НА ВСЯКОГО МУДРЕЦА ДОВОЛЬНО ПРОСТОТЫ

(Комедия, 1868)

Глумов Егор Дмитрич — герой первой сатирической комедии Островского, рисующей реакцию московского дворянства на реформы 1860-х гг. Объектом сатиры становится здесь весь уклад жизни московского дворянского общества. Комедия построена как портретная галерея характерных типов московского общества, по которой зрителя «проводит» Глумов, «молодой человек» (такова краткая представляющая его ремарка в списке действующих лиц пьесы), решивший добиться успеха и начать делать карьеру. Он — единственный активный герой комедии — создает и ведет интригу с целью добиться личного преуспеяния, при этом он намерен использовать традиционно «дворянские» средства: получить выгодное место через влиятельных людей и жениться на богатой невесте. Исследователи указывали на родство пьесы со «Школой злословия» Р. Шеридана, но это касается, пожалуй, лишь самой общей ситуации (интрига одного племянника-наследника против другого), достаточно часто в русской критике и литературоведении фигурирует понимание Г. как Чацкого, предавшего свои идеалы и задумавшего строить карьеру. Это сопоставление неубедительно: ничто в пьесе не говорит о том, что Г. был прежде «благородным героем». Среди всех действующих лиц нет, в сущности, ни одного пострадавшего от действий Г. (что необычно для большинства пьес Островского, где, как правило, всегда есть жертвы, вызывающие сочувствие зрителя), поэтому он не совсем обыкновенный отрицательный герой.

Герой, размышляющий, оценивающий общественное и социальное бытие своих современников, ищущий свое место в жизни и остро чувствующий свое превосходство над массой собратьев по классу, — образ, богато разработанный предшественниками и современниками Островского. Здесь Г. предшествует вся галерея «лишних людей». Но если эволюция типа «лишнего человека» накануне реформ привела к созданию Обломова, полностью выключенного из социальной практики своего круга, то путь Г. иной — это путь предательства своего собственного интеллекта, нравственного раздвоения, ведущего к разъедающему цинизму и аморальности. Перед нами как будто настоящий подлец, а вместе с тем его ум, безусловное интеллектуальное превосходство над остальными персонажами иной раз словно заставляют радоваться его успеху. Это объясняется тем, что, во-первых, мы не раз именно благодаря игре Г., спектаклю, который он разыгрывает перед каждым из «нужных» людей, смеемся над изображенным в пьесе паноптикумом. И, во-вторых, мы чувствуем, что перед нами развертывается драматическая история нравственного падения незаурядной личности. Конфликт героя со средой сведен к минимуму, зато ум, талантливость, артистизм, вообще вся человеческая незаурядность Г. состоят в непримиримом противоречии с его жаждой преуспеяния в обществе пошлых и заурядных людей, претендующих на значительность. Однако история Г. не есть история искушения и падения честного человека, поэтому неправомерна и достаточно распространенная аналогия с Жадовым из «Доходного места». У Г. нет и следа какой-либо душевной борьбы, угрызений совести; он прямо говорит о себе матери: «Я умен, зол и завистлив». Разыгрывая спектакли перед каждым из людей, с чьей помощью он надеется преуспеть, Г. пишет злой дневник, где дает эпиграмматические зарисовки своих благодетелей. Помимо фабульной роли (благодаря ему срывается интрига Г.), дневник демонстрирует несоответствие образа действия героя, его жизненной практики и природных возможностей, дневник есть как бы реализация метафоры «спрятать ум в карман». Ум Г. проявляется в том, что он понимает: для успеха в этом обществе ум не нужен, его надо спрятать в карман, как он прячет дневник. «Им надо льстить грубо, беспардонно. Вот и весь секрет успеха», — говорит он. Поведение и речь Г. связаны с литературными образцами, что проявляется в различных его репликах. Но эта условность, «литературность» речей персонажа имеет реалистическую фабульную мотивировку: ведь Г. играет, для каждого своего партнера по сцене он импровизирует в духе того, чего от него ожидают. При этом Островский апеллирует к литературному и театральному опыту зрителей: они-то в отличие от персонажей пьесы должны видеть, что это все «цитаты».

Родство Г. с Чацким и Хлестаковым, пожалуй, наиболее важно. Сходство между этими персонажами (при всем их глубоком различии) обусловлено сходной функцией в сюжете: все трое как бы проводят читателей и зрителей по галерее сатирически обрисованных персонажей. А это оказывается возможно потому, что все трое обладают некоторыми чертами героя-идеолога. Чацкий — герой-идеолог в прямом смысле, он выражает авторскую и зрительскую точку зрения. Хлестаков — пародия на героя-идеолога. Г. же поставлен по отношению ко всем другим персонажам в такое положение, которое выявляет в его образе черты и Чацкого и Хлестакова.

Разоблачение Г. в финале — наиболее смелый ход в пьесе: герой произносит пылкий обличительный монолог, который обиженные им в дневнике люди терпеливо выслушивают (сцена чтения дневника также вызывает ассоциации с финальными сценами «Ревизора») и даже дают понять, что со временем Г. будет прощен, т. к. он совершенно прав, когда утверждает: «Я вам нужен, господа. Без такого человека, как я, вам нельзя жить». Г. появляется также в пьесе «Бешеные деньги» (1869), где он продолжает мечтать о богатой невесте, принадлежит к высшему обществу, по-прежнему злоязычен и готов на интриги, стравливая своих знакомых, не брезгуя подбрасывать им анонимные письма, карьера его не состоялась, в финале он уезжает за границу с богатой пожилой барыней в качестве ее личного секретаря и с надеждой вскоре унаследовать состояние своей доверительницы. Таким образом, можно предположить, что Островский не видел перспектив крупной карьеры для своего героя.

Образ Г. произвел большое впечатление на М. Е. Салтыкова-Щедрина, который ввел этого героя в число действующих лиц ряда своих произведений («В среде умеренности и аккуратности», «Круглый год», «Недоконченные беседы», «Современная идиллия», «Пестрые письма»).

Александр Николаевич Островский

«На всякого мудреца довольно простоты»

Действие происходит в Москве, в первое десятилетие реформ Александра II. Первый акт пьесы — в квартире, где с матерью-вдовой живёт молодой человек Егор Дмитриевич Глумов. В ней, по ремарке автора, чистая, хорошо меблированная комната.

В комнату входят, продолжая начатый разговор, Глумов с матерью. Глумов говорит ей: «Я весь в вас — умён, зол и завистлив» и заявляет, что отныне будет делать карьеру через знакомства в свете: «Эпиграммы в сторону! Этот род поэзии, кроме вреда, ничего не приносит автору. Примемся за панегирики!» Теперь Глумов для себя будет вести дневник и в нем писать откровенно, что думает о людях, расположения которых добивается.

Приходят гусар Курчаев, знакомый Глумова, с ним Голутвин, человек, не имеющий занятий. Они собрались издавать журнал и просят у Глумова его эпиграммы или дневник, о котором уже что-то слышали. Глумов отказывает. Курчаев, дальняя родня Глумову через сановника Нила Федосеевича Мамаева, рассказывает Глумову о привычке Мамаева смотреть попусту сдаваемые внаём квартиры и при этом поучать всех и каждого, и за разговором набрасывает на Мамаева карикатуру, приписав «новейший самоучитель». Ее хочет взять Голутвин. Курчаев не даёт: «Все-таки дядя». Она остаётся Глумову. Курчаев сообщает Глумову, что жена Мамаева «влюблена, как кошка» в Глумова. Курчаев и Голутвин уходят.

В последующем разговоре Глумова с матерью выясняется, что Глумов уже подкупил слугу Мамаева, и Мамаев сейчас прибудет смотреть якобы сдаваемую внаём квартиру Глумовых.

Является слуга, за ним сам Мамаев. Мамаев пеняет слуге: зачем тот привёз его в жилую квартиру. Глумов объясняет, что, нуждаясь в деньгах, хочет из этой квартиры переехать в большую, и на недоуменные вопросы Мамаева заявляет: «Я глуп». Тот сперва ошарашен, но быстро начинает верить, что перед ним молодой человек, жаждущий советов, поучений и наставлений.

Глумова показывает Мамаеву карикатуру Курчаева. Мамаев уходит. Приходит Манефа, «женщина, занимающаяся гаданием и предсказанием». Глумов принимает её с деланным почтением, даёт пятнадцать рублей, отсылает угощаться чаем и кофе, записывает в дневник расходы: на Манефу и три рубля слуге Мамаева. Внезапно возвращается Курчаев, которому встретившийся по дороге Мамаев не велел показываться на глаза. Курчаев подозревает Глумова в интриганстве и говорит ему об этом. Они ссорятся. Курчаев уходит. «Дядя его прогнал. Первый шаг сделан». Этими словами Глумова заканчивается первое действие комедии.

В доме Мамаева хозяин и Крутицкий — «старик, очень важный господин», сетуют на пагубность реформ и перемен и на своё неумение владеть пером и «современным слогом». У Крутицкого готов труд, написанный стилем, «близким к стилю великого Ломоносова», и Мамаев предлагает дать его Глумову в обработку. Оба уходят. Появляются Мамаева и Глумова. Глумова жалуется на недостаток средств. Мамаева её подбадривает, суля Глумову своё покровительство. Вошедшему Мамаеву Глумова расписывает восхищение своего сына его умом. Мамаев, уходя, обещает Глумовой дать «не денег, а лучше денег: совет, как распорядиться бюджетом». Мамаевой же Глумова принимается рассказывать о том, как влюблён в неё Глумов. Глумова уходит. Мамаева кокетничает с вошедшим Глумовым.

Приезжает Городулин, «молодой важный господин». Мамаева просит для Глумова место, «разумеется, хорошее», зовёт Глумова и оставляет его с Городулиным. Глумов заявляет себя либералом и демонстрирует речистость, восхищающую Городулина, который тут же просит помочь ему приготовить спич. Глумов готов написать.

Городулина сменяет Мамаев, который принимается учить Глумова ухаживать за своей женой. Глумов остаётся с Мамаевой, объясняется ей в любви и уходит.

На даче Турусиной, «богатой вдовы, барыни из купчих», окружённой приживалками, гадальщицами, странницами, Турусина, только что выехавшая было в город, но приказавшая поворотить экипаж из-за плохой приметы, выговаривает своей спутнице, племяннице Машеньке, за «вольнодумство» и симпатию к Курчаеву. К тому же она получила два анонимных письма, предостерегающих от знакомства с Курчаевым. Машенька отвечает, что она «московская барышня» и спорить не станет, но пусть тогда тётя и подыщет сама ей жениха. Машенька уходит. В гости заходит живущий по соседству Крутицкий. Турусина делится с Крутицким заботами: как подыскать Машеньке хорошего жениха. Крутицкий рекомендует Глумова и уходит. Приезжает Городулин. Как и Крутицкий, он высмеивает пристрастие Турусиной к странникам и приживалкам и сообщает: одна из таких знакомых Турусиной осуждена за мошенничество и отравление богатого купца. С Городулиным повторяется тот же разговор с тем же результатом. Городулин всячески рекомендует Турусиной Глумова. И наконец, взамен Городулина появляется Манефа. Она тут желанная гостья. Ее принимают с почётом и речам её внимают с трепетом. Она вещает, приживалки поддакивают. Все хором предвещают Глумова как что-то уже почти сверхъестественное. Появлением Глумова с Мамаевым и обещанием Турусиной полюбить его, как родного сына, действие заканчивается.

Глумов приносит Крутицкому «Трактат о вреде реформ вообще» — обработку мыслей Крутицкого. Крутицкий доволен. «Трактат» — острая пародия на ретроградство. Глумов просит Крутицкого быть посажёным отцом на свадьбе и несколько перебирает в угодничестве, что и отмечает Крутицкий по его уходе.

Приходит Клеопатра Львовна Мамаева дополнительно замолвить словечко за Глумова. Взбодрившийся после ухода Глумова старик обрушивает на неё архаические цитаты из любимых с юности трагедий, видя в стареющей Мамаевой чуть не ровесницу. Но куда неприятней для неё обронённое Крутицким известие о сватовстве Глумова к Машеньке по любви. «Что её кольнуло. Поди вот с бабами. Хуже, чем дивизией командовать», — недоумевает Крутицкий, глядя ей вслед.

Глумов дома записывает в дневник расходы и впечатления и учит мать, уходящую к Турусиной, как задабривать и задаривать её приживалок. Внезапно является Мамаева. Это необычно, и Глумов настораживается. Последующий разговор с ней то подтверждает, то успокаивает опасения Глумова. Он принимается объясняться Мамаевой в своих чувствах, несколько злоупотребляя красноречием, но та прерывает его вопросом: «Вы женитесь?» Глумов сбивается, пускается в объяснения и, как ему кажется, более или менее успокаивает Мамаеву. Звонок у двери. Глумов уходит.

Пришёл Голутвин. Глумов, спрятав Мамаеву в соседней комнате, принимает его. Оказывается, тот, выражаясь современным языком, собрал на Глумова материал и шантажирует его: если Глумов не заплатит, Голутвин напечатает пасквиль. Решительным тоном отказывая Голутвину, Глумов на деле колеблется, не желая неприятностей ввиду выгодной женитьбы на Машеньке. Голутвин лезет в соседнюю комнату, допытывается, кто там. Глумов еле выпроваживает его, но затем решает догнать и все-таки заплатить. В комнату входит Мамаева, замечает дневник, читает о себе самой что-то, что приводит её в ярость, и уносит.

Сперва Глумову кажется, что он «все уладил». Но убедившись, что дневник взят, он приходит в отчаяние, бранит себя: «Глупую злобу тешил. Вот и предоставил публике „Записки подлеца“ им самим написанные».

На даче, где собралось все общество, Курчаев, беседуя с Машенькой о невиданных добродетелях и успехах Глумова, говорит: «Ещё с кем-нибудь другим я бы поспорил, а перед добродетельным человеком я пас никогда этим не занимался». Между добродетельными беседами с будущей женой и тёщей Глумов договаривается с Городулиным «отделать хорошенько» трактат Крутицкого (т.е. Глумова же) под подписью Городулина и убеждает Мамаеву, что женится по расчёту. Слуга приносит переданный кем-то пакет. В нем напечатанная статья «Как выходят в люди» с портретом Глумова и пропавший дневник. Мамаев читает записи вслух, справки о расходах на приживалок «за то, что видели меня во сне», острые характеристики Крутицкого, Манефы, Турусиной (Турусина тут же говорит «всех прогоню» и предоставляет Машеньке полную свободу выбора; судя по всему, её выбор — Курчаев). Появляется Глумов. Ему отдают дневник и предлагают «удалиться незаметно». Но Глумову уже терять нечего. «Почему же незаметно», — отвечает он и принимается обличать присутствующих уже устно. Суть обличений: в напечатанной статье нет ничего для них нового. Не настолько на самом деле глупы Крутицкий и Мамаев, чтоб и впрямь не чувствовать фальши в угодничестве Глумова: просто оно им удобно и приятно. То же и с Мамаевой, и с Городулиным. Но и та и другой неожиданно останавливают глумовское красноречие, начиная сразу же с ним соглашаться. Глумов уходит. После паузы все сходятся на том, что, спустя время, надо опять его «приласкать». «А уж это я беру на себя» — финальная реплика Мамаевой.

В Московской квартире живёт молодой человек Егор Дмитриевич Глумов с матерью-вдовой. Живут они в чистой и хорошо меблированной квартире. В комнату входят мать и сын, который говорит матери, что он такой же умный и злой, как она и будет делать карьеру в свет через знакомых. Он заводит дневник, в котором пишет о людях, у которых добивается расположения. Знакомые приятели Гумова, без определённых занятий, хотят издать журнал и просят у Гумова дневник. Курчатов говорит Глумову, что у Мамаева есть привычка смотреть попусту на сдаваемые квартиры в наём, но при этом поучать всех и каждого. Ещё сообщает, что жена Мамаева страстно влюблена в Глумова. В разговоре с матерью выясняется, что Глумов подкупает слугу Мамаева, требуя осмотреть сдаваемую квартиру Глумовых.

Заходят Мамаев и его слуга в квартиру. Глумов говорит, что из-за отсутствия денег хочет переехать в большую квартиру. Тут Мамаев понял, что Глумову нужен хороший совет и поучение в таком деле.

Приходит гадалка и Глумов принимает её с почтением, заплатив ей 15 рублей, и отправляет пить чай, записывая расходы в дневник. Курчаев говорит Глумову в глаза, что он занимается интригами и они ссорятся.

Старик Крутицкий, важный господин, который находится в доме Мамаева, предлагает Гумову свою статью, написанную под стиль Ломоносова в обработку. Появляются Мамаева и Глумова, где вторая слёзно жалуется на недостаток средств. Мамаева, успокаивая, обещает ей своё покровительство. Глумова говорит Мамаеву о том, что её сын восхищён блистательным умом Мамаева, на что тот обещает ей дать дельный совет, как распорядится бюджетом.

Приезжает Городулин, очень важный господин. Мамаева просит для Глумова «хорошее место» и оставляет их вдвоём. Глумов говорит, что он либерал, а потом произносит речь, которой восхищён Городулин.

Трусина - богатая вдова и купчиха. Она, окружённая вниманием приживалок, выговаривает своей племяннице о симпатии к Курчаеву. По соседству с ней живёт Крутицкий, у которого она просит совета, как найти жениха для Машеньки. Гадалка советует в женихи Глумова.

Глумов записывает в дневник все расходы и как задобрить приживалок. Голутвин, собравший материал, пытается шантажировать Глумова, а тот не хочет терять выгоду из-за сделки с женитьбой. Мамаева узнаёт о содержании в дневнике Глумова и приходит в ужас.

На даче, где собралось всё общество, нахваливают успехи Глумова. В этот момент приносят пакет, где опубликована статья «Как выйти в люди» с портретом Глумова и дневником, в котором острые характеристики Крутицкого и Трусиной. Глумову предлагают уйти, но он в ответ устно обличает всех присутствующих в том, как они глупы и не чувствуют фальшь в угодничестве Глумова.

ВКРАТЦЕ:

Действие происходит в Москве, в первое десятилетие реформ Александра II. Первый акт пьесы - в квартире, где с матерью-вдовой живет молодой человек Егор Дмитриевич Глумов. В ней, по ремарке автора, чистая, хорошо меблированная комната.

В комнату входят, продолжая начатый разговор, Глумов с матерью. Глумов говорит ей: «Я весь в вас - умен, зол и завистлив» и заявляет, что отныне будет делать карьеру через знакомства в свете: «Эпиграммы в сторону! Этот род поэзии, кроме вреда, ничего не приносит автору. Примемся за панегирики!» Теперь Глумов для себя будет вести дневник и в нем писать откровенно, что думает о людях, расположения которых добивается.

Приходят гусар Курчаев, знакомый Глумова, с ним Голутвин, человек, не имеющий занятий. Они собрались издавать журнал и просят у Глумова его эпиграммы или дневник, о котором уже что-то слышали. Глумов отказывает. Курчаев, дальняя родня Глумову через сановника Нила Федосеевича Мамаева, рассказывает Глумову о привычке Мамаева смотреть попусту сдаваемые внаем квартиры и при этом поучать всех и каждого, и за разговором набрасывает на Мамаева карикатуру, приписав «новейший самоучитель». Ее хочет взять Голутвин. Курчаев не дает: «Все-таки дядя». Она остается Глумову. Курчаев сообщает Глумову, что жена Мамаева «влюблена, как кошка» в Глумова. Курчаев и Голутвин уходят.

В последующем разговоре Глумова с матерью выясняется, что Глумов уже подкупил слугу Мамаева, и Мамаев сейчас прибудет смотреть якобы сдаваемую внаем квартиру Глумовых.

Является слуга, за ним сам Мамаев. Мамаев пеняет слуге: зачем тот привез его в жилую квартиру. Глумов объясняет, что, нуждаясь в деньгах, хочет из этой квартиры переехать в большую, и на недоуменные вопросы Мамаева заявляет: «Я глуп». Тот сперва ошарашен, но быстро начинает верить, что перед ним молодой человек, жаждущий советов, поучений и наставлений.

Глумова показывает Мамаеву карикатуру Курчаева. Мамаев уходит. Приходит Манефа, «женщина, занимающаяся гаданием и предсказанием». Глумов принимает ее с деланным почтением, дает пятнадцать рублей, отсылает угощаться чаем и кофе, записывает в дневник расходы: на Манефу и три рубля слуге Мамаева. Внезапно возвращается Курчаев, которому встретившийся по дороге Мамаев не велел показываться на глаза. Курчаев подозревает Глумова в интриганстве и говорит ему об этом. Они ссорятся. Курчаев уходит. «Дядя его прогнал. Первый шаг сделан». Этими словами Глумова заканчивается первое действие комедии.

В доме Мамаева хозяин и Крутицкий - «старик, очень важный господин», сетуют на пагубность реформ и перемен и на свое неумение владеть пером и «современным слогом». У Крутицкого готов труд, написанный стилем, «близким к стилю великого Ломоносова», и Мамаев предлагает дать его Глумову в обработку. Оба уходят. Появляются Мамаева и Глумова. Глумова жалуется на недостаток средств. Мамаева ее подбадривает, суля Глумову свое покровительство. Вошедшему Мамаеву Глумова расписывает восхищение своего сына его умом. Мамаев, уходя, обещает Глумовой дать «не денег, а лучше денег: совет, как распорядиться бюджетом». Мамаевой же Глумова принимается рассказывать о том, как влюблен в нее Глумов. Глумова уходит. Мамаева кокетничает с вошедшим Глумовым.

Приезжает Городулин, «молодой важный господин». Мамаева просит для Глумова место, «разумеется, хорошее», зовет Глумова и оставляет его с Городулиным. Глумов заявляет себя либералом и демонстрирует речистость, восхищающую Городулина, который тут же просит помочь ему приготовить спич. Глумов готов написать.

Городулина сменяет Мамаев, который принимается учить Глумова ухаживать за своей женой. Глумов остается с Мамаевой, объясняется ей в любви и уходит.

На даче Турусиной, «богатой вдовы, барыни из купчих», окруженной приживалками, гадальщицами, странницами, Турусина, только что выехавшая было в город, но приказавшая поворотить экипаж из-за плохой приметы, выговаривает своей спутнице, племяннице Машеньке, за «вольнодумство» и симпатию к Курчаеву. К тому же она получила два анонимных письма, предостерегающих от знакомства с Курчаевым. Машенька отвечает, что она «московская барышня» и спорить не станет, но пусть тогда тетя и подыщет сама ей жениха. Машенька уходит. В гости заходит живущий по соседству Крутицкий. Турусина делится с Крутицким заботами: как подыскать Машеньке хорошего жениха. Крутицкий рекомендует Глумова и уходит. Приезжает Городулин. Как и Крутицкий, он высмеивает пристрастие Турусиной к странникам и приживалкам и сообщает: одна из таких знакомых Турусиной осуждена за мошенничество и отравление богатого купца. С Городулиным повторяется тот же разговор с тем же результатом. Городулин всячески рекомендует Турусиной Глумова. И наконец, взамен Городулина появляется Манефа. Она тут желанная гостья. Ее принимают с почетом и речам ее внимают с трепетом. Она вещает, приживалки поддакивают. Все хором предвещают Глумова как что-то уже почти сверхъестественное. Появлением Глумова с Мамаевым и обещанием Турусиной полюбить его, как родного сына, действие заканчивается.

Глумов приносит Крутицкому «Трактат о вреде реформ вообще» - обработку мыслей Крутицкого. Крутицкий доволен. «Трактат» - острая пародия на ретроградство. Глумов просит Крутицкого быть посаженым отцом на свадьбе и несколько перебирает в угодничестве, что и отмечает Крутицкий по его уходе.

Приходит Клеопатра Львовна Мамаева дополнительно замолвить словечко за Глумова. Взбодрившийся после ухода Глумова старик обрушивает на нее архаические цитаты из любимых с юности трагедий, видя в стареющей Мамаевой чуть не ровесницу. Но куда неприятней для нее оброненное Крутицким известие о сватовстве Глумова к Машеньке по любви. «Что ее кольнуло. Поди вот с бабами. Хуже, чем дивизией командовать», - недоумевает Крутицкий, глядя ей вслед.

Глумов дома записывает в дневник расходы и впечатления и учит мать, уходящую к Турусиной, как задабривать и задаривать ее приживалок. Внезапно является Мамаева. Это необычно, и Глумов настораживается. Последующий разговор с ней то подтверждает, то успокаивает опасения Глумова. Он принимается объясняться Мамаевой в своих чувствах, несколько злоупотребляя красноречием, но та прерывает его вопросом: «Вы женитесь?» Глумов сбивается, пускается в объяснения и, как ему кажется, более или менее успокаивает Мамаеву. Звонок у двери. Глумов уходит.

Пришел Голутвин. Глумов, спрятав Мамаеву в соседней комнате, принимает его. Оказывается, тот, выражаясь современным языком, собрал на Глумова материал и шантажирует его: если Глумов не заплатит, Голутвин напечатает пасквиль. Решительным тоном отказывая Голутвину, Глумов на деле колеблется, не желая неприятностей ввиду выгодной женитьбы на Машеньке. Голутвин лезет в соседнюю комнату, допытывается, кто там. Глумов еле выпроваживает его, но затем решает догнать и все-таки заплатить. В комнату входит Мамаева, замечает дневник, читает о себе самой что-то, что приводит ее в ярость, и уносит.

Сперва Глумову кажется, что он «все уладил». Но убедившись, что дневник взят, он приходит в отчаяние, бранит себя: «Глупую злобу тешил. Вот и предоставил публике «Записки подлеца» им самим написанные».

На даче, где собралось все общество, Курчаев, беседуя с Машенькой о невиданных добродетелях и успехах Глумова, говорит: «Еще с кем-нибудь другим я бы поспорил, а перед добродетельным человеком я пас никогда этим не занимался». Между добродетельными беседами с будущей женой и тещей Глумов договаривается с Городулиным «отделать хорошенько» трактат Крутицкого (т. е. Глумова же) под подписью Городулина и убеждает Мамаеву, что женится по расчету. Слуга приносит переданный кем-то пакет. В нем напечатанная статья «Как выходят в люди» с портретом Глумова и пропавший дневник. Мамаев читает записи вслух, справки о расходах на приживалок «за то, что видели меня во сне», острые характеристики Крутицкого, Манефы, Турусиной (Турусина тут же говорит «всех прогоню» и предоставляет Машеньке полную свободу выбора; судя по всему, ее выбор - Курчаев). Появляется Глумов. Ему отдают дневник и предлагают «удалиться незаметно». Но Глумову уже терять нечего. «Почему же незаметно», - отвечает он и принимается обличать присутствующих уже устно. Суть обличений: в напечатанной статье нет ничего для них нового. Не настолько на самом деле глупы Крутицкий и Мамаев, чтоб и впрямь не чувствовать фальши в угодничестве Глумова: просто оно им удобно и приятно. То же и с Мамаевой, и с Городулиным. Но и та и другой неожиданно останавливают глумовское красноречие, начиная сразу же с ним соглашаться. Глумов уходит. После паузы все сходятся на том, что, спустя время, надо опять его «приласкать». «А уж это я беру на себя» - финальная реплика Мамаевой.

Действие происходит в Москве, в первое десятилетие реформ Александра II. Первый акт пьесы - в квартире, где с матерью-вдовой живёт молодой человек Егор Дмитриевич Глумов. В ней, по ремарке автора, чистая, хорошо меблированная комната.

В комнату входят, продолжая начатый разговор, Глумов с матерью. Глумов говорит ей: «Я весь в вас - умён, зол и завистлив» и заявляет, что отныне будет делать карьеру через знакомства в свете: «Эпиграммы в сторону! Этот род поэзии, кроме вреда, ничего не приносит автору. Примемся за панегирики!» Теперь Глумов для себя будет вести дневник и в нем писать откровенно, что думает о людях, расположения которых добивается.

Приходят гусар Курчаев, знакомый Глумова, с ним Голутвин, человек, не имеющий занятий. Они собрались издавать журнал и просят у Глумова его эпиграммы или дневник, о котором уже что-то слышали. Глумов отказывает. Курчаев, дальняя родня Глумову через сановника Нила Федосеевича Мамаева, рассказывает Глумову о привычке Мамаева смотреть попусту сдаваемые внаём квартиры и при этом поучать всех и каждого, и за разговором набрасывает на Мамаева карикатуру, приписав «новейший самоучитель». Ее хочет взять Голутвин. Курчаев не даёт: «Все-таки дядя». Она остаётся Глумову. Курчаев сообщает Глумову, что жена Мамаева «влюблена, как кошка» в Глумова. Курчаев и Голутвин уходят.

В последующем разговоре Глумова с матерью выясняется, что Глумов уже подкупил слугу Мамаева, и Мамаев сейчас прибудет смотреть якобы сдаваемую внаём квартиру Глумовых.

Является слуга, за ним сам Мамаев. Мамаев пеняет слуге: зачем тот привёз его в жилую квартиру. Глумов объясняет, что, нуждаясь в деньгах, хочет из этой квартиры переехать в большую, и на недоуменные вопросы Мамаева заявляет: «Я глуп». Тот сперва ошарашен, но быстро начинает верить, что перед ним молодой человек, жаждущий советов, поучений и наставлений.

Глумова показывает Мамаеву карикатуру Курчаева. Мамаев уходит. Приходит Манефа, «женщина, занимающаяся гаданием и предсказанием». Глумов принимает её с деланным почтением, даёт пятнадцать рублей, отсылает угощаться чаем и кофе, записывает в дневник расходы: на Манефу и три рубля слуге Мамаева. Внезапно возвращается Курчаев, которому встретившийся по дороге Мамаев не велел показываться на глаза. Курчаев подозревает Глумова в интриганстве и говорит ему об этом. Они ссорятся. Курчаев уходит. «Дядя его прогнал. Первый шаг сделан». Этими словами Глумова заканчивается первое действие комедии.

В доме Мамаева хозяин и Крутицкий - «старик, очень важный господин», сетуют на пагубность реформ и перемен и на своё неумение владеть пером и «современным слогом». У Крутицкого готов труд, написанный стилем, «близким к стилю великого Ломоносова», и Мамаев предлагает дать его Глумову в обработку. Оба уходят. Появляются Мамаева и Глумова. Глумова жалуется на недостаток средств. Мамаева её подбадривает, суля Глумову своё покровительство. Вошедшему Мамаеву Глумова расписывает восхищение своего сына его умом. Мамаев, уходя, обещает Глумовой дать «не денег, а лучше денег: совет, как распорядиться бюджетом». Мамаевой же Глумова принимается рассказывать о том, как влюблён в неё Глумов. Глумова уходит. Мамаева кокетничает с вошедшим Глумовым.

Приезжает Городулин, «молодой важный господин». Мамаева просит для Глумова место, «разумеется, хорошее», зовёт Глумова и оставляет его с Городулиным. Глумов заявляет себя либералом и демонстрирует речистость, восхищающую Городулина, который тут же просит помочь ему приготовить спич. Глумов готов написать.

Городулина сменяет Мамаев, который принимается учить Глумова ухаживать за своей женой. Глумов остаётся с Мамаевой, объясняется ей в любви и уходит.

На даче Турусиной, «богатой вдовы, барыни из купчих», окружённой приживалками, гадальщицами, странницами, Турусина, только что выехавшая было в город, но приказавшая поворотить экипаж из-за плохой приметы, выговаривает своей спутнице, племяннице Машеньке, за «вольнодумство» и симпатию к Курчаеву. К тому же она получила два анонимных письма, предостерегающих от знакомства с Курчаевым. Машенька отвечает, что она «московская барышня» и спорить не станет, но пусть тогда тётя и подыщет сама ей жениха. Машенька уходит. В гости заходит живущий по соседству Крутицкий. Турусина делится с Крутицким заботами: как подыскать Машеньке хорошего жениха. Крутицкий рекомендует Глумова и уходит. Приезжает Городулин. Как и Крутицкий, он высмеивает пристрастие Турусиной к странникам и приживалкам и сообщает: одна из таких знакомых Турусиной осуждена за мошенничество и отравление богатого купца. С Городулиным повторяется тот же разговор с тем же результатом. Городулин всячески рекомендует Турусиной Глумова. И наконец, взамен Городулина появляется Манефа. Она тут желанная гостья. Ее принимают с почётом и речам её внимают с трепетом. Она вещает, приживалки поддакивают. Все хором предвещают Глумова как что-то уже почти сверхъестественное. Появлением Глумова с Мамаевым и обещанием Турусиной полюбить его, как родного сына, действие заканчивается.

Глумов приносит Крутицкому «Трактат о вреде реформ вообще» - обработку мыслей Крутицкого. Крутицкий доволен. «Трактат» - острая пародия на ретроградство. Глумов просит Крутицкого быть посажёным отцом на свадьбе и несколько перебирает в угодничестве, что и отмечает Крутицкий по его уходе.

Приходит Клеопатра Львовна Мамаева дополнительно замолвить словечко за Глумова. Взбодрившийся после ухода Глумова старик обрушивает на неё архаические цитаты из любимых с юности трагедий, видя в стареющей Мамаевой чуть не ровесницу. Но куда неприятней для неё обронённое Крутицким известие о сватовстве Глумова к Машеньке по любви. «Что её кольнуло. Поди вот с бабами. Хуже, чем дивизией командовать», - недоумевает Крутицкий, глядя ей вслед.

Глумов дома записывает в дневник расходы и впечатления и учит мать, уходящую к Турусиной, как задабривать и задаривать её приживалок. Внезапно является Мамаева. Это необычно, и Глумов настораживается. Последующий разговор с ней то подтверждает, то успокаивает опасения Глумова. Он принимается объясняться Мамаевой в своих чувствах, несколько злоупотребляя красноречием, но та прерывает его вопросом: «Вы женитесь?» Глумов сбивается, пускается в объяснения и, как ему кажется, более или менее успокаивает Мамаеву. Звонок у двери. Глумов уходит.

Пришёл Голутвин. Глумов, спрятав Мамаеву в соседней комнате, принимает его. Оказывается, тот, выражаясь современным языком, собрал на Глумова материал и шантажирует его: если Глумов не заплатит, Голутвин напечатает пасквиль. Решительным тоном отказывая Голутвину, Глумов на деле колеблется, не желая неприятностей ввиду выгодной женитьбы на Машеньке. Голутвин лезет в соседнюю комнату, допытывается, кто там. Глумов еле выпроваживает его, но затем решает догнать и все-таки заплатить. В комнату входит Мамаева, замечает дневник, читает о себе самой что-то, что приводит её в ярость, и уносит.

Сперва Глумову кажется, что он «все уладил». Но убедившись, что дневник взят, он приходит в отчаяние, бранит себя: «Глупую злобу тешил. Вот и предоставил публике „Записки подлеца“ им самим написанные».

На даче, где собралось все общество, Курчаев, беседуя с Машенькой о невиданных добродетелях и успехах Глумова, говорит: «Ещё с кем-нибудь другим я бы поспорил, а перед добродетельным человеком я пас никогда этим не занимался». Между добродетельными беседами с будущей женой и тёщей Глумов договаривается с Городулиным «отделать хорошенько» трактат Крутицкого (т.е. Глумова же) под подписью Городулина и убеждает Мамаеву, что женится по расчёту. Слуга приносит переданный кем-то пакет. В нем напечатанная статья «Как выходят в люди» с портретом Глумова и пропавший дневник. Мамаев читает записи вслух, справки о расходах на приживалок «за то, что видели меня во сне», острые характеристики Крутицкого, Манефы, Турусиной (Турусина тут же говорит «всех прогоню» и предоставляет Машеньке полную свободу выбора; судя по всему, её выбор - Курчаев). Появляется Глумов. Ему отдают дневник и предлагают «удалиться незаметно». Но Глумову уже терять нечего. «Почему же незаметно», - отвечает он и принимается обличать присутствующих уже устно. Суть обличений: в напечатанной статье нет ничего для них нового. Не настолько на самом деле глупы Крутицкий и Мамаев, чтоб и впрямь не чувствовать фальши в угодничестве Глумова: просто оно им удобно и приятно. То же и с Мамаевой, и с Городулиным. Но и та и другой неожиданно останавливают глумовское красноречие, начиная сразу же с ним соглашаться. Глумов уходит. После паузы все сходятся на том, что, спустя время, надо опять его «приласкать». «А уж это я беру на себя» - финальная реплика Мамаевой.

Действие первое

Действующие лица

Егор Дмитрич Глумов , молодой человек.

Глафира Климовна Глумова , его мать.

Нил Федосеич Мамаев , богатый барин, дальний родственник Глумова.

Егор Васильич Курчаев , гусар.

Голутвин , человек, не имеющий занятий.

Манефа , женщина, занимающаяся гаданьем и предсказываньем.

Человек Мамаева.

Чистая, хорошо меблированная комната, письменный стол, зеркало; одна дверь во внутренние комнаты, на правой стороне другая, входная.

Явление первое

Глумов и Глафира Климовна за сценой.

Глумов (за сценой) . Вот еще! Очень нужно! Идти напролом, да и кончено дело. (Выходя из боковой двери.) Делайте, что вам говорят, и не рассуждайте!

Глумова (выходя из боковой двери.) Зачем ты заставляешь меня писать эти письма! Право, мне тяжело.

Глумов . Пишите, пишите!

Глумова . Да что толку? Ведь за тебя не отдадут. У Турусиной тысяч двести приданого, родство, знакомство, она княжеская невеста или генеральская. И за Курчаева не отдадут; за что я взвожу на него, на бедного, разные клеветы и небывальщины!

Глумов . Кого вам больше жаль, меня или гусара Курчаева? На что ему деньги? Он все равно их в карты проиграет. А еще хнычете: я тебя носила под сердцем.

Глумова . Да если бы польза была!

Глумов . Уж это мое дело.

Глумова . Имеешь ли ты хоть какую-нибудь надежду?

Глумов . Имею. Маменька, вы знаете меня: я умен, зол и завистлив; весь в вас. Что я делал до сих пор? Я только злился и писал эпиграммы на всю Москву, а сам баклуши бил. Нет, довольно. Над глупыми людьми не надо смеяться, надо уметь пользоваться их слабостями. Конечно, здесь карьеры не составишь – карьеру составляют и дело делают в Петербурге, а здесь только говорят. Но и здесь можно добиться теплого места и богатой невесты – с меня и довольно. Чем в люди выходят? Не всё делами, чаще разговором. Мы в Москве любим поговорить. И чтоб в этой обширной говорильне я не имел успеха! Не может быть! Я сумею подделаться и к тузам и найду себе покровительство, вот вы увидите. Глупо их раздражать, им надо льстить грубо, беспардонно. Вот и весь секрет успеха. Я начну с неважных лиц, с кружка Турусиной, выжму из него все, что нужно, а потом заберусь и повыше. Подите, пишите! Мы еще с вами потолкуем.

Глумова . Помоги тебе Бог! (Уходит.)

Глумов (садится к столу) . Эпиграммы в сторону! Этот род поэзии, кроме вреда, ничего не приносит автору. Примемся за панегирики. (Вынимает из кармана тетрадь.) Всю желчь, которая будет накипать в душе, я буду сбывать в этот дневник, а на устах останется только мед. Один, в ночной тиши, я буду вести летопись людской пошлости. Эта рукопись не предназначается для публики, я один буду и автором, и читателем. Разве со временем, когда укреплюсь на прочном фундаменте, сделаю из нее извлечение.

Входят Курчаев и Голутвин; Глумов встает и прячет тетрадь в карман.

Явление второе

Глумов, Курчаев и Голутвин.

Глумов . Очень рад; чему обязан?

Курчаев (садясь к столу на место Глумова) . Мы за делом. (Указывая на Голутвина.) Вот, рекомендую.

Глумов . Да я его знаю давно. Что вы его рекомендуете?

Голутвин . Тон мне ваш что-то не нравится. Да-с.

Глумов . Это как вам угодно. Вы, верно, господа, порядочно позавтракали?

Курчаев . Малым делом. (Берет карандаш и бумагу и чертит что-то.)

Глумов . То-то, оно и видно. У меня, господа, времени свободного немного. В чем дело? (Садится, Голутвин тоже.)

Курчаев . Нет ли у вас стихов?

Глумов . Каких стихов? Вы, верно, не туда зашли.

Голутвин . Нет, туда.

Глумов (Курчаеву) . Не марайте, пожалуйста, бумагу!

Курчаев . Нам эпиграмм нужно. Я знаю, что у вас есть.

Глумов . Никаких нет.

Курчаев . Ну, полно вам! Все знают. У вас на весь город написаны. Вон он хочет сотрудником быть в юмористических газетах.

Глумов (Голутвину) . Вот как! Вы писали прежде?

Голутвин . Писал.

Глумов . Что?

Голутвин . Все: романы, повести, драмы, комедии…

Глумов . Ну, и что же?

Голутвин . Ну, и не печатают нигде, ни за что; сколько ни просил, и даром не хотят. Хочу за скандальчики приняться.

Глумов . Опять не напечатают.

Голутвин . Попытаюсь.

Глумов . Да ведь опасно.

Голутвин . Опасно? А что, прибьют?

Глумов . Пожалуй.

Голутвин . Да говорят, что в других местах бьют; а у нас что-то не слыхать.

Глумов . Так пишите!

Голутвин . С кого мне писать-то, я никого не знаю.

Курчаев . У вас, говорят, дневник какой-то есть, где вы всех по косточке разобрали.

Голутвин . Ну, вот и давайте, давайте его сюда!

Глумов . Ну да, как же не дать.

Голутвин . А уж мы бы их распечатали.

Глумов . И дневника никакого у меня нет.

Курчаев . Разговаривайте! Видели его у вас.

Голутвин . Ишь, как прикидывается; а тоже ведь наш брат, Исакий.

Глумов . Не брат я вам, и не Исакий.

Голутвин . А какие бы мы деньги за него взяли…

Курчаев . Да, в самом деле, ему деньги нужны. «Будет, говорит, на чужой счет пить, трудиться хочу». Это он называет: трудиться. Скажите пожалуйста!

Глумов . Слышу, слышу.

Голутвин . Материалов нет.

Курчаев . Вон, видите, у него материалов нет. Дайте ему материал, пусть его трудится.

Глумов (вставая) . Да не марайте же бумагу!

Курчаев . Ну, вот еще, что за важность!

Глумов . Каких-то петухов тут рисуете.

Курчаев . Ошибаетесь. Это не петух, а мой уважаемый дядюшка, Нил Федосеич Мамаев. Вот (дорисовывает) , и похоже, и хохол похож.

Голутвин . А интересная он личность? Для меня, например?

Курчаев . Очень интересная. Во-первых, он считает себя всех умнее и всех учит. Его хлебом не корми, только приди совета попроси.

Голутвин . Ну вот, подпишите под петухом-то: новейший самоучитель!

Курчаев подписывает.

Да и пошлем напечатать.

Курчаев . Нет, не надо, все-таки дядя. (Отталкивает бумагу, Глумов берет и прячет в карман.)

Голутвин . А еще какие художества за ним водятся?

Курчаев . Много. Третий год квартиру ищет. Ему и не нужна квартира, он просто ездит разговаривать, все как будто дело делает. Выедет с утра, квартир десять осмотрит, поговорит с хозяевами, с дворниками; потом поедет по лавкам пробовать икру, балык; там рассядется, в рассуждения пустится. Купцы не знают, как выжить его из лавки, а он доволен, все-таки утро у него не пропало даром. (Глумову.) Да, вот еще, я и забыл сказать. Тетка в вас влюблена, как кошка.

Глумов . Каким же это образом?

Курчаев . В театре видела, все глаза проглядела, шею было свернула. Все у меня спрашивала: кто такой? Вы этим не шутите!

Глумов . Я не шучу, вы всем шутите.

Курчаев . Ну, как хотите. Я бы на вашем месте… Так вы стихов дадите?

Глумов . Нет.

Голутвин . Что с ним разговаривать! Поедем обедать!

Курчаев . Поедем! Прощайте! (Кланяются и уходят.)

Глумов (останавливая Курчаева) . Зачем вы с собой его возите?

Курчаев . Умных людей люблю.

Глумов . Нашли умного человека.

Курчаев . По нас и эти хороши. Настоящие-то умные люди с какой стати станут знакомиться с нами? (Уходит.)

Глумов (вслед ему) . Ну, смотрите! Маменька!

Входит Глумова.

Явление третье

Глумов и Глумова.

Глумов (показывая портрет Мамаева) . Поглядите! Вот с кем нужно мне сойтись прежде всего.

Глумова . Кто это?

Глумов . Наш дальний родственник, мой дядюшка, Нил Федосеич Мамаев.

Глумова . А кто рисовал?

Глумов . Все тот же гусар, племянничек его, Курчаев. Эту картинку надо убрать на всякий случай. (Прячет ее.) Вся беда в том, что Мамаев не любит родственников. У него человек тридцать племянников, из них он выбирает одного и в пользу его завещание пишет, а другие уж и не показывайся. Надоест любимец, он его прогонит и возьмет другого, и сейчас же завещание перепишет. Вот теперь у него в милости этот Курчаев.

Глумова . Вот кабы тебе…

Глумов . Трудно, но попробую. Он даже не подозревает о моем существовании.

Глумова . А хорошо бы сойтись. Во-первых, наследство, потом отличный дом, большое знакомство, связи.

Глумов . Да! Вот еще обстоятельство: я понравился тетке, Клеопатре Львовне, она меня где-то видела. Вы это на всякий случай запомните! Сблизиться с Мамаевым для меня первое дело – это первый шаг на моем поприще. Дядя познакомит меня с Крутицким, с Городулиным; во-первых, это люди с влиянием, во-вторых, близкие знакомые Турусиной. Мне бы только войти к ней в дом, а уж я женюсь непременно.

Глумова . Так, сынок, но первый-то шаг самый трудный.

Глумов . Успокойтесь, он сделан. Мамаев будет здесь.

Глумова . Как же это случилось?

Глумов . Тут ничего не случилось, все это было рассчитано вперед. Мамаев любит смотреть квартиры, вот на эту удочку мы его и поймали.

Входит человек Мамаева.

Человек . Я привез Нила Федосеича.

Глумов . И прекрасно. Получай. (Дает ему ассигнацию.) Веди его сюда.

Человек . Да, пожалуй, они рассердятся: я сказал, что квартира хорошая.

Глумов . Я беру ответственность на себя. Ступайте, маменька, к себе; когда нужно будет, я вас кликну.

Человек Мамаева уходит. Глумов садится к столу и делает вид, что занимается работой. Входит Мамаев, за ним человек его.

Явление четвертое

Глумов, Мамаев и человек Мамаева.

Мамаев (не снимая шляпы, оглядывает комнату) . Это квартира холостая.

Глумов (кланяется и продолжает работать) . Холостая.

Мамаев (не слушая) . Она недурна, но холостая. (Че– ловеку.) Куда ты, братец, меня завел?

Глумов (подвигает стул и опять принимается писать) . Не угодно ли присесть?

Мамаев (садится) . Благодарю. Куда ты меня завел? я тебя спрашиваю!

Человек. Виноват-с.

Мамаев . Разве ты, братец, не знаешь, какая нужна мне квартира? Ты должен сообразить, что я статский советник, что жена моя, а твоя барыня, любит жить открыто. Нужна гостиная, да не одна. Где гостиная, я тебя спрашиваю?

Человек. Виноват-с.

Мамаев . Где гостиная? (Глумову.) Вы меня извините!

Глумов . Ничего-с, вы мне не мешаете.

Мамаев (человеку) . Ты видишь, вон сидит человек, пишет! Может быть, мы ему мешаем; он, конечно, не скажет по деликатности; а все ты, дурак, виноват.

Глумов . Не браните его, не он виноват, а я. Когда он тут на лестнице спрашивал квартиру, я ему указал на эту и сказал, что очень хороша, я не знал, что вы семейный человек.

Мамаев . Вы хозяин этой квартиры?

Глумов . Я.

Мамаев . Зачем же вы ее сдаете?

Глумов . Не по средствам.

Мамаев . А зачем же нанимали, коли не по средствам? Кто вас неволил? Что вас, за ворот, что ли, тянули, в шею толкали? Нанимай, нанимай! А вот теперь, чай, в должишках запутались? На цугундер тянут? Да уж конечно, конечно. Из большой-то квартиры да придется в одной комнатке жить; приятно это будет?

Глумов . Нет, я хочу еще больше нанять.

Мамаев . Как так больше? На этой жить средств нет, а нанимаете больше! Какой же у вас резон?

Глумов . Никакого резона. По глупости.

Мамаев . По глупости? Что за вздор!

Глумов . Какой же вздор! Я глуп.

Мамаев . Глуп! это странно. Как же так, глуп?

Глумов . Очень просто, ума недостаточно. Что ж тут удивительного! Разве этого не бывает? Очень часто.

Мамаев . Нет, однако это интересно! Сам про себя человек говорит, что глуп.

Глумов . Что ж мне, дожидаться, когда другие скажут? Разве это не все равно? Ведь уж не скроешь.

Мамаев . Да, конечно, этот недостаток скрыть довольно трудно.

Глумов . Я и не скрываю.

Мамаев . Жалею.

Глумов . Покорно благодарю.

Мамаев . Учить вас, должно быть, некому?

Глумов . Да, некому.

Мамаев . А ведь есть учителя, умные есть учителя, да плохо их слушают – нынче время такое. Ну, уж от старых и требовать нечего: всякий думает, что коли стар, так и умен. А если мальчишки не слушаются, так чего от них ждать потом? Вот я вам расскажу случай. Гимназист недавно бежит чуть не бегом из гимназии; я его, понятное дело, остановил и хотел ему, знаете, в шутку поучение прочесть: в гимназию-то, мол, тихо идешь, а из гимназии домой бегом, а надо, милый, наоборот. Другой бы еще благодарил, что для него, щенка, солидная особа среди улицы останавливается, да еще ручку бы поцеловал; а он что ж?

Глумов . Преподавание нынче, знаете…

Мамаев . «Нам, говорит, в гимназии наставления-то надоели. Коли вы, говорит, любите учить, так наймитесь к нам в надзиратели. А теперь, говорит, я есть хочу, пустите!» Это мальчишка-то, мне-то!

Глумов . На опасной дороге мальчик. Жаль!

Мамаев . А куда ведут опасные-то дороги, знаете?

Глумов . Знаю.

Мамаев . Отчего нынче прислуга нехорошая? Оттого, что свободна от обязанности выслушивать поучения. Прежде, бывало, я у своих подданных во всякую малость входил. Всех поучал, от мала до велика. Часа по два каждому наставления читал; бывало, в самые высшие сферы мышления заберешься, а он стоит перед тобой, постепенно до чувства доходит, одними вздохами, бывало, он у меня истомится. И ему на пользу, и мне благородное занятие. А нынче, после всего этого… Вы понимаете, после чего?

Глумов . Понимаю.

Мамаев . Нынче поди-ка с прислугой, попробуй! Раза два ему метафизику-то прочтешь, он и идет за расчетом. Что, говорит, за наказание! Да, что, говорит, за наказание!

Глумов . Безнравственность!

Мамаев . Я ведь не строгий человек, я все больше словами. У купцов вот обыкновение глупое: как наставление, сейчас за волосы, и при всяком слове и качает, и качает. Этак, говорит, крепче, понятнее. Ну, что хорошего! А я все словами, и то нынче не нравится.

Глумов . Да-с, после всего этого, я думаю, вам неприятно.

Мамаев (строго) . Не говорите, пожалуйста, об этом, я вас прошу. Как меня тогда кольнуло насквозь вот в это место (показывает на грудь) , так до сих пор, словно кол какой-то…

Глумов . В это место?

Мамаев . Повыше.

Глумов . Вот здесь-с?

Мамаев (с сердцем) . Повыше, я вам говорю.

Глумов . Извините, пожалуйста! Вы не сердитесь! Уж я вам сказал, что я глуп.

Мамаев . Да-с, так вы глупы… Это нехорошо. То есть тут ничего нет дурного, если у вас есть пожилые, опытные родственники или знакомые.

Глумов . То-то и беда, что никого нет. Есть мать, да она еще глупее меня.

Мамаев . Ваше положение действительно дурно. Мне вас жаль, молодой человек.

Глумов . Есть, говорят, еще дядя, да все равно что его нет.

Мамаев . Отчего же?

Глумов . Он меня не знает, а я с ним и видеться не желаю.

Мамаев . Вот уж я за это и не похвалю, молодой человек, и не похвалю.

Глумов . Да помилуйте! Будь он бедный человек, я бы ему, кажется, руки целовал, а он человек богатый; придешь к нему за советом, а он подумает, что за деньгами. Ведь как ему растолкуешь, что мне от него ни гроша не надобно, что я только совета жажду, жажду – алчу наставления, как манны небесной. Он, говорят, человек замечательного ума, я готов бы целые дни и ночи его слушать.

Мамаев . Вы совсем не так глупы, как говорите.

Глумов . Временем это на меня просветление находит, вдруг как будто прояснится, а потом и опять. Большею частию я совсем не понимаю, что делаю. Вот тут-то мне совет и нужен.

Мамаев . А кто ваш дядя?

Глумов . Чуть ли я и фамилию-то не забыл. Мамаев, кажется, Нил Федосеич.

Мамаев . А вы-то кто?

Глумов . Глумов.

Мамаев . Дмитрия Глумова сын?

Глумов . Так точно-с.

Мамаев . Ну, так этот Мамаев-то, это я.

Глумов . Ах, Боже мой! Как же это! Нет, да как же! Позвольте вашу руку! (Почти со слезами.) Впрочем, дядюшка, я слышал, вы не любите родственников; вы не беспокойтесь, мы можем быть так же далеки, как и прежде. Я не посмею явиться к вам без вашего приказания; с меня довольно и того, что я вас видел и насладился беседой умного человека.

Мамаев . Нет, ты заходи, когда тебе нужно о чем-нибудь посоветоваться.

Глумов . Когда нужно! Мне постоянно нужно, каждую минуту. Я чувствую, что погибну без руководителя.

Мамаев . Вот заходи сегодня вечером!

Глумов . Покорно вас благодарю. Позвольте уж мне представить вам мою старуху, она недальняя, но добрая, очень добрая женщина.

Мамаев . Что ж, пожалуй.

Глумов (громко) . Маменька!

Выходит Глумова.