Жили-были мужик да баба. Оба были такие ленивые... Так и норовят дело на чужие плечи столкнуть, самим бы только не делать... И дверь-то в избу никогда на крюк не закладывали: утром-де вставай да руки протягивай, да опять крюк скидывай... И так проживем.
Вот раз баба и свари каши. А уж и каша сварилась! Румяна да рассыпчата, крупина от крупины так и отваливается. Вынула баба кашу из печи, на стол поставила, маслицем сдобрила. Съели кашу и ложки облизали... Глядь, а в горшке-то сбоку да на донышке приварилась каша, мыть горшок надобно. Вот баба и говорит:
Ну, мужик, я свое дело сделала - кашу сварила, а горшок тебе мыть!
Да полно тебе! Мужиково ли дело горшки мыть! И сама вымоешь.
А и не подумаю!
И я не стану.
А не станешь - пусть так стоит! Сказала баба, сунула горшок на шесток, а сама на лавку.
Стоит горшок немытый.
Баба, а баба! Надобно горшок-то вымыть!
Сказано - твое дело, ты и мой!
Ну вот что, баба! Уговор дороже денег: кто завтра первый встанет да перво слово скажет, тому и горшок мыть.
Ладно, лезь на печь, там видно будет.
Улеглись. Мужик на печи, баба на лавке. Пришла темна ноченька, потом утро настало.
Утром-то никто и не встает. Ни тот, ни другой и не шелохнутся - не хотят горшка мыть.
Бабе надо коровушку поить, доить да в стадо гнать, а она с лавки-то и не подымается.
Соседки уже коровушек прогнали.
Что это Маланьи-то не видать? Уж все ли по-здорову?
Да, бывает, позапозднилась. Обратно пойдем - не встретим ли...
И обратно идут - нет Маланьи.
Да нет уж! Видно, что приключилося! Соседка и сунься в избу. Хвать! - и дверь не заложена. Неладно что-то. Вошла, огляделась.
Маланья, матушка!
А баба-то лежит на лавке, во все глаза глядит, сама не шелохнется.
Почто коровушку-то не прогоняла? Ай нездоровилось?
Молчит баба.
Да что с тобой приключилось-то? Почто молчишь?
Молчит баба, ни слова не говорит.
Господи помилуй! Да где у тебя мужик-то? Василий, а Василий!
Глянула на печь, а Василий там лежит, глаза открыты - и не ворохнется.
Что у тебя с женой-то? Ай попритчилось? Молчит мужик, что воды в рот набрал. Всполошилась соседка:
Пойти сказать бабам! Побежала по деревне:
Ой, бабоньки! Неладно ведь у Маланьи с Василием: лежат пластом - одна на лавке, другой на печи. Глазоньками глядят, а словечушка не молвят. Уж не порча ли напущена?
Прибежали бабы, причитают около них: - Матушки! Да что это с вами подеялось-то? Маланьюшка! Васильюшка! Да почто молчите-то?
Молчат оба что убитые.
Да бегите, бабы, за попом! Дело-то совсем неладно выходит.
Сбегали. Пришел поп.
Вот, батюшка, лежат оба - не шелохнутся; глазоньки открыты, а словечушка не молвят. Уж не попорчены ли?
Поп бороду расправил - да к печке:
Василий, раб божий! Что приключилось-то? Молчит мужик. Поп - к лавке:
Раба божия! Что с мужем-то?
Молчит баба.
Соседки поговорили, поговорили - да и вон из избы. Дело не стоит: кому печку топить, кому ребят кормить, у кого цыплята, у кого поросята.
Поп и говорит:
Ну, православные, уж так-то оставить их боязно, посидите кто-нибудь.
Той некогда, другой некогда.
Да вот, - говорят, - бабка-то Степанида пусть посидит, у нее не ребята плачут - одна живет. А бабка Степанида поклонилась и говорит:
Да нет, батюшка, даром никто работать не станет! А положи жалованье, так посижу.
Да какое же тебе жалованье положить? - спрашивает поп да повел глазами-то по избе. А у двери висит на стенке рваная Маланьина кацавейка, вата клоками болтается. - Да вот, - говорит поп, - возьми кацавейку-то. Плоха, плоха, а все годится хоть ноги прикрыть.
Только это он проговорил, а баба-то, как ошпарена, скок с лавки, середь избы стала, руки в боки.
Это что же такое? - говорит. - Мое-то добро отдавать? Сама еще поношу да из своих рученек кому хочу, тому отдам!
Ошалели все. А мужик-то этак тихонько ноги с печи спустил, склонился да и говорит:
Ну вот, баба, ты перво слово молвила - тебе и горшок мыть.
Жили-были мужик да баба. Оба были такие ленивые… Так и норовят - дело на чужие плечи столкнуть, самим бы только не делать… И дверь-то в избу никогда на крюк не закладывали: утром-де вставай, да руки протягивай, да опять крюк скидывай… И так проживем. Вот раз баба и свари каши. А уж и каша сварилась! Румяна да рассыпчата, крупина от крупины так и отваливается. Вынула баба кашу из печи, на стол поставила, маслицем сдобрила. Съели кашу и ложки облизали… Глядь, а в горшке-то сбоку да на донышке приварилась каша, мыть горшок надобно. Вот баба и говорит:
- Ну, мужик, я свое дело сделала - кашу сварила, а горшок тебе мыть!
- Да полно тебе! Мужиково ли дело горшки мыть? И сама вымоешь.
- А и не подумаю!
- И я не стану.
- А не станешь - пусть так стоит!
Сказала баба, сунула горшок на шесток, а сама на лавку. Стоит горшок немытый.
- Баба, а баба! Надобно горшок-то вымыть!
- Сказано - твое дело, ты и мой!
- Ну вот что, баба! Уговор дороже денег: кто завтра первый встанет да перво слово скажет, тому и горшок мыть.
- Ладно, лезь на печь, там видно будет.
Улеглись. Мужик на печи, баба на лавке. Пришла темна ноченька, потом утро настало.
Утром-то никто и не встает. Ни тот, ни другой и не шелохнутся - не хотят горшка мыть.
Бабе надо коровушку поить, доить да в стадо гнать, а она с лавки-то и не подымается.
Соседки уже коровушек прогнали.
- Что это Маланьи-то не видать? Уж всё ли по-здорову?
- Да, бывает, позапозднилась. Обратно пойдем - не встретим ли… И обратно идут - нет Маланьи.
- Да нет уж! Видно, что приключилося!
Соседка и сунься в избу. Хвать! - и дверь не заложена. Неладно что-то. Вошла, огляделась:
- Маланья, матушка!
А баба-то лежит на лавке, во все глаза глядит, сама не шелохнется.
- Почто коровушку-то не прогоняла? Аи, нездоровилось? Молчит баба.
- Да что с тобой приключилось-то? Почто молчишь? Молчит баба, ни слова не говорит.
- Господи помилуй! Да где у тебя мужик-то?.. Василий, а Василий! Глянула на печь, а Василий там лежит, глаза открыты и не
ворохнётся.
- Что у тебя с женой-то? Ай, попритчилось?
Молчит мужик, что воды в рот набрал. Всполошилась соседка:
- Пойти сказать бабам! - Побежала по деревне: - Ой, бабоньки! Неладно ведь у Маланьи с Василием: лежат пластом - одна на лавке, другой на печи. Глазоньками глядят, а словечушка не молвят. Уж не порча ли напущена?
Прибежали бабы, причитают около них:
- Матушки! Да что это с вами подеялось-то? Маланьюшка! Васильюшка! Да почто молчите-то?
Молчат оба, что убитые.
- Да бегите, бабы, за попом! Дело-то совсем неладно выходит. Сбегали. Пришел поп.
- Вот, батюшка, лежат оба - не шелохнутся; глазоньки открыты, а словечушка не молвят. Уж не попорчены ли?
Поп бороду расправил - да к печке:
- Василий, раб божий! Что приключилось-то? Молчит мужик.
Поп - к лавке:
- Раба божия! Что с мужем-то? Молчит баба.
Соседки поговорили, поговорили да и вон из избы. Дело не стоит: кому печку топить, кому ребят кормить, у кого цыплята, у кого поросята. Поп и говорит:
- Ну, православные, уж так-то оставить их боязно, посидите кто-нибудь.
Той некогда, другой некогда.
- Да вот,- говорят,- бабка-то Степанида пусть посидит, у нее не ребята плачут - одна живет.
А бабка Степанида поклонилась и говорит:
- Да нет, батюшка: даром никто работать не станет! А положи жалованье, так посижу.
- Да какое же тебе жалованье положить? - спрашивает поп, да и повел глазами-то по избе. А у двери висит на стенке рваная Маланьина кацавейка, вата клоками болтается.- Да вот,- говорит поп,- возьми кацавейку-то. Плоха, плоха, а все годится хоть ноги прикрыть.
Только это он проговорил, а баба-то, как ошпарена, скок с лавки, середь избы стала, руки в боки.
- Это что же такое? - говорит.- Мое-то добро отдавать? Сама еще поношу да из своих рученек кому хочу, тому отдам.
Ошалели все. А мужик-то этак тихонько ноги с печи опустил, склонился да и говорит:
- Ну вот, баба, ты перво слово молвила - тебе и горшок мыть.
Проблема - приучение к горшку
Для мальчиков
Жил-был мальчик Дениска. Пошел он однажды гулять и нашел волшебный Дворец. Стал он гулять по этому дворцу и рассматривать всякие диковинки. Там все было, как у него дома, только волшебное: волшебный диван, волшебная кроватка, волшебные игрушки и волшебная фея, похожая на маму (бабушку:)).
А кто здесь главный? - спросил Дениска. - Кто царь?
- Царь тот, кто найдет волшебный трон. (Берем за ручку, идем искать "трон". Обычно, со второго-третьего раза малыш сам ведет Вас к заветному месту). Его все ищут, но никто не может найти.
Ходил-ходил Дениска по замку, заглядывал во все потайные места и, наконец, нашел заветный трон.
Ах, какой он красивый! - воскликнул Дениска. - Какой голубой! (красный, розовый, желтый, в крапинку:))
Сел Дениска на трон, и тут же подлетел к нему воробей:
Прискакал к нему зайчик:
Поторопись-пись-пись, я тоже хочу царем побыть!
Нет, - отвечает Дениска, - я первый его нашел!
Прибежал к нему медвежонок:
Поторопись-пись-пись, я тоже хочу царем побыть!
Нет, - отвечает Дениска, - я первый его нашел!
Прилетел к нему гусь:
Поторопись-пись-пись, я тоже хочу царем побыть!
- Нет, - отвечает Дениска, - я первый его нашел!
Прискакал к нему кузнечик:
Поторопись-пись-пись, я тоже хочу царем побыть!
- Нет, - отвечает Дениска, - я первый его нашел!
Прибежал к нему барашек:
Поторопись-пись-пись, я тоже хочу царем побыть!
Нет, - отвечает Дениска, - я первый его нашел!
А потом надоело ему царем быть, встал он и пошел домой к маме.
Для девочек
Жила-была девочка Анечка. Пошла она однажды гулять и нашла волшебный Дворец. Стал она гулять по этому дворцу и рассматривать всякие диковинки. Там все было, как у нее дома, только волшебное: волшебный диван, волшебная кроватка, волшебные игрушки и волшебная фея, похожая на маму (бабушку:)).
А кто здесь главный? - спросила Анечка. -Кто принцесса?
Принцесса та, кто найдет волшебный трон. (Берем за ручку, идем искать "трон". Обычно, со второго-третьего раза малыш сам ведет Вас к заветному месту). Его все ищут, но никто не может найти.
Ходила-ходила Анечка по замку, заглядывала во все потайные места и, наконец, нашла заветный трон.
Ах, какой он красивый! - воскликнула Анечка. - Какой розовый! (красный, желтый, в крапинку:))
Села Анечка на трон, и тут же подлетела к ней бабочка:
Подбежала к ней собачка:
Поторопись-пись-пись, я тоже хочу принцессой побыть!
- Нет, - отвечает Анечка, - я первая его нашла!
Припрыгала к ней лягушка:
Поторопись-пись-пись, я тоже хочу принцессой побыть!
- Нет, - отвечает Анечка, - я первая его нашла!
Подбежала к ней кошечка:
Поторопись-пись-пись, я тоже хочу принцессой побыть!
- Нет, - отвечает Анечка, - я первая его нашла!
Приползла к ней гусеница:
Поторопись-пись-пись, я тоже хочу принцессой побыть!
- Нет, - отвечает Анечка, - я первая его нашла!
Подбежала к ней лиса:
Поторопись-пись-пись, я тоже хочу принцессой побыть!
- Нет, - отвечает Анечка, - я первая его нашла!
Прилетела к ней синица:
Поторопись-пись-пись, я тоже хочу принцессой побыть!
- Нет, - отвечает Анечка, - я первая его нашла!
А потом надоело ей принцессой быть, встала она и пошла домой к маме.
Сценарий по сказке. Кому горшок мыть?
По мотивам русской народной сказки
Действующие лица:
- дед Матвей,
- бабка Агаша,
- кума Екатерина,
- соседка Арина.
В центре сцены оборудуется интерьер русской избы, с краю - палисадник. За столом сидят дед с бабкой, едят из глиняного горшка уху.
Бабка.
Хороша ль уха, Матвей?
Дед.
Не едал ухи вкусней.
Горяча! Наелся всласть,
Ажно лысина вспеклась.
Встает из-за стола.
Ну, спасибо за обед.
Бабка.
Ты куда собрался, дед?
Дед.
Да вздремну часок аль два,
Что-то никнет голова.
Ложится на лавку.
Бабка.
Дед, скажи, а как нам быть,
Мыть горшок или не мыть?
Дед.
Скажешь тоже, мыть - не мыть.
Как посуде грязной быть?
Мой, конечно.
Бабка.
Нет, не буду!
Почему мне мыть посуду?
Ты ведь тоже ел, Матвей.
Мой горшок, да поживей!
Дед.
Я не баба, а мужик,
Мыть посуду не привык!
Ишь, чего ты захотела!
Не мужское это дело!
Бабка.
Не мужское?
Дед.
Не мужское!
Отвяжись! А то устрою!
Бабка ставит горшок к лавке, на которой лежит дед, руки в боки.
Бабка.
Мыть не буду! Понял, дед?
Пусть стоит он хоть сто лет!
Дед встает с лавки, обходит кругом бабку с горшком.
Дед.
Ну, о чем, Агаша, спор?
Мы заключим уговор:
Кто вперед лежать устанет
И наутро первым встанет,
Кто вперед хоть слово скажет,
Тот другого пусть уважит
Да и вымоет горшок.
Бабка.
Ты бы спал все, как сурок.
Я согласна, так и быть.
Но горшок ты будешь мыть!
Дед.
Утро вечера мудрей.
Бабка.
Я уже молчу, Матвей.
Укладываются на лавках спать. Раннее утро, поют петухи, мычат коровы. У палисадника встречаются Арина и Екатерина.
Арина.
Добро утро, Катерина.
Екатерина.
И тебе привет, Арина.
А здоровы ль кумовья?
Арина.
Ничего не знаю я.
Вон корова-то мычит,
Порося в хлеву визжит -
Не накормлена скотина.
Екатерина.
Где ж соседи-то, Арина?
Арина.
А почем мне знать? Пойдем
Их проведаем вдвоем.
Входят в избу.
Арина.
Ой, гляди-ка, Катерина,
Что за странная картина:
Дед лежит, и бабка тут же. (Трогает их.)
Не шевелятся, к тому же
Руки сложены на грудь.
Екатерина (испуганно).
Помогите кто-нибудь!
Ты беги к попу, Арина!
Арина.
Ты сиди здесь, Катерина.
Да не бойся ты! Не трусь!
Я же быстро ворочусь.
Екатерина (причитает).
Ой, преставились, усопли!
Оглядывается, ушла ли Арина.
Чтой-то я вся в слезы, в сопли?
Кум с кумой свое пожили,
Дружно жили, не тужили.
Враз отдали Богу душу.
Нет ли здесь чего покушать?
Озирается по сторонам, замечает на столе кусок сала.
Сало есть. Возьму с собой,
Помяну за упокой.
Прячет сало за пазуху.
Дед с бабкой (вместе).
Положи на место сало!
Дед.
У самих кормежки мало!
Бабка.
На чужой-то каравай
Рот, кума, не разевай!
Дед.
В наш с Агашей-то прудок
Не кидай свой неводок!
Екатерина.
Ой, покойнички ожили,
Оба враз заговорили!
Дед.
Сало-то отдай, кума.
Екатерина.
Кладет сало на место.
С вами тут сойдешь с ума!
Напужали нас с Ариной!
Дед.
Ты ступай, Екатерина,
И вели попа вертать,
Мы не будем помирать.
Екатерина уходит.
Бабка.
Дед, а дед, и как нам быть?
Кто горшок-то будет мыть?
Дед.
Провалиться мне на месте!
Бабка.
А давай помоем вместе!
Ставят горшок на стол. Занавес.
Жили-были мужик да баба. Оба были такие ленивые... Так и норовят - дело на чужие плечи столкнуть, самим бы только не делать... И дверь-то в избу никогда на крюк не закладывали: утром-де вставай, да руки протягивай, да опять крюк скидывай... И так проживем. Вот раз баба и свари каши. А уж и каша сварилась! Румяна да рассыпчата, крупина от крупины так и отваливается. Вынула баба кашу из печи, на стол поставила, маслицем сдобрила. Съели кашу и ложки облизали... Глядь, а в горшке-то сбоку да на донышке приварилась каша, мыть горшок надобно. Вот баба и говорит:
Ну, мужик, я свое дело сделала - кашу сварила, а горшок тебе мыть!
Да полно тебе! Мужиково ли дело горшки мыть? И сама вымоешь.
А и не подумаю!
И я не стану.
А не станешь - пусть так стоит!
Сказала баба, сунула горшок на шесток, а сама на лавку. Стоит горшок немытый.
Баба, а баба! Надобно горшок-то вымыть!
Сказано - твое дело, ты и мой!
Ну вот что, баба! Уговор дороже денег: кто завтра первый встанет да перво слово скажет, тому и горшок мыть.
Ладно, лезь на печь, там видно будет.
Улеглись. Мужик на печи, баба на лавке. Пришла темна ноченька, потом утро настало.
Утром-то никто и не встает. Ни тот, ни другой и не шелохнутся - не хотят горшка мыть. Бабе надо коровушку поить, доить да в стадо гнать, а она с лавки-то и не подымается. Соседки уже коровушек прогнали.
Что это Маланьи-то не видать? Уж всё ли по-здорову?
Да, бывает, позапозднилась. Обратно пойдем - не встретим ли... И обратно идут - нет Маланьи.
Да нет уж! Видно, что приключилося!
Соседка и сунься в избу. Хвать! - и дверь не заложена. Неладно что-то. Вошла, огляделась:
Маланья, матушка!
А баба-то лежит на лавке, во все глаза глядит, сама не шелохнется.
Почто коровушку-то не прогоняла? Аи, нездоровилось? Молчит баба.
Да что с тобой приключилось-то? Почто молчишь? Молчит баба, ни слова не говорит.
Господи помилуй! Да где у тебя мужик-то?.. Василий, а Василий! Глянула на печь, а Василий там лежит, глаза открыты и не ворохнётся.
Что у тебя с женой-то? Ай, попритчилось?
Молчит мужик, что воды в рот набрал. Всполошилась соседка:
Пойти сказать бабам! - Побежала по деревне: - Ой, бабоньки! Неладно ведь у Маланьи с Василием: лежат пластом - одна на лавке, другой на печи. Глазоньками глядят, а словечушка не молвят. Уж не порча ли напущена?
Прибежали бабы, причитают около них:
Матушки! Да что это с вами подеялось-то? Маланьюшка! Васильюшка! Да почто молчите-то?
Молчат оба, что убитые.
Да бегите, бабы, за попом! Дело-то совсем неладно выходит. Сбегали. Пришел поп.
Вот, батюшка, лежат оба - не шелохнутся; глазоньки открыты, а словечушка не молвят. Уж не попорчены ли?
Поп бороду расправил - да к печке:
Василий, раб божий! Что приключилось-то? Молчит мужик.
Поп - к лавке:
Раба божия! Что с мужем-то? Молчит баба.
Соседки поговорили, поговорили да и вон из избы. Дело не стоит: кому печку топить, кому ребят кормить, у кого цыплята, у кого поросята. Поп и говорит:
Ну, православные, уж так-то оставить их боязно, посидите кто-нибудь.
Той некогда, другой некогда.
Да вот,- говорят,- бабка-то Степанида пусть посидит, у нее не ребята плачут - одна живет.
А бабка Степанида поклонилась и говорит:
Да нет, батюшка: даром никто работать не станет! А положи жалованье, так посижу.
Да какое же тебе жалованье положить? - спрашивает поп, да и повел глазами-то по избе. А у двери висит на стенке рваная Маланьина кацавейка, вата клоками болтается.- Да вот,- говорит поп,- возьми кацавейку-то. Плоха, плоха, а все годится хоть ноги прикрыть.
Только это он проговорил, а баба-то, как ошпарена, скок с лавки, середь избы стала, руки в боки.
Это что же такое? - говорит.- Мое-то добро отдавать? Сама еще поношу да из своих рученек кому хочу, тому отдам.
Ошалели все. А мужик-то этак тихонько ноги с печи опустил, склонился да и говорит:
Ну вот, баба, ты перво слово молвила - тебе и горшок мыть.