довезти его от места смерти до места захоронения. Так поступают и сегодня.

Традиция выставлять забальзамированное тело на всеобщее обозрение зародилась позже и не в связи с распространением христианства. Мощи святых тут не могут считаться примером, так как их тела в абсолютном большинстве случаев не подвергаются бальзамированию, хотя римских пап таким образом сохраняли на длительный срок, и некоторые такие тела можно увидеть до сих пор, но об этом позже.

Речь о бальзамировании с научными целями, чтобы можно было изучать устройство человеческого тела. Этим люди занимались еще в Средневековье.

И лишь в XVIII–XIX веках разглядывание выставленных напоказ покойников стало странноватым по нашим понятиям развлечением. Впрочем, если учесть, что не меньшим развлечением тогда считались публичные казни и «цирки уродов», это кажется не таким уж удивительным.

А вот макабрическая мода на выставление забальзамированных в мавзолеях на долгие годы тел правителей началась, несомненно, именно с В. Ульянова-Ленина.

Вожди, генералиссимусы, президенты

Вслед за Ильичом последовал советский большевистский деятель Григорий Котовский, застреленный в 1925 году и тоже помещенный в мавзолей в Подольске Одесской области Украины. А там подтянулись и другие: в 1949-м в собственном мавзолее оказался руководитель Болгарии Георгий Димитров, в 1952-м - монгольский коммунистический диктатор Хорлогийн Чойбалсан (правда, он делил усыпальницу с основателем монгольской республики Сухэ-Батором и тела их хранились в замурованных саркофагах), в 1953 году Ленина на Красной площади потеснил Сталин, и в том же году на обозрение публики выставили тело чехословацкого президента Клемента Готвальда, заболевшего на похоронах Сталина и умершего вскоре после этого.

В 1969-м скончался лидер коммунистического Вьетнама Хо Ши Мин, в 1976-м - председатель КНР Мао Цзэдун, спустя три года - первый президент независимой Анголы (страна 27 лет существовала в состоянии кровавой гражданской войны) и строитель социализма Агостино Нето, в 1985-м - находившийся у власти почти сорок лет глава Гайаны Линдон Форбс Бернхем. Все они были забальзамированы и оказались в мавзолеях. Наконец, в 1994 году к этому «клубу» присоединился вечный президент Северной Кореи генералиссимус Ким Ир Сен, а в 2012-м с ним в Кымсусанском дворце Солнца воссоединился его сын и тоже генералиссимус Ким Чен Ир.

Немногие из перечисленных правителей надолго упокоились в устроенных для них усыпальницах. Так, К. Готвальда в рамках ослабления коммунистического режима и критики культа личности захоронили в 1962 году (а еще потому, что его тело, будучи неудачно забальзамированным, стало портиться), за год до того у Кремлевской стены похоронили И. Сталина, а тела Г. Димитрова и Х. Чойбалсана, А. Нето и Ф. Бернхема были погребены в 1990-е после падения коммунизма, при этом мавзолеи в большинстве случаев были снесены. В 2016-м предали земле останки Г. Котовского - мавзолея он лишился раньше: его уничтожили оккупационные немецкие войска, после чего фрагменты тела хранились в небольшом склепе.

На своих местах, помимо Ленина, сегодня остаются Мао Цзэдун, Хо Ши Мин и оба Кима. При желании и по возможности можно посетить усыпальницы всех четверых, хотя и придется отстоять немалые очереди бок о бок с местными жителями и туристами, пройти неоднократные проверки охраны и сдать фотографирующую технику.

Примечательно, что процедуре бальзамирования подвергались не только коммунистические отцы нации, но и политики иного толка с большими заслугами. Так, с 1953 года в закрытом саркофаге в мавзолее Аныткабир в Анкаре хранится тело основателя Турецкой республики Мустафы Кемаля Ататюрка, умершего в 1938-м.

С Чан Кайши, президентом Китайской Республики (Тайвань), история интереснее: его забальзамированное тело находится в закрытом саркофаге в резиденции ыху, теперь ставшей мемориалом и в некотором смысле мавзолеем, а в центре столицы острова Тайбэе стоит 70-метровой высоты мемориальный комплекс - Национальный мемориальный зал Чан Кайши. Любопытно, что второй президент Тайваня, старший сын Чан Кайши Цзян Цзинго тоже забальзамирован и лежит в отдельном мавзолее в километре от отца на территории мемориального комплекса.

Также были забальзамированы, но затем захоронены тела многолетнего президента Филиппин Фердинанда Маркоса и первой леди Аргентины Эвы Перон.

В этом ряду особняками стоят римские папы, которых столетиями бальзамировали для лучшей сохранности во время длительных процедур прощания, а затем захоранивали на территории Ватикана. Не всех, впрочем, ждало окончательное упокоение. Так, папа Иоанн XXIII, скончавшийся в 1963 году, был по ватиканскому обычаю забальзамирован, отпет и погребен, но 2001 году снова потревожен. Дело в том, что его объявили святым, и тело выставили в соборе Святого Петра для поклонения. Процедура бальзамирования была выполнена столь качественно, что его тело и сейчас выглядит так, будто папа скончался не полвека, а пару часов назад.

Маленькая девочка в сомнительной компании

В Катакомбах капуцинов в Палермо, на Сицилии, имеется небольшой застекленный гроб, в котором хранится забальзамированное тело маленькой Розалии Ломбардо, не дожившей нескольких дней до двухлетнего возраста. Она скончалась от пневмонии в начале декабря 1920 года.

Отец ребенка был безутешен и обратился к Альфредо Салафии, химику, известному всей Италии и за рубежом вплоть до США как успешный бальзамировщик. Тот, воспользовавшись своими фирменными методами, законсервировал тело Розалии настолько удачно, что то сохранялось на протяжении восьми десятков лет посреди часовни Св. Розалии почти без изменений - по свидетельству очевидцев, девочка выглядела так, будто только что заснула, но вот-вот откроет глаза.

И только в начале этого века на теле проявились первые следы порчи, хотя оно и сегодня не захоронено, а находится в капсуле, заполненной азотом и в более сухом и темном месте, чем раньше.