» и многие другие замечательные произведения, были переведены на десятки языков и вышли по всему миру многомиллионными тиражами.

Мураками, с одной стороны, очень западный писатель, с другой, чисто японский. Он продолжает традиции, заложенные такими мастерами слова, как Акутагава , Мисима , Танидзаки , Дадзай , но при этом в его творчестве чувствуется сильное влияние Кафки , Сэлинджера и Достоевского .

Мы отобрали 25 цитат из его книг:

Память согревает человека изнутри. И в то же время рвет его на части. «Кафка на пляже »

Даже воздушные замки нуждаются в свежей штукатурке. « »

Раньше я думал, люди взрослеют год от года, постепенно так... А оказалось - нет. Человек взрослеет мгновенно. «Дэнс, дэнс, дэнс »

Язык, на котором мы говорим, формирует нас как людей. «Мужчины без женщин »

Человек, у которого отняли свободу, обязательно станет кого-нибудь ненавидеть. « »

Профессия изначально должна быть актом любви. И никак не браком по расчету. «Токийские легенды »

Сколько людей живёт в этом мире, каждый из нас что-то жадно ищет в другом, и всё равно мы остаёмся такими же бесконечно далекими, оторванными друг от друга. «Мой любимый sputnik »

Я не люблю одиночество. Просто не завожу лишних знакомств, чтобы в людях лишний раз не разочаровываться. «Норвежский лес »

Страдание - личный выбор каждого. « »

Мы ежедневно размышляем о разных вещах. Причем живем ни в коем случае не для размышлений, но и вряд ли размышляем для того, чтобы жить. «Токийские легенды »

Когда тебе плохо, вообрази, что ты счастлива. Это не так трудно. «К югу от границы, на запад от солнца »

Похоже, когда о себе не думаешь, все ближе к себе становишься. «Хроники Заводной Птицы »

Гармония - далеко не единственное, что связывает вместе человеческие сердца. Куда крепче людей объединяют общие муки. Общие раны. Общие страхи. Нет успокоения без крика боли, как не бывает мира без пролитой крови или прощения без невосполнимых потерь. Вот, что лежит в основе истинной, а не абстрактной гармонии... « »

Зря говорят, что с годами становишься мудрее. Как заметил какой-то русский писатель, это только характер может меняться с возрастом; ограниченность же человека не меняется до самой смерти... Иногда эти русские говорят очень дельные вещи. Не оттого ли, что зимой вообще лучше думается? «Охота на овец »

Реальность только одна. Всегда. Что бы с тобой ни происходило. Реальность, куда ни кинь, - очень одинокая и холодная штука. «1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 1. Апрель - июнь»

Беседовать с человеком, в котором не нравится ничего, - неприлично. «Край обетованный »

Все любят своеволие, но страшатся свободы. «Край обетованный »

Двигаться с высокой эффективностью в неверном направлении ещё хуже, чем вообще никуда не двигаться. «Хроники Заводной Птицы »

Как бы ни хоронили мы свои воспоминания... историю своей жизни не сотрёшь. И как раз об этом лучше не забывать. Историю не стереть и не переделать. Это всё равно что уничтожить самого себя. « »

Пожалуй, у каждого в жизни хотя бы раз нечто подобное происходит: начинаешь ненавидеть человека без какой бы на то причины. Вся беда в том, что противоположная сторона, как правило, испытывает те же чувства. «Призраки Лексингтона »

В дороге нужен попутчик, в жизни - сочувствие. «Кафка на пляже »

Если очень сильно хочешь что-то узнать, плати свою цену. «Послемрак »

***
Хочу попробовать на зуб этот бескрайний и жестокий мир.

***
Хоть разок хотелось любви получить досыта. Чтобы аж хотелось сказать: "Хватит уже, сейчас лопну, спасибо". Хоть разок, хоть один разок.

***
... она бессмысленно теребила чужие эмоции лишь по той причине, что ей хотелось испытать свои возможности.

***
Мы всего лишь делимся друг с другом своим несовершенством.

***
Никакие истины не могут излечить грусть от потери любимого человека. Никакие истины, никакая душевность, никакая сила, никакая нежность не могут излечить эту грусть. У нас нет другого пути, кроме как вволю отгрустить эту грусть и что-то из нее узнать, но никакое из этих полученных знаний не окажет никакой помощи при следующем столкновении с грустью, которого никак не ждешь.

***
Пожалуй, мы нуждались друг в друге даже больше, чем думали сами. Из-за этого мы сделали большой крюк, и в каком-то смысле все исказилось. Может, я не должен был так поступать. Но иного выбора не оставалось. И то тепло и близость, что я тогда к тебе испытал, мне до сих пор не приходилось испытывать ни разу. Хочу, чтобы ты ответила. Каким бы ни был твой ответ.

***
Но как бы там ни было, я считаю, что была к тебе несправедлива. Сбивала тебя с толку и причиняла немало боли. Однако тем самым я сбивала с толку и причиняла боль самой себе. Я не собираюсь оправдываться или защищать себя, но это так.

***
Мы не виделись на занятиях, она не отвечала на мои звонки. Каждый раз, возвращаясь в общежитие, я проверял, нет ли каких-нибудь сообщений. Но никто не звонил.

***
Я не такой сильный человек. И мне далеко не все равно, поймут меня или нет. Есть те, кого я хочу понять и самому быть ими понятым.

***
Просто мне грустно. Очень грустно. И перед тобой неудобно. Я лишь требую от тебя и ничего не даю взамен. Говорю что в голову взбредет, вызываю, таскаю за собой. Но ты - единственный, с кем я могу себе такое позволить. Показалось, что уже после первых строк мир вокруг потерял свою обычную окраску.

***
... И как становилось грустно по вечерам, - писал я. - Без тебя, я понял, как ты мне нужна. В институте - беспредельная скука, но я посещаю занятия - для самотренировки. Без тебя мне все, что ни делаю, кажется ничтожным. Хочу скорее встретиться с тобой и обо всем не спеша поговорить. Хотя бы на несколько часов приехать к тебе в санаторий. Это возможно? Если да, то мне хочется, как и прежде, погулять рядом с тобой. Если не трудно, напиши хоть несколько строк.

***
- Ты правда меня никогда не забудешь? - тихо, почти шепотом спросила она. - Никогда, - ответил я. - Мне незачем тебя забывать.

***
- Извини? - И Наоко нежно сжала мою руку. Несколько раз кивнула. - Я не хотела тебя обидеть. Не принимай мои слова близко к сердцу. Нет, правда, извини. Я просто злюсь на саму себя. - Пожалуй, ты права - я действительно еще плохо знаю тебя. Я, конечно, не дурак, но чтобы понять некоторые вещи, требуется время. Было б у меня это время, я смог бы в тебе разобраться. И понимал бы тебя лучше всех в этом мире.

***
Какая странная штука - наша память... Пока я был там, почти не обращал внимания на пейзаж вокруг. Ничем не примечательный - я даже представить себе не мог, что спустя восемнадцать лет буду помнить его так отчетливо. Признаться, тогда мне было не до пейзажа. Я думал о себе, о шагавшей рядом красивой девушке, о нас с ней и опять о себе.

***
Человек поймет другого, когда придет соответствующее время, а не потому, что этот другой захочет, чтобы его поняли.

***
Не жизнь, а сплошные потемки.

***
Я восхитился: в мире столько разных желаний и целей жизни.

***
- Получается, больные и персонал могут запросто поменяться местами. - Именно. Кажется, ты начинаешь понимать структуру этого мира.

***
Наверное, лучше чаще выплескивать чувства наружу. И тебе, и мне. Если надо будет их на кого-нибудь обрушить, пусть уж лучше на меня. Так мы и узнаем друг друга. Все люди вокруг были каждый по-своему счастлив. Не знаю, правда ли они были счастливы, или только так казалось.

***
Что же я все-таки ищу? Но ничего похожего на ответ не находилось. Иногда я протягивал руку к парящим в воздухе блесткам света, но кончики моих пальцев ничего не ощущали.

***
Она-то знала, что когда-нибудь воспоминания о ней померкнут во мне.

***
Что если где-то в моем теле есть некое место, назовем его, скажем, задворками моей памяти, и важные воспоминания там свалены в кучу и превратились в невесомую пыль?

***
Я думаю, куда же это мы подевались? Как так может быть? Она, которая столько тогда для меня значила, и я, и мой мир - куда это все подевалось?

***
И еще я был влюблен. Эта любовь затягивала меня в жуткие дебри. Было совершенно не до окружающих меня красот природы.

***
Я не хочу только спать с тобой. Я хочу жениться, чтобы делить с тобой все, что у тебя внутри.

***
Для некоторых любовь начинается с пустяка, даже с какой-нибудь банальности. Но не будет ее - не возникнет любви

***
Мы все немного повернуты, мы чокнутые, мы не умеем плавать и постепенно опускаемся на дно

***
У меня ничего нет. Хочу сварить тебе рагу, Но у меня нет кастрюли. Хочу связать тебе шарф, но у меня пряжы нет. Хочу написать для тебя стихи, но нет у меня ручки. Я и есть лесоруб, не могу быть слабой. Пробовала в шутку - бесполезно

***
Хорошо, когда есть кому написать. Как это прекрасно - сесть за стол, взять ручку и писать, перенося на бумагу свои мысли.

***
Я думала, про тот день. Неплохо, если бы то был мой первый в жизне поцелуй с парнем. Если б я могла сама составлять свою жизнь из фрагемнтов, сделала бы этот поцелуй первым.

***
Поэтому иногда смотрю на людей - и становится тошно. Почему они не пытаются стараться? Палец о палец не ударят, а только кричат на всех углах о несправедливости.

***
Время текло неравномерно, под стать моим шагам. Все двигались вперед, и только я и мое время ползли по кругу в этой жиже. Менялся мир вокруг меня. Люди призывали к переменам. И перемены, казалось, уже поджидали за углом. Но все эти события - не более чем бессмысленный и нереальный фон.

***
Я впервые испытал на себе такую тяжкую и грустную весну. Чем так, уж лучше бы февраль повторился три раза.

***
Мы - неполноценные люди, живущие в неполноценном мире. Мы не измеряем длину линейкой, а угла транспортиром, мы не существуем наподобие сухого банковского вклада. Ведь так?

***
А что письма - бумага, - сказал я. - Сожжешь их, а что в душе осталось, все равно останется, а что не осталось, все равно не останется, сколько их у себя ни держи.

***
По мере того, как мы живем, мы одновременно растим и свою смерть

***
Это естественно, влюбившись в кого-то, отдаваться этому целиком. Я так считаю. Это ведь тоже один из обликов душевности. Это же здорово, когда кто-то кого-то любит, и если любовь эта от души, то никто не мечется по лабиринтам.

***
Самое лучшее - это запастись терпением и ждать. Не терять надежды и распутывать запутавшиеся нити одну за другой. Как бы безнадежна ни была ситуация, конец у нити всегда где-то есть. Ничего не остается, как ждать, подобно тому, как, попав в темноту, ждешь, пока глаза к ней привыкнут.

***
Весна - это такое время года, когда очень хорошо начинать что-то новое.

***
Одиночество - это действительно тяжело

***
Будет революция или не будет, простым людям ничего не остается, кроме как продолжать существовать в какой-нибудь дыре. Что такое революция? Самое большое, названия учреждений поменяются. Но они этого вообще не понимают. Те, кто говорит эту ерунду.

***
Но ведь мир стоит на простых людях, и эксплуатируют тоже именно простых людей. Какую революцию, какую перестройку общества ты будешь делать, если ты сыплешь словами, которых простые люди не понимают? Я тоже хочу сделать, чтобы мир стал лучше. Я считаю, что если кого-то правда эксплуатируют, надо сделать, чтобы не могли эксплуатировать.

***
В мире сколько угодно есть людей, которым нравится принуждать и быть принуждаемыми. Бегают, орут, что их принуждают, или они кого-то принуждают

***
Что ни говори, а люди верят лишь в то, во что сами хотят верить.

***
Я тебе одно хочу сказать: не растрачивай себя на противоестественные вещи. Понял? Время ведь зря уходит, когда так живешь. Девятнадцать, двадцать, это же самый важный период для формирования характера. Если в этот период по глупости с пути свернуть, потом с возрастом придется страдать. Это я тебе точно говорю. Поэтому тщательно обдумывай свои действия.

***
Человеку, который говорит, что он обычный, верить нельзя. Наверное, такие вопросы, как что такое красота, как стать счастливой, для меня слишком скучные и трудные, и поэтому я склоняюсь к другим критериям. Таким, например, как справедливость, честность, универсальность.

***
Самая простая девушка думает больше не о том, что справедливо, а что нет, а о том, что такое красота, или о том, как ей стать счастливой. Слово «справедливость» все-таки используют мужчины.

***
Пока готовишь, уже от этого сытым становишься

***
- Как ты думаешь, в чем главное преимущество у богатых? - Не знаю, в чем? - Они могут сказать, что у них денег нет. Вот, например, я предложила однокласснице что-нибудь сделать. Тогда она может мне сказать: «Сейчас не могу, у меня денег нет». А если наоборот, то я так сказать никак не могу. Если я скажу, что у меня нет денег, это ведь значит, что у меня правда их нет. Только на посмешище себя выставлю. Это все равно как если красивая девушка скажет: «Я сегодня плохо накрашена, так что никуда идти не хочу». Если некрасивая девушка так скажет, все над ней только смеяться будут. Вот в таком мире я жила. До прошлого года, шесть лет подряд.

***
Процентов девяносто пять из тех, кто лезет в чиновники, это отбросы. Это я тебе честно говорю. Они даже читать нормально не могут.

***
Почему мальчишки считают, что девочки с длинными волосами обязательно утонченные, отзывчивые, женственные?

***
Не думай о пустом. Если что-то случается или, наоборот, не случается, мне кажется, что в конечном итоге оно все предопределено заранее.

***
В отличие от тебя, я выбрал жизнь, и собираюсь жить по-своему - как смогу. Тебе было тяжко, но и мне приходится несладко.

***
Просто некоторые женщины меня чувствуют, и чувство их передаётся мне. Только тогда со мною что-то происходит.

***
- Он врач или больной? - А сам как думаешь? - Даже представить не могу. В любом случае, на нормального человека он не похож. Как это прекрасно - жить.

***
Мир - просторен, его наполняют удивительные вещи и странные люди.

***
Самое ужасное в мире - недосушенный лифчик. Больно до слез. Особенно если вспомнить, что все это ради сковородки для омлета.

***
Светлячок исчез, но во мне еще долго жила дуга его света. В толще мрака едва заметное бледное мерцание мельтешило, словно заблудшая душа.

***
- А что значит - быть джентльменом? Расскажи, если есть какие-нибудь правила. - Делать не то, что тебе хочется, а то, что ты должен.

***
Самое главное - не падать духом... когда станет не по силам, и все перепутается, нельзя отчаиваться, терять терпение и тянуть как попало. Нужно распутывать проблемы, не торопясь, одну за другой.

***
- Кстати, а где твои сегодня? - Мать - в могиле. Уже два года.

***
... у тебя на лице написано: " Плевать, любят меня или нет". Некоторых это задевает.

***
- Скажи что-нибудь еще красивее. - Я тебя очень люблю, Мидори. - Как сильно? - Как весенний медведь. - Весенний медведь? - Мидори опять подняла голову. - В каком смысле - как весенний медведь? - Ну вот гуляешь ты одна по весеннему полю, а с той стороны подходит к тебе медвежонок с шерсткой мягкой, как бархат, и круглыми глазками. И говорит он тебе: "Здравствуй, девочка. Давай со мной поваляемся?" И вы с ним обнимаетесь и играете весь день, катаетесь по заросшему клевером пригорку. Красиво? - Правда красиво. - Вот так сильно я тебя люблю.

***
И я провожу день за днем, почти не поднимая лица. В моих глазах отражается лишь бескрайняя трясина. Ставлю вперед правую ногу, поднимаю левую, ставлю ее и опять поднимаю правую. Я не могу определить, где нахожусь сейчас, не могу проверить, туда ли вообще я иду. Просто нужно куда-нибудь идти - и я иду. Шаг за шагом. - А ты куришь? - В июне бросил. - Почему? - Надоело... Просыпаешься ночью, а сигареты кончились... И курить хочется страшно. Так и бросил. Я не люблю, когда что-то связывает.

***
- Но когда придешь за мной бери только меня. Когда обнимаешь меня, думай только обо мне. Понимаешь, о чем я? - Вполне. - И еще... Можешь делать со мной все, что хочешь, только не делай больно...

***
Лишь карты были скромной мечтой его скромной жизни. Кто вправе над этим смеяться?

***
Видимо, сердце прячется в твердой скорлупе, и расколоть ее дано немногим. Может, поэтому у меня толком не получается любить.

***
Только мертвец навсегда остался семнадцатилетним.

***
Уже двадцать... чувствую себя как дура. Я ещё не готова к этому возрасту. Странное состояние. Будто бы меня вытолкнули.

***
Хочу, чтобы нас с тобой поймали пираты, раздели догола, прижали лицом друг к другу и связали веревкой.

***
Обычный полдень в институте. Однако, созерцая этот пейзаж, я вот о чем подумал. Люди выглядят счастливыми, каждый по-своему. Я не знаю, счастливы они на самом деле или просто выглядят такими. В любом случае, посреди славного полдня в конце сентября люди казались счастливыми, и мне было грустно как никогда. Казалось, я один не вписываюсь в этот пейзаж.

***
Не обращай ни на кого внимания и если думаешь, что можешь стать счастливым, не упускай этого шанса и будь счастлив. Как я могу судить по своему опыту, в жизни таких шансов бывает раз, два – и обчелся, а упустив их, жалеешь потом всю жизнь.

***
Жизнь - это коробка с печеньем. В коробке с печеньем есть печенюшки любимые, а есть не очень. Съешь первым делом самые вкусные - останутся лишь те, что особо не любишь. Когда мне горько, я всегда думаю об этой коробке. Потерпишь сейчас - проще будет потом. Вот и выходит, что жизнь - коробка с печеньем. (Ну смотри, есть корзина, полная печенья, и в ней есть такое, какое тебе нравится и какое не нравится, так? Так что если сразу съесть те, которые тебе нравятся, то потом останутся только те, что ты не любишь. Когда мне тяжело, я всегда так думаю. Вот потерплю, а потом легче будет. Жизнь, думаю, это корзина с печеньем.) Вы лесбиянка. Честное слово, сколько вы себя ни обманывайте, вы до самой смерти такой будете.

***
Не моя рука была ей нужна, а кого-то другого. Не мое тепло ей было нужно, а кого-то другого. Я не мог отделаться от непонятной досады на то, что я - это я.

***
... серьезность не обязательно означает приближение к истине.

***
По эту сторону - жизнь, по ту - смерть. Я на этой стороне, на той меня нет.

***
До того момента я считал смерть чем-то самостоятельным, совершенно отделенным от жизни. Навроде того, что "когда-то смерть непременно заполучит нас в свои когти. Однако, с другой стороны, мы никогда не попадемся смерти раньше того дня, когда она придет за нами".

***
Каждый хочет высказаться, а когда точно выразиться не может, злится.

***
Однако люди - они не такие, какими выглядят.

***
Я в очередной раз поразился, какие все-таки разные в мире бывают мечты и цели в жизни.

***
Я, бывало, говорил друзьям: "Этот тип даже занавески стирает!", а мне и не верил никто. Никто и не знал, что занавески иногда стирать надо. Считали, что занавеска - это не более чем неотъемлемый придаток самого окна.

***
Почему флаг спускают на ночь, причину этого никак я понять не мог. Разве ночью государство перестает существовать, разве никто не работает ночью? Строители железной дороги, таксисты, официантки в барах, вечерня смена пожарников, охрана в офисных зданиях... Думалось, что как-то все же несправедливо, что людей, которые вот так работают по ночам, государство, получается, не оберегает. В повседневной жизни ведь что левые, что правые, что праведность, что порочность - по большому счету роли не играет.

***
Все было слишком ярко, и я не мог определить, с чего надо начать. Вроде как слишком подробная карта порой из-за переизбытка деталей оказывается бесполезной.

***
Вот потому-то я эти строки и пишу. Потому что я такой человек - пока все на бумаге не распишу, не смогу разобраться до конца.

***
Все-таки странная вещь - память.

***
Стоит человеку начать врать в чём-то одном, и он, чтобы не попасться, продолжает врать до бесконечности.

***
Я не говорю, что не верю в современную литературу. Просто не хочу терять время на чтение вещей, не прошедших крещение временем. Жизнь коротка.

***
Однако как ни пытался я всё забыть, внутри меня оставалось нечто похожее на сгусток мутного воздуха.

***
В том странном месте я жил вместе с мертвецами. Там жила Наоко, и мы даже могли с ней говорить и обниматься. В том месте смерть была лишь одной из множества вещей, составляющих жизнь. Наоко продалжала жить там умершей. И говорила мне: " Все в порядке, Ватанабе, это просто смерть. Не обращай внимания."

***
На мой взгляд Мидори - прекрасная девушка. Читаю твое письмо, и мне становится ясно, что она заполнила твое сердце. Так же я понимаю, что твое сердце по-прежнему полно любви к Наоко. И это никакой не грех. Такое часто бывает в этом огромном мире. Будто в погожий день гребешь по озеру на лодке. И небо красивое, и озеро - тоже. Поэтому прекращай так страдать. Оставь все в покое, и оно пойдет своим чередом. Как ни старайся, когда больно - болит.

***
Это, конечно, сугубо моя проблема, и тебе, пожалуй, все равно, только я больше ни с кем не сплю. Потому что не хочу забыть твое прикосновение. - В мире есть люди, которые изучают железнодорожные расписания и делают это дни напролет. Другие строят из спичек метровые корабли. И нет ничего удивительного, что в этом мире кому-то захотелось узнать тебя ближе. - Из любопытства? - странно спросила Наоко. - Может, и так. Нормальные люди называют это дружелюбием или чувством любви. Тебе нравится называть это чувство любопытством - я не против.

***
Нужно выплескивать чувства наружу. Хуже, если перестать это делать. Иначе они будут накапливаться и затвердевать внутри. А потом-умирать.

***
Я школу ненавидела до смерти, поэтому ни разу не прогуляла. Все время думала: неужели уступлю? Поддашься один раз и... конец. Боялась, что потом уже себя не удержу.

***
Я поэтому так задумала. Найду человека, который круглый год все сто процентов обо мне будет думать и меня любить, и сама сделаю так, что он будет мой.

***
Последнее время постоянно такое случается. Хочу что-то сказать, а слова выходят только какие-то не те. Или просто не то что-то говорю, или совсем что-то противоположное. А пытаюсь поправиться, еще больше запутываюсь, в сторону ухожу, и тогда вообще не могу понять, что вначале сказать хотела. Как будто я на две половинки разделилась и бегаю то сама за собой, то сама от себя. Стоит в центре чего то такая толстенная колонна, и вокруг нее я сама с собой в догонялки играю. И каждый раз самые нужные слова у меня другой, а я, которая тут, никак ее догнать не могу.

***
Если я сейчас расслаблюсь, я на кусочки рассыплюсь. С самого начала я так жила, и сейчас только так могу жить. Один раз расслаблюсь - потом не смогу вернуться. Рассыплюсь на кусочки, и унесёт меня куда-нибудь.

***
Расстались. Окончательно, - сказала Мидори, достала "Мальборо" и, прикрывая от ветра огонь, прикурила. - Почему? - Почему? - закричала Мидори. - Ты что, чокнутый?! Знаешь правила сослагательного наклонения, разбираешься в математической прогрессии, можешь читать Маркса, но не понимаешь таких вещей? Почему переспрашиваешь? Почему заставляешь девушку говорить об этом? Потому что люблю тебя больше, чем его, разве не ясно? Я, может, хотела бы полюбить и более симпатичного парня, но что поделаешь, если полюбила именно тебя? Я хотел что-нибудь сказать, но горло будто чем-то забилось, и я не смог произнести ни слова.

***
Не жалей себя. Себя жалеют только ничтожества.

***
Была у меня еще с детства такая черта. Стоило мне увлечься каким-то делом, и я переставал замечать все остальное вокруг.

***
У него такие сильные убеждения, каких мы себе представить не можем, и он их изо дня в день все усиливает. Если где-то ему достается, он от этого старается стать еще сильнее. Чем кому-то спину показать, он скорее слизняка готов проглотить. Человек ведь понимает кого-то потому, что для него наступает момент, когда это должно произойти, а не потому, что кто-то желает, чтобы его поняли.

***
Такое чувство, что благодаря тому, что тебя встретил, смог немножко полюбить этот мир.

***
Найду человека, который круглый год все сто процентов обо мне будет думать и меня любить, и сама сделаю так, что он будет мой.

***
Смерть существует не как противоположность жизни, а как её часть.

***
Такое чувство, что у меня в душе твердый панцирь, и лишь очень немногие могут его пробить и забраться внутрь.

***
Один быть никто не любит. Просто насильно никого с собой общаться не заставляю. От этого одни разочарования.

***
Наша жизнь не может быть измерен линейкой и по углам транспортиром.

***
- Как сильно ты меня любишь? - Как если бы расплавились и стали маслом все тигры джунглей в мире.

***
- Любишь одиночество? - спросила она, подпирая руками щеки. - В одиночку путешествуешь, в одиночку ешь, сидишь на занятиях в стороне от всех. - Я не люблю одиночество. Просто не завожу лишних знакомств, - сказал я. - Чтобы в людях лишний раз не разочаровываться. Смерть не находится на противоположном полюсе от жизни, а скрыта внутри самой жизни.

***
В такой ненадежный сосуд, как текст на бумаге, можно вложить только ненадежные воспоминания или ненадежные мысли.

***
- Скажи чего-нибудь, - сказала Мидори, спрятав лицо у меня на груди. - О чем? - О чем хочешь. Чтобы мне приятно было. - Ты ужасно милая. - Мидори, - сказала она. - Назови меня по имени. - Ты ужасно милая, Мидори, - поправился я. - Насколько ужасно? - Такая милая, что горы обваливаются и моря мелеют.

***
- Из всех людей, кого я встречал, ты самый особенный. - А ты из всех людей, кого я встречал, самый настоящий человек, - сказал он.

***
Сознание мое было неуместно вялым и разбухшим, точно корни тенелюбивого растения. Так не пойдет, оцепенело подумал я. Тут я внезапно вспомнил слова Нагасавы: "Не сочувствуй самому себе. Самим себе сочувствуют только примитивные люди."

***
Куда ни езжай, разницы никакой. Хоть здесь сиди, хоть уедь куда. Во всем мире все одно и то же. Мне тоже в жизни, бывает, страшно становится. А как иначе? Но только я этого за аксиому принять не могу. Я иду, пока идется, используя сто процентов моих сил. Беру, что хочу, чего не хочу, не беру. Это и называется жить. Застряну где-то - тогда еще раз подумаю. Общество с неравными возможностями, с другой стороны, это общество, где ты можешь проявить свои способности.

***
- Ну а идеалы, ничего такого, выходит, нет? - Нет, конечно, - продолжал он говорить, - в жизни они не нужны. Все, что нужно, это размах, вот и все.

***
Какой бы ни была истина, невозможно восполнить потерю любимого человека. Никакая истина, Никакая искренность, Никакая сила, Никакая доброта не могут восполнить её. Нам остается лишь пережить это горе и чему-нибудь научиться, Но эта наука никак не пригодится, когда настанет черед следующего внезапного горя.

***
– И вот что я тогда решила: «Сама, своими силами найду человека, который будет круглый год любить меня на все сто процентов». Сколько мне тогда было? Лет одиннадцать-двенадцать. – Здорово, – восхищенно сказал я. – И как результаты? – Не так все просто, – ответила Мидори и некоторое время смотрела на клубы дыма. – Видимо, так долго ждала, что со временем слишком задрала планку. Сложность в том, что теперь я мечтаю об идеале. – Об идеальной любви? – Чего? Даже я до такого не додумалась. Мне нужен просто эгоизм. Идеальный эгоизм. Например, сейчас я скажу тебе, что хочу съесть пирожное с клубникой. Ты все бросаешь и мчишься его покупать. Запыхавшийся, приносишь мне пирожное, а я говорю, что мне расхотелось, и выбрасываю его в окно. Вот что мне сейчас нужно. – Да это, похоже, к любви не имеет никакого отношения, – растерянно сказал я. – Имеет. Только ты об этом не догадываешься, – ответила Мидори. – Бывает время, когда для девчонок это очень важно. – Выбросить пирожное в окно? – Да. Хочу, чтобы мой парень сказал так: «Понял. Мидори, я все понял. Должен был сам догадаться, что ты расхочешь пирожное с клубникой. Я круглый идиот и жалкий дурак. Поэтому я сбегаю и найду тебе что-нибудь другое. Что ты хочешь? Шоколадный мусс? Или чизкейк? » – И что будет? – Я полюблю такого человека. – Бессмыслица какая-то. – Но для меня это – любовь. Никто, правда, не может этого понять.

***
Смерть человека оставляет после себя маленькие удивительные воспоминания. Иногда мне становится нестерпимо грустно, но в целом жизнь течет своим чередом.

***
Я ведь писала тебе. Я куда более неполноценный человек, чем ты можешь предположить. Я больна куда сильнее, чем ты думаешь. И корни этой болезни очень глубоки. Поэтому если ты сможешь пойти дальше, иди один. Не жди меня. За меня не беспокойся. Делай то, что тебе захочется. Иначе я собью тебя с верного пути. Только этого я ни за что не хочу - не хочу портить тебе жизнь. Я уже говорила: ты время от времени навещай меня и никогда не забывай. Больше я ничего не желаю.

• 09.11.2013, 02:05, |
• Просмотров: 72 |
• Категория:

Слышь? Скажи мне что-нибудь? - попросила Мидори, уткнувшись мне в грудь.
- Что, например?
- Что угодно. Чтобы мне стало приятно.
- Ты - хорошенькая.
- Мидори, - сказала она. - Имя добавляй.
- Очень хорошенькая... Мидори, - исправился я.
- Очень - это сколько?
- Хватит, чтобы обрушились горы и высохло море.
Мидори подняла на меня глаза.
- Как странно ты говоришь...
- Трогательно от тебя такое слышать, - рассмеялся я.
- Скажи ещё что-нибудь хорошее.
- Я люблю тебя, Мидори.
- Как сильно?
- Как медведя весной.
- Медведя весной... - опять подняла на меня глаза Мидори. - Что это значит - «медведя весной»?
- Ты бредёшь в одиночестве по весеннему лугу. Навстречу тебе выходит медвежонок с мягкой,... →→→

Разглядывая витавшие в безмолвном пространстве частички света, я пытался разобраться в себе. Что мне нужно? И что нужно людям от меня? Я не мог подыскать достойный ответ. Иногда я протягивал к витающим частичкам света руку, но пальцы ничего не касались.

А почему ты на лекции не отозвался на перекличке? Твоя же фамилия - Ватанабэ? Ватанабэ Тоору.
- Да.
- Тогда почему ты промолчал?
- Сегодня не хотелось отвечать.
Она сняла очки, положила их на стол и впилась в меня взглядом, будто заглядывая в клетку с редкими животными.
- "Сегодня не хотелось отвечать", - повторила она. - Ты говоришь, как Хамфри Богарт. Спокойно и уверенно.
= Да ну? Я обычный. Таких, как я - пруд пруди.

А знаешь, что мне больше всего нравится в порно-кинотеатрах?
- Даже представить себе не могу.
- Когда начинается сексуальная сцена, слышно, как на соседних местах сглатывают слюну, - сказала Мидори. - Вот этот самый звук. Он такой милый.

Ты правда меня никогда не забудешь? - тихо, почти шёпотом спросила она.
- Никогда, - ответил я. - Мне тебя незачем забывать.
И всё же память продолжала неумолимо стираться. Я забыл уже очень многое. Но, извлекая то, что ещё помню, я пишу. Иногда мне становится очень тревожно. Я вдруг спрашиваю себя: а не потерял ли я уже что-нибудь важное? Внутри у меня есть тёмное место, которое можно назвать задворками памяти. Вот я и думаю: не превратились ли там какие-то важные воспоминания в мягкую грязь?

Память о Наоко стиралась всё больше, а её саму я понимал глубже и глубже. Сейчас мне ясно, почему она попросила: "Не забывай меня!" Естественно, знала об этой причине и она сама. Знала, что память постепенно сотрётся во мне. Поэтому Наоко ничего не оставалось - только... →→→

Где ты сейчас? - тихо спросила она.
Где я сейчас?
Держа в руке трубку, я поднял голову и осмотрелся. "Где я сейчас?" Но я не знал, где. Даже не мог представить. Что это за место? В моих глазах отражались лишь бесчисленные фигуры бредущих в никуда пешеходов. И только я продолжал взывать к Мидори из самой сердцевины ниоткуда.

В то время в моём окружении имелся только один человек, который читал Фитцджеральда. Благодаря этому мы и подружились. Звали его Нагасава. Он учился на два курса старше меня на юрфаке Токийского университета. Мы жили в одном общежитии и знали друг друга в лицо. Когда однажды я, греясь на солнышке в столовой, читал "Великого Гэтсби", он присел рядом и спросил, что за книга. Я ответил.
- Интересная? - осведомился он.
- Перечитываю в третий раз. И чем больше читаю, тем больше интересных мест.
- Читающий в третий раз "Великого Гэтсби", пожалуй, может стать моим другом, - раздумчиво произнёс он.
Так мы и подружились. Было это в октябре.

Когда задули холодные осенние ветры, она, бывало, прижималась к моей руке. Через толстый ворс её пальто я ощущал тепло. Она брала меня под руку, ладошкой залезала мне в карман, а когда холодно становилось невыносимо, дрожала, крепко уцепившись за меня. Но это ни о чём не говорило. В её поведении не было ничего двусмысленного. Я продолжал идти как ни в чём ни бывало, руки в карманах. Обувь у нас была на резиновой подошве, и шаги почти не слышались. Лишь сухо шуршало под ногами, когда мы наступали на опавшие листья огромных платанов. Я вслушивался в шуршание листьев, и мне становилось жаль Наоко. Ей была нужна не моя, а чья-нибудь рука. Ей требовалось не моё, а чьё-нибудь тепло. И я начал чувствовать себя виноватым за то, что я - это я.
Чем больше зима вступала в свои права, тем... →→→

"Тихое мирное одинокое воскресенье", - попробовал сказать я вслух. По воскресеньям я не завожу пружину.

По существу, нам обоим интересны только мы сами. В этом и есть вся разница, высокомерие это или нет... Интерес наш - лишь к собственным мыслям, чувствам, поступкам.

Чем мы с Ватанабэ ещё похожи - так это отсутствием желания, чтобы нас понимали другие, - сказал Нагасава. - Этим мы и отличаемся от остальных. Все они только суетятся, как бы их правильно поняли. Но я не такой, да и Ватанабэ - тоже. Нам плевать, поймут нас или нет. Мы - это мы, они - это они.

Стоял день начала осени - такой же ясный и отчётливый, как и ровно год назад, когда я ездил к Наоко в Киото. Белые и тонкие, как кости, облака. Высокое, словно распахнутое небо. "Снова осень", - подумал я. Запах ветра, оттенки солнечных лучей, расцветшие в высокой траве маленькие цветы, особые тени звуков напоминали мне о её приходе. С каждой сменой времени года постепенно увеличивается расстояние между мной и мертвецами. Кидзуки по-прежнему семнадцать, Наоко - двадцать один... навеки.

Тебе не бывает страшно, за то, как жизнь сложится? - спросил я.
- Я не такой идиот. Ещё как бывает. И это естественно. Только я не признаю эту аксиому. Стараюсь на все сто процентов и делаю, пока получается. Что хочется - беру, что нет - прохожу мимо. Так и живу. Не ладится дело - думаю с того места, где не заладилось. Если разобраться, в несправедливом обществе, наоборот, можно проявить свои способности.
- Отдаёт эгоизмом, - заметил я.
- Но я ведь не жду, пока плод сам упадёт мне на голову. Я по-своему стараюсь как могу. Раз в десять больше тебя, например.
- Это точно, - признал я.
- Поэтому иногда смотрю на людей - и становится тошно. Почему они не пытаются стараться? Палец о палец не ударят, а только кричат на всех углах о несправедливости.
Я... →→→

Сейчас твёрдый?
- Лоб?
- Дурак! - прыснула Наоко.
- Если ты о том, встал или нет, то, конечно, да.
- Прекрати это своё "конечно".
- Хорошо, не буду.
- Как это - тяжело?
- Что?
- Когда твёрдый?
- Тяжело? - переспросил я.
- Ну, в смысле, тягостно?
- Как посмотреть.
- Давай помогу?
- Рукой?
- Да, - сказала Наоко. - Если честно, он уже долго тычется в меня - аж больно.

Где и как я скитался, не знаю. В памяти остались сплошные пейзажи, запахи и звуки, но я ни за что не смогу вспомнить, где их видел, слышал и чувствовал. А тем более - в каком порядке. Я перебирался из города в город на поездах, автобусах, а порой и на попутных грузовиках, расстилал спальный мешок и ночевал в любых подходящих местах: на пустырях и набережных, в парках и на вокзалах. Приходилось проситься на постой в полицейский участок, укладываясь рядом с могилами. Мне было всё равно, где спать, главное - чтобы не мешали, и я никому не мешал. Я закутывал тело, уставшее в пути, в спальный мешок, отхлёбывал дешёвый виски и сразу засыпал. В приветливых городах мне приносили поесть, давали средство от комаров; в неприветливых - вызывали полицию и прогоняли из парков. В любом случае, мне... →→→

Эти образы Наоко накатывались на меня, как волны прибоя, и уносили моё тело в странное место. В том странном месте я жил вместе с мертвецами. Там жила Наоко, и мы даже могли с ней говорить и обниматься. В том месте смерть не определяла завершение жизни. Там смерть была лишь одной из множества вещей, составляющих жизнь. Наоко продолжала жить там умершей. И говорила мне: "Всё в порядке, Ватанабэ, это просто смерть. Не обращай внимания".
В том месте я не чувствовал горечи. Потому что смерть была смертью, а Наоко оставалась Наоко. "Видишь, всё хорошо. Я же здесь", - стыдливо улыбаясь, говорила она. Эта её привычка смягчала мне сердце и успокаивала боль. И я думал: "Если это и есть смерть, то не такая она и плохая штука". "Да, смерть - это пустяки, - вторила Наоко. - Смерть - просто... →→→

В комнате с задёрнутыми шторами я ненавидел весну. Я ненавидел всё, что принесла мне весна, ненавидел тупую боль, которую она вызвала в моём теле. Я никогда и ничего так сильно не мог ненавидеть.

Я думал о себе, о шагавшей рядом красивой девушке, о нас с ней и опять о себе. В таком возрасте всё, что видишь, чувствуешь и мыслишь, в конечном итоге, подобно бумерангу, возвращается к тебе же. Вдобавок ко всему, я был влюблён. И любовь эта привела меня в очень непростое место. Поэтому я не мог позволить себе отвлекаться на какой-то пейзаж.
Однако сейчас в моей памяти первым всплывает именно это: запах травы, прохладный ветер, линия холмов, лай собаки. И вспоминается прежде всего остального - отчётливее некуда. Настолько, что кажется: протяни руку - и до всего можно дотронуться. Однако в пейзаже этом не видно людей. Никого нет: ни Наоко, ни меня. Куда мы могли исчезнуть?.. И почему такое происходит? Всё, что мне тогда представлялось важным: и она, и я, и мой мир - всё куда-то...

“Было мне тогда 37 лет, сидел я в пассажирском кресле Боинга 747. ...

* Я поднял голову и, глядя на темные тучи в небе над Северным морем, задумался о тех многих вещах, которые потерял за свою жизнь. Потерянное время, умершие или потерявшиеся из поля зрения люди, воспоминания о том, чего не вернуть.

* В повседневной жизни ведь что левые, что правые, что праведность, что порочность — по большому счету роли не играет.

* Серьезность не обязательно означает приближение к истине.

* Хорошо было бы, если бы после восемнадцати исполнялось девятнадцать, а после девятнадцати восемнадцать.

* Что ни говори, а люди верят лишь в то, во что сами хотят верить. Сколько ни бейся, а чем больше будешь биться, тем же будет хуже.

* В реальном мире все люди живут, кого-то к чему-то принуждая.

* — Я поэтому иногда вокруг оглядываюсь, и мне противно становится. Ну почему эти люди не прилагают усилий, почему не прилагают сил, а только ноют?

* — Совет один позволишь?
— Давай.
— Не сочувствуй самому себе. Самим себе сочувствуют только примитивные люди.

* — А ты думай о жизни, как о корзине с печеньем.
— Я наверное, глупый слишком, но иногда, бывает, не понимаю, о чем ты говоришь.
— Ну смотри, есть корзина, полная печенья, и в ней есть такое, какое тебе нравится и какое не нравится, так? Так что если сразу съесть те, которые тебе нравятся, то потом останутся только те, что ты не любишь. Когда мне тяжело, я всегда так думаю. Вот перетерплю, а потом легче будет. Жизнь, думаю, это корзина с печеньем.

* Ты не мучай себя так. Все потечет в нужном направлении и без твоего вмешательства, и сколько ты ни старайся, а когда человеку приходит время страдать, он страдает. Такая это штука — жизнь.

* Что если где-то в моем теле есть некое место, назовем его, скажем, задворками моей памяти, и важные воспоминания там свалены в кучу и превратились в невесомую пыль?
Но как ни крути, в данный момент это все, что у меня есть. Пишу сейчас эти строки, крепко прижимая к груди эти ненадежные воспоминания, уже потускневшие и тускнеющие с каждым часом...

* СМЕРТЬ СУЩЕСТВУЕТ НЕ КАК ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ
ЖИЗНИ, А КАК ЕЕ ЧАСТЬ.
До того момента я считал смерть чем-то самостоятельным, совершенно отделенным от жизни. Навроде того, что "когда-то смерть непременно заполучит нас в свои когти. Однако, с другой стороны, мы никогда не попадемся смерти раньше того дня, когда она придет за нами".
Мне это представлялось совершенно естественным и логичным утверждением. По эту сторону — жизнь, по ту — смерть. Я на этой стороне, на той меня нет.
Однако, переступив черту, которую прочертила ночь, когда умер Кидзуки, я уже не смог так упрощенно судить о смерти (и, соответственно, о жизни). Смерть не была никакой противоположностью жизни. Смерть реально содержится внутри того, что именуется "я", и этот факт, как ни трудись, нельзя проигнорировать. Смерть, поймавшая Кидзуки как-то майской ночью, когда нам было по семнадцать лет, одновременно поймала и меня.

* Я старался не задумываться об этом серьезно. Смутно я осознавал, что серьезность не обязательно означает приближение к истине.

* — Как ты думаешь, в чем главное преимущество у богатых?
— Не знаю, в чем?
— Они могут сказать, что у них денег нет. Вот, например, я предложила однокласснице что-нибудь сделать. Тогда она может мне сказать: "Сейчас не могу, у меня денег нет". А если наоборот, то я так сказать никак не могу. Если я скажу, что у меня нет денег, это ведь значит, что у меня правда их нет. Только на посмешище себя выставлю. Это все равно как если красивая девушка скажет: "Я сегодня плохо накрашена, так что никуда идти не хочу". Если некрасивая девушка так скажет, все над ней только смеяться будут.

* — А ты подрабатываешь где-нибудь?
— Да, комментарии к картам пишу. Карты когда покупаешь, к ним же прилагаются такие типа памфлеты? Ну, где про город написано, какое там население, какие есть достопримечательности. В этом месте есть такие-то туристические маршруты, есть такие-то легенды, растут такие-то цветы, живут такие-то птицы. Это совсем просто. Посидишь денек в библиотеке на Хибия, и можешь хоть целую книгу написать. А если знаешь маленький секрет, то работы будет, сколько угодно.
— Это что за секрет такой?
— А такой, что надо написать чуть-чуть чего-нибудь такого, чего никто другой бы не написал. Тогда в фирме заказчик подумает: "А она неплохо пишет". Некоторые прямо в восторг приходят. Не обязательно это должно быть что-то существенное. Пусть даже что-то очень простое. Ну например, если вставить эпизод вроде такого: "для постройки плотины здесь было затоплено одно селение, но перелетные птицы до сих пор помнят о нем, и когда приходит весна, можно наблюдать картину того, как птицы без конца кружат над озером", это всем нравится. Ну как, поэтично и романтично, да? Обычно ребята, которые этим подрабатывают, о таких вещах не задумываются. Так что я, можно сказать, неплохой заработок имею. Благодаря составлению таких текстов.
— А как тебе удается выискивать такие эпизоды?
— Ну так, — сказала Мидори, слегка качнув головой, — если ты хочешь их найти, то как-нибудь найдешь, а если ничего и не находится, то берешь и выдумываешь его сам, лишь бы ничего не пострадало.

* — Ты похож на человека откровенного. Я это вижу. Я ведь тут за семь лет разных людей перевидала. Вижу разницу между человеком, который может раскрыть душу, и тем, который не может. Вот ты скорее можешь. Точнее, можешь раскрыть, если захочешь.
— А что будет, если раскрыть?
Она сложила руки на столе, держа сигарету во рту и точно радуясь чему-то.
— Тогда станешь счастливым, — сказала она.

* — Просто все так тихо говорят, вот и любопытно вдруг стало, о чем все говорят.
— Тут вокруг тишина, так что все естественным образом к ней подстраиваются и начинают говорить тихо. ... Да и смысла нет громко говорить. Убеждать в чем-то некого, внимание чье-то привлекать тоже незачем.

* ... Есть на свете и такие люди. Люди, которые обладают замечательными способностями, но эти их способности рассыпаются в прах, потому что они не могут приложить достаточно усилий, чтобы свести их воедино. .. Есть, к примеру, люди, которые весьма сложные вещи без запинки играют, один раз взглянув на ноты. И это притом на хорошем уровне. У меня ни за что так не получится. Но на этом и все. Дальше этого они шагнуть не могут. А почему? Потому что они не прилагают усилий. Потому что их способности не подкрепляются тренировкой, на которую тратились бы усилия. Они просто гробят свои способности. У них есть зачаточные способности, благодаря которым им с детства все неплохо удается и без усилий, все их хвалят без конца: молодец, молодец, и какие-то там усилия им кажутся ненужными и смешными. С пьесой, которую другой ребенок учит три недели, он справляется вполовину быстрее, учитель видит, что у ребенка хорошие способности, и тот переходит сразу к следующей ступени, и с ней тоже справляется вполовину быстрее других, идет дальше... В итоге, так и не узнав, что такое усилие, он пропускает какой-то элемент, необходимый для формирования человека, и проходит мимо. Это трагедия.

* — Все мне что-то навязывают. Стоит столкнуться где-то, и начинается: то то, то это. Ты меня по крайней мере не принуждал ни к чему.
— Не настолько я хорошо тебя еще знаю, чтобы принуждать к чему-то.
— Значит, когда получше меня узнаешь, тоже к чему-то принуждать будешь, как все остальные?
— Вполне возможно, — сказал я. — В реальном мире все люди живут, кого-то к чему-то принуждая.

* — Если это революция, не надо мне никаких революций. Меня же тогда точно расстреляют за то, что я в горсть риса кроме маринованой сливы ничего не положила. И тебя точно расстреляют. За то что правильно понимаешь сослагательные наклонения.
— И такое может быть, — сказал я.
— Я знаю, Ватанабэ. Я ведь простой человек. Будет революция или не будет, простым людям ничего не остается, кроме как продолжать существовать в какой-нибудь дыре. Что такое революция? Самое большое, названия учреждений поменяются. Но они этого вообще не понимают. Те, кто говорит эту ерунду. Ты видел когда-нибудь работника налоговой службы?
— Нет.
— Я видела несколько раз. Они в дом заходят без приглашения и ведут себя по-хамски. "Что у вас в расходной книге творится? Да вы тут не понять чем занимаетесь, а не торгуете. Это что, расходы? Квитанции показывай, квитанции!" Мы в угол забъемся и сидим тихонько, а как обед наступает, мы им суси подаем по особому заказу. Но папа мой никогда с налогами не жульничал и все платил, честное слово. Мой папа такой человек. Воспитание у него старое. А эти из налоговой все время наезжают. Доходы у нас, говорят, маленькие что-то. Серьезно. Продажи плохие, вот и доходы маленькие, что тут непонятного? Я такую ерунду как слышу, так злюсь, что хочется заорать на них, чтобы шли и так наезжали на кого-нибудь побогаче. Если будет революция, эти люди из налоговой себя по-другому станут вести, как ты думаешь?

* — Считаешь, гад я?
— Считаю.
— В мире справедливости даже в принципе нет. Это не моя вина. Изначально все так устроено.

* — Тебе в жизни страшно никогда не бывает? — спросил я.
— Слушай, я тоже не такой тупой, — сказал он. — Мне тоже в жизни, бывает, страшно становится. А как иначе? Но только я этого за аксиому принять не могу. Я иду, пока идется, используя сто процентов моих сил. Беру, что хочу, чего не хочу, не беру. Это и называется жить. Застряну где-то — тогда еще раз подумаю. Общество с неравными возможностями, с другой стороны, это общество, где ты можешь проявить свои способности.
— Как-то это черезчур эгоцентрично получается.
— Я зато не сижу и не жду, когда мне с неба что-то упадет. Я для этого все усилия прилагаю. Я усилий прилагаю больше тебя раз в десять.
— Это уж наверное, — согласился я.
— Я поэтому иногда вокруг оглядываюсь, и мне противно становится. Ну почему эти люди не прилагают усилий, почему не прилагают сил, а только ноют?
Я недоуменно посмотрел Нагасаве в лицо.
— А мне вот видится, что все люди вокруг вкалывают, как проклятые, не разгибаясь. Или я не так что-то вижу?
— Это не усилия, а просто работа, — коротко сказал Нагасава. — Я не про такие усилия говорю. Под усилиями я подразумеваю нечто более основательное и целенаправленное.

* — А кто не страдает, кто не мечется? — сказала Хацуми. — А ты, что ли, никогда не мечешься и не страдаешь?
— И я, конечно, тоже и мечусь, и страдаю. Но я это могу воспринимать как испытание. Если мышь током бить, она тоже научится ходить по пути, где меньше страдать приходится.
— Но мыши ведь не любят.

* — Человек ведь понимает кого-то потому, что для него наступает момент, когда это должно произойти, а не потому, что кто-то желает, чтобы его поняли.

* — Если начало — это ноль, то узнать можно много.

* В действительности я даже совсем не вспоминал о Мидори, занятый переездом, обустройством дома и зарабатыванием денег. Я почти не вспоминал даже о Наоко, не то что о Мидори. Была у меня еще с детства такая черта. Стоило мне увлечься каким-то делом, и я переставал замечать все остальное вокруг.

* Обидно, но ничего не поделаешь.
Как я уже говорила тебе до этого, самое лучшее — это запастись терпением и ждать. Не терять надежды и распутывать запутавшиеся нити одну за другой. Как бы безнадежна ни была ситуация, конец у нити всегда где-то есть. Ничего не остается, как ждать, подобно тому, как, попав в темноту, ждешь, пока глаза к ней привыкнут.

* Не думай обо всем так серьезно.
Все мы (я имею в виду всех людей — и нормальных, и ненормальных) — несовершенные люди, живущие в несовершенном мире. Наша жизнь не может быть измерена в глубину линейкой и по углам транспортиром и быть полна приятных вещей, как счет в банке. Разве не так?

* Вот чему научила меня смерть Наоко. Никакие истины не могут излечить грусть от потери любимого человека.
Никакие истины, никакая душевность, никакая сила, никакая нежность не могут излечить эту грусть.
У нас нет другого пути, кроме как вволю отгрустить эту грусть и что-то из нее узнать, но никакое из этих полученных знаний не окажет никакой помощи при следующем столкновении с грустью, которого никак не ждешь.

* — Что я в тебе люблю, так это твои письма. А Наоко иx все сожгла... А какие хорошие были письма!
— А что письма — бумага, — сказал я. — Сожжешь их, а что в душе осталось, все равно останется, а что не осталось, все равно не останется, сколько их у себя ни держи.

... Посреди находящегося в нигде пространства я продолжал и продолжал звать Мидори.”