» и многие другие замечательные произведения, были переведены на десятки языков и вышли по всему миру многомиллионными тиражами.

Мураками, с одной стороны, очень западный писатель, с другой, чисто японский. Он продолжает традиции, заложенные такими мастерами слова, как Акутагава , Мисима , Танидзаки , Дадзай , но при этом в его творчестве чувствуется сильное влияние Кафки , Сэлинджера и Достоевского .

Мы отобрали 25 цитат из его книг:

Память согревает человека изнутри. И в то же время рвет его на части. «Кафка на пляже »

Даже воздушные замки нуждаются в свежей штукатурке. « »

Раньше я думал, люди взрослеют год от года, постепенно так... А оказалось - нет. Человек взрослеет мгновенно. «Дэнс, дэнс, дэнс »

Язык, на котором мы говорим, формирует нас как людей. «Мужчины без женщин »

Человек, у которого отняли свободу, обязательно станет кого-нибудь ненавидеть. « »

Профессия изначально должна быть актом любви. И никак не браком по расчету. «Токийские легенды »

Сколько людей живёт в этом мире, каждый из нас что-то жадно ищет в другом, и всё равно мы остаёмся такими же бесконечно далекими, оторванными друг от друга. «Мой любимый sputnik »

Я не люблю одиночество. Просто не завожу лишних знакомств, чтобы в людях лишний раз не разочаровываться. «Норвежский лес »

Страдание - личный выбор каждого. « »

Мы ежедневно размышляем о разных вещах. Причем живем ни в коем случае не для размышлений, но и вряд ли размышляем для того, чтобы жить. «Токийские легенды »

Когда тебе плохо, вообрази, что ты счастлива. Это не так трудно. «К югу от границы, на запад от солнца »

Похоже, когда о себе не думаешь, все ближе к себе становишься. «Хроники Заводной Птицы »

Гармония - далеко не единственное, что связывает вместе человеческие сердца. Куда крепче людей объединяют общие муки. Общие раны. Общие страхи. Нет успокоения без крика боли, как не бывает мира без пролитой крови или прощения без невосполнимых потерь. Вот, что лежит в основе истинной, а не абстрактной гармонии... « »

Зря говорят, что с годами становишься мудрее. Как заметил какой-то русский писатель, это только характер может меняться с возрастом; ограниченность же человека не меняется до самой смерти... Иногда эти русские говорят очень дельные вещи. Не оттого ли, что зимой вообще лучше думается? «Охота на овец »

Реальность только одна. Всегда. Что бы с тобой ни происходило. Реальность, куда ни кинь, - очень одинокая и холодная штука. «1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 1. Апрель - июнь»

Беседовать с человеком, в котором не нравится ничего, - неприлично. «Край обетованный »

Все любят своеволие, но страшатся свободы. «Край обетованный »

Двигаться с высокой эффективностью в неверном направлении ещё хуже, чем вообще никуда не двигаться. «Хроники Заводной Птицы »

Как бы ни хоронили мы свои воспоминания... историю своей жизни не сотрёшь. И как раз об этом лучше не забывать. Историю не стереть и не переделать. Это всё равно что уничтожить самого себя. « »

Пожалуй, у каждого в жизни хотя бы раз нечто подобное происходит: начинаешь ненавидеть человека без какой бы на то причины. Вся беда в том, что противоположная сторона, как правило, испытывает те же чувства. «Призраки Лексингтона »

В дороге нужен попутчик, в жизни - сочувствие. «Кафка на пляже »

Если очень сильно хочешь что-то узнать, плати свою цену. «Послемрак »

“Было мне тогда 37 лет, сидел я в пассажирском кресле Боинга 747. ...

* Я поднял голову и, глядя на темные тучи в небе над Северным морем, задумался о тех многих вещах, которые потерял за свою жизнь. Потерянное время, умершие или потерявшиеся из поля зрения люди, воспоминания о том, чего не вернуть.

* В повседневной жизни ведь что левые, что правые, что праведность, что порочность — по большому счету роли не играет.

* Серьезность не обязательно означает приближение к истине.

* Хорошо было бы, если бы после восемнадцати исполнялось девятнадцать, а после девятнадцати восемнадцать.

* Что ни говори, а люди верят лишь в то, во что сами хотят верить. Сколько ни бейся, а чем больше будешь биться, тем же будет хуже.

* В реальном мире все люди живут, кого-то к чему-то принуждая.

* — Я поэтому иногда вокруг оглядываюсь, и мне противно становится. Ну почему эти люди не прилагают усилий, почему не прилагают сил, а только ноют?

* — Совет один позволишь?
— Давай.
— Не сочувствуй самому себе. Самим себе сочувствуют только примитивные люди.

* — А ты думай о жизни, как о корзине с печеньем.
— Я наверное, глупый слишком, но иногда, бывает, не понимаю, о чем ты говоришь.
— Ну смотри, есть корзина, полная печенья, и в ней есть такое, какое тебе нравится и какое не нравится, так? Так что если сразу съесть те, которые тебе нравятся, то потом останутся только те, что ты не любишь. Когда мне тяжело, я всегда так думаю. Вот перетерплю, а потом легче будет. Жизнь, думаю, это корзина с печеньем.

* Ты не мучай себя так. Все потечет в нужном направлении и без твоего вмешательства, и сколько ты ни старайся, а когда человеку приходит время страдать, он страдает. Такая это штука — жизнь.

* Что если где-то в моем теле есть некое место, назовем его, скажем, задворками моей памяти, и важные воспоминания там свалены в кучу и превратились в невесомую пыль?
Но как ни крути, в данный момент это все, что у меня есть. Пишу сейчас эти строки, крепко прижимая к груди эти ненадежные воспоминания, уже потускневшие и тускнеющие с каждым часом...

* СМЕРТЬ СУЩЕСТВУЕТ НЕ КАК ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ
ЖИЗНИ, А КАК ЕЕ ЧАСТЬ.
До того момента я считал смерть чем-то самостоятельным, совершенно отделенным от жизни. Навроде того, что "когда-то смерть непременно заполучит нас в свои когти. Однако, с другой стороны, мы никогда не попадемся смерти раньше того дня, когда она придет за нами".
Мне это представлялось совершенно естественным и логичным утверждением. По эту сторону — жизнь, по ту — смерть. Я на этой стороне, на той меня нет.
Однако, переступив черту, которую прочертила ночь, когда умер Кидзуки, я уже не смог так упрощенно судить о смерти (и, соответственно, о жизни). Смерть не была никакой противоположностью жизни. Смерть реально содержится внутри того, что именуется "я", и этот факт, как ни трудись, нельзя проигнорировать. Смерть, поймавшая Кидзуки как-то майской ночью, когда нам было по семнадцать лет, одновременно поймала и меня.

* Я старался не задумываться об этом серьезно. Смутно я осознавал, что серьезность не обязательно означает приближение к истине.

* — Как ты думаешь, в чем главное преимущество у богатых?
— Не знаю, в чем?
— Они могут сказать, что у них денег нет. Вот, например, я предложила однокласснице что-нибудь сделать. Тогда она может мне сказать: "Сейчас не могу, у меня денег нет". А если наоборот, то я так сказать никак не могу. Если я скажу, что у меня нет денег, это ведь значит, что у меня правда их нет. Только на посмешище себя выставлю. Это все равно как если красивая девушка скажет: "Я сегодня плохо накрашена, так что никуда идти не хочу". Если некрасивая девушка так скажет, все над ней только смеяться будут.

* — А ты подрабатываешь где-нибудь?
— Да, комментарии к картам пишу. Карты когда покупаешь, к ним же прилагаются такие типа памфлеты? Ну, где про город написано, какое там население, какие есть достопримечательности. В этом месте есть такие-то туристические маршруты, есть такие-то легенды, растут такие-то цветы, живут такие-то птицы. Это совсем просто. Посидишь денек в библиотеке на Хибия, и можешь хоть целую книгу написать. А если знаешь маленький секрет, то работы будет, сколько угодно.
— Это что за секрет такой?
— А такой, что надо написать чуть-чуть чего-нибудь такого, чего никто другой бы не написал. Тогда в фирме заказчик подумает: "А она неплохо пишет". Некоторые прямо в восторг приходят. Не обязательно это должно быть что-то существенное. Пусть даже что-то очень простое. Ну например, если вставить эпизод вроде такого: "для постройки плотины здесь было затоплено одно селение, но перелетные птицы до сих пор помнят о нем, и когда приходит весна, можно наблюдать картину того, как птицы без конца кружат над озером", это всем нравится. Ну как, поэтично и романтично, да? Обычно ребята, которые этим подрабатывают, о таких вещах не задумываются. Так что я, можно сказать, неплохой заработок имею. Благодаря составлению таких текстов.
— А как тебе удается выискивать такие эпизоды?
— Ну так, — сказала Мидори, слегка качнув головой, — если ты хочешь их найти, то как-нибудь найдешь, а если ничего и не находится, то берешь и выдумываешь его сам, лишь бы ничего не пострадало.

* — Ты похож на человека откровенного. Я это вижу. Я ведь тут за семь лет разных людей перевидала. Вижу разницу между человеком, который может раскрыть душу, и тем, который не может. Вот ты скорее можешь. Точнее, можешь раскрыть, если захочешь.
— А что будет, если раскрыть?
Она сложила руки на столе, держа сигарету во рту и точно радуясь чему-то.
— Тогда станешь счастливым, — сказала она.

* — Просто все так тихо говорят, вот и любопытно вдруг стало, о чем все говорят.
— Тут вокруг тишина, так что все естественным образом к ней подстраиваются и начинают говорить тихо. ... Да и смысла нет громко говорить. Убеждать в чем-то некого, внимание чье-то привлекать тоже незачем.

* ... Есть на свете и такие люди. Люди, которые обладают замечательными способностями, но эти их способности рассыпаются в прах, потому что они не могут приложить достаточно усилий, чтобы свести их воедино. .. Есть, к примеру, люди, которые весьма сложные вещи без запинки играют, один раз взглянув на ноты. И это притом на хорошем уровне. У меня ни за что так не получится. Но на этом и все. Дальше этого они шагнуть не могут. А почему? Потому что они не прилагают усилий. Потому что их способности не подкрепляются тренировкой, на которую тратились бы усилия. Они просто гробят свои способности. У них есть зачаточные способности, благодаря которым им с детства все неплохо удается и без усилий, все их хвалят без конца: молодец, молодец, и какие-то там усилия им кажутся ненужными и смешными. С пьесой, которую другой ребенок учит три недели, он справляется вполовину быстрее, учитель видит, что у ребенка хорошие способности, и тот переходит сразу к следующей ступени, и с ней тоже справляется вполовину быстрее других, идет дальше... В итоге, так и не узнав, что такое усилие, он пропускает какой-то элемент, необходимый для формирования человека, и проходит мимо. Это трагедия.

* — Все мне что-то навязывают. Стоит столкнуться где-то, и начинается: то то, то это. Ты меня по крайней мере не принуждал ни к чему.
— Не настолько я хорошо тебя еще знаю, чтобы принуждать к чему-то.
— Значит, когда получше меня узнаешь, тоже к чему-то принуждать будешь, как все остальные?
— Вполне возможно, — сказал я. — В реальном мире все люди живут, кого-то к чему-то принуждая.

* — Если это революция, не надо мне никаких революций. Меня же тогда точно расстреляют за то, что я в горсть риса кроме маринованой сливы ничего не положила. И тебя точно расстреляют. За то что правильно понимаешь сослагательные наклонения.
— И такое может быть, — сказал я.
— Я знаю, Ватанабэ. Я ведь простой человек. Будет революция или не будет, простым людям ничего не остается, кроме как продолжать существовать в какой-нибудь дыре. Что такое революция? Самое большое, названия учреждений поменяются. Но они этого вообще не понимают. Те, кто говорит эту ерунду. Ты видел когда-нибудь работника налоговой службы?
— Нет.
— Я видела несколько раз. Они в дом заходят без приглашения и ведут себя по-хамски. "Что у вас в расходной книге творится? Да вы тут не понять чем занимаетесь, а не торгуете. Это что, расходы? Квитанции показывай, квитанции!" Мы в угол забъемся и сидим тихонько, а как обед наступает, мы им суси подаем по особому заказу. Но папа мой никогда с налогами не жульничал и все платил, честное слово. Мой папа такой человек. Воспитание у него старое. А эти из налоговой все время наезжают. Доходы у нас, говорят, маленькие что-то. Серьезно. Продажи плохие, вот и доходы маленькие, что тут непонятного? Я такую ерунду как слышу, так злюсь, что хочется заорать на них, чтобы шли и так наезжали на кого-нибудь побогаче. Если будет революция, эти люди из налоговой себя по-другому станут вести, как ты думаешь?

* — Считаешь, гад я?
— Считаю.
— В мире справедливости даже в принципе нет. Это не моя вина. Изначально все так устроено.

* — Тебе в жизни страшно никогда не бывает? — спросил я.
— Слушай, я тоже не такой тупой, — сказал он. — Мне тоже в жизни, бывает, страшно становится. А как иначе? Но только я этого за аксиому принять не могу. Я иду, пока идется, используя сто процентов моих сил. Беру, что хочу, чего не хочу, не беру. Это и называется жить. Застряну где-то — тогда еще раз подумаю. Общество с неравными возможностями, с другой стороны, это общество, где ты можешь проявить свои способности.
— Как-то это черезчур эгоцентрично получается.
— Я зато не сижу и не жду, когда мне с неба что-то упадет. Я для этого все усилия прилагаю. Я усилий прилагаю больше тебя раз в десять.
— Это уж наверное, — согласился я.
— Я поэтому иногда вокруг оглядываюсь, и мне противно становится. Ну почему эти люди не прилагают усилий, почему не прилагают сил, а только ноют?
Я недоуменно посмотрел Нагасаве в лицо.
— А мне вот видится, что все люди вокруг вкалывают, как проклятые, не разгибаясь. Или я не так что-то вижу?
— Это не усилия, а просто работа, — коротко сказал Нагасава. — Я не про такие усилия говорю. Под усилиями я подразумеваю нечто более основательное и целенаправленное.

* — А кто не страдает, кто не мечется? — сказала Хацуми. — А ты, что ли, никогда не мечешься и не страдаешь?
— И я, конечно, тоже и мечусь, и страдаю. Но я это могу воспринимать как испытание. Если мышь током бить, она тоже научится ходить по пути, где меньше страдать приходится.
— Но мыши ведь не любят.

* — Человек ведь понимает кого-то потому, что для него наступает момент, когда это должно произойти, а не потому, что кто-то желает, чтобы его поняли.

* — Если начало — это ноль, то узнать можно много.

* В действительности я даже совсем не вспоминал о Мидори, занятый переездом, обустройством дома и зарабатыванием денег. Я почти не вспоминал даже о Наоко, не то что о Мидори. Была у меня еще с детства такая черта. Стоило мне увлечься каким-то делом, и я переставал замечать все остальное вокруг.

* Обидно, но ничего не поделаешь.
Как я уже говорила тебе до этого, самое лучшее — это запастись терпением и ждать. Не терять надежды и распутывать запутавшиеся нити одну за другой. Как бы безнадежна ни была ситуация, конец у нити всегда где-то есть. Ничего не остается, как ждать, подобно тому, как, попав в темноту, ждешь, пока глаза к ней привыкнут.

* Не думай обо всем так серьезно.
Все мы (я имею в виду всех людей — и нормальных, и ненормальных) — несовершенные люди, живущие в несовершенном мире. Наша жизнь не может быть измерена в глубину линейкой и по углам транспортиром и быть полна приятных вещей, как счет в банке. Разве не так?

* Вот чему научила меня смерть Наоко. Никакие истины не могут излечить грусть от потери любимого человека.
Никакие истины, никакая душевность, никакая сила, никакая нежность не могут излечить эту грусть.
У нас нет другого пути, кроме как вволю отгрустить эту грусть и что-то из нее узнать, но никакое из этих полученных знаний не окажет никакой помощи при следующем столкновении с грустью, которого никак не ждешь.

* — Что я в тебе люблю, так это твои письма. А Наоко иx все сожгла... А какие хорошие были письма!
— А что письма — бумага, — сказал я. — Сожжешь их, а что в душе осталось, все равно останется, а что не осталось, все равно не останется, сколько их у себя ни держи.

... Посреди находящегося в нигде пространства я продолжал и продолжал звать Мидори.”

Слышь? Скажи мне что-нибудь? - попросила Мидори, уткнувшись мне в грудь.
- Что, например?
- Что угодно. Чтобы мне стало приятно.
- Ты - хорошенькая.
- Мидори, - сказала она. - Имя добавляй.
- Очень хорошенькая... Мидори, - исправился я.
- Очень - это сколько?
- Хватит, чтобы обрушились горы и высохло море.
Мидори подняла на меня глаза.
- Как странно ты говоришь...
- Трогательно от тебя такое слышать, - рассмеялся я.
- Скажи ещё что-нибудь хорошее.
- Я люблю тебя, Мидори.
- Как сильно?
- Как медведя весной.
- Медведя весной... - опять подняла на меня глаза Мидори. - Что это значит - «медведя весной»?
- Ты бредёшь в одиночестве по весеннему лугу. Навстречу тебе выходит медвежонок с мягкой,... →→→

Разглядывая витавшие в безмолвном пространстве частички света, я пытался разобраться в себе. Что мне нужно? И что нужно людям от меня? Я не мог подыскать достойный ответ. Иногда я протягивал к витающим частичкам света руку, но пальцы ничего не касались.

А почему ты на лекции не отозвался на перекличке? Твоя же фамилия - Ватанабэ? Ватанабэ Тоору.
- Да.
- Тогда почему ты промолчал?
- Сегодня не хотелось отвечать.
Она сняла очки, положила их на стол и впилась в меня взглядом, будто заглядывая в клетку с редкими животными.
- "Сегодня не хотелось отвечать", - повторила она. - Ты говоришь, как Хамфри Богарт. Спокойно и уверенно.
= Да ну? Я обычный. Таких, как я - пруд пруди.

А знаешь, что мне больше всего нравится в порно-кинотеатрах?
- Даже представить себе не могу.
- Когда начинается сексуальная сцена, слышно, как на соседних местах сглатывают слюну, - сказала Мидори. - Вот этот самый звук. Он такой милый.

Ты правда меня никогда не забудешь? - тихо, почти шёпотом спросила она.
- Никогда, - ответил я. - Мне тебя незачем забывать.
И всё же память продолжала неумолимо стираться. Я забыл уже очень многое. Но, извлекая то, что ещё помню, я пишу. Иногда мне становится очень тревожно. Я вдруг спрашиваю себя: а не потерял ли я уже что-нибудь важное? Внутри у меня есть тёмное место, которое можно назвать задворками памяти. Вот я и думаю: не превратились ли там какие-то важные воспоминания в мягкую грязь?

Память о Наоко стиралась всё больше, а её саму я понимал глубже и глубже. Сейчас мне ясно, почему она попросила: "Не забывай меня!" Естественно, знала об этой причине и она сама. Знала, что память постепенно сотрётся во мне. Поэтому Наоко ничего не оставалось - только... →→→

Где ты сейчас? - тихо спросила она.
Где я сейчас?
Держа в руке трубку, я поднял голову и осмотрелся. "Где я сейчас?" Но я не знал, где. Даже не мог представить. Что это за место? В моих глазах отражались лишь бесчисленные фигуры бредущих в никуда пешеходов. И только я продолжал взывать к Мидори из самой сердцевины ниоткуда.

В то время в моём окружении имелся только один человек, который читал Фитцджеральда. Благодаря этому мы и подружились. Звали его Нагасава. Он учился на два курса старше меня на юрфаке Токийского университета. Мы жили в одном общежитии и знали друг друга в лицо. Когда однажды я, греясь на солнышке в столовой, читал "Великого Гэтсби", он присел рядом и спросил, что за книга. Я ответил.
- Интересная? - осведомился он.
- Перечитываю в третий раз. И чем больше читаю, тем больше интересных мест.
- Читающий в третий раз "Великого Гэтсби", пожалуй, может стать моим другом, - раздумчиво произнёс он.
Так мы и подружились. Было это в октябре.

Когда задули холодные осенние ветры, она, бывало, прижималась к моей руке. Через толстый ворс её пальто я ощущал тепло. Она брала меня под руку, ладошкой залезала мне в карман, а когда холодно становилось невыносимо, дрожала, крепко уцепившись за меня. Но это ни о чём не говорило. В её поведении не было ничего двусмысленного. Я продолжал идти как ни в чём ни бывало, руки в карманах. Обувь у нас была на резиновой подошве, и шаги почти не слышались. Лишь сухо шуршало под ногами, когда мы наступали на опавшие листья огромных платанов. Я вслушивался в шуршание листьев, и мне становилось жаль Наоко. Ей была нужна не моя, а чья-нибудь рука. Ей требовалось не моё, а чьё-нибудь тепло. И я начал чувствовать себя виноватым за то, что я - это я.
Чем больше зима вступала в свои права, тем... →→→

"Тихое мирное одинокое воскресенье", - попробовал сказать я вслух. По воскресеньям я не завожу пружину.

По существу, нам обоим интересны только мы сами. В этом и есть вся разница, высокомерие это или нет... Интерес наш - лишь к собственным мыслям, чувствам, поступкам.

Чем мы с Ватанабэ ещё похожи - так это отсутствием желания, чтобы нас понимали другие, - сказал Нагасава. - Этим мы и отличаемся от остальных. Все они только суетятся, как бы их правильно поняли. Но я не такой, да и Ватанабэ - тоже. Нам плевать, поймут нас или нет. Мы - это мы, они - это они.

Стоял день начала осени - такой же ясный и отчётливый, как и ровно год назад, когда я ездил к Наоко в Киото. Белые и тонкие, как кости, облака. Высокое, словно распахнутое небо. "Снова осень", - подумал я. Запах ветра, оттенки солнечных лучей, расцветшие в высокой траве маленькие цветы, особые тени звуков напоминали мне о её приходе. С каждой сменой времени года постепенно увеличивается расстояние между мной и мертвецами. Кидзуки по-прежнему семнадцать, Наоко - двадцать один... навеки.

Тебе не бывает страшно, за то, как жизнь сложится? - спросил я.
- Я не такой идиот. Ещё как бывает. И это естественно. Только я не признаю эту аксиому. Стараюсь на все сто процентов и делаю, пока получается. Что хочется - беру, что нет - прохожу мимо. Так и живу. Не ладится дело - думаю с того места, где не заладилось. Если разобраться, в несправедливом обществе, наоборот, можно проявить свои способности.
- Отдаёт эгоизмом, - заметил я.
- Но я ведь не жду, пока плод сам упадёт мне на голову. Я по-своему стараюсь как могу. Раз в десять больше тебя, например.
- Это точно, - признал я.
- Поэтому иногда смотрю на людей - и становится тошно. Почему они не пытаются стараться? Палец о палец не ударят, а только кричат на всех углах о несправедливости.
Я... →→→

Сейчас твёрдый?
- Лоб?
- Дурак! - прыснула Наоко.
- Если ты о том, встал или нет, то, конечно, да.
- Прекрати это своё "конечно".
- Хорошо, не буду.
- Как это - тяжело?
- Что?
- Когда твёрдый?
- Тяжело? - переспросил я.
- Ну, в смысле, тягостно?
- Как посмотреть.
- Давай помогу?
- Рукой?
- Да, - сказала Наоко. - Если честно, он уже долго тычется в меня - аж больно.

Где и как я скитался, не знаю. В памяти остались сплошные пейзажи, запахи и звуки, но я ни за что не смогу вспомнить, где их видел, слышал и чувствовал. А тем более - в каком порядке. Я перебирался из города в город на поездах, автобусах, а порой и на попутных грузовиках, расстилал спальный мешок и ночевал в любых подходящих местах: на пустырях и набережных, в парках и на вокзалах. Приходилось проситься на постой в полицейский участок, укладываясь рядом с могилами. Мне было всё равно, где спать, главное - чтобы не мешали, и я никому не мешал. Я закутывал тело, уставшее в пути, в спальный мешок, отхлёбывал дешёвый виски и сразу засыпал. В приветливых городах мне приносили поесть, давали средство от комаров; в неприветливых - вызывали полицию и прогоняли из парков. В любом случае, мне... →→→

Эти образы Наоко накатывались на меня, как волны прибоя, и уносили моё тело в странное место. В том странном месте я жил вместе с мертвецами. Там жила Наоко, и мы даже могли с ней говорить и обниматься. В том месте смерть не определяла завершение жизни. Там смерть была лишь одной из множества вещей, составляющих жизнь. Наоко продолжала жить там умершей. И говорила мне: "Всё в порядке, Ватанабэ, это просто смерть. Не обращай внимания".
В том месте я не чувствовал горечи. Потому что смерть была смертью, а Наоко оставалась Наоко. "Видишь, всё хорошо. Я же здесь", - стыдливо улыбаясь, говорила она. Эта её привычка смягчала мне сердце и успокаивала боль. И я думал: "Если это и есть смерть, то не такая она и плохая штука". "Да, смерть - это пустяки, - вторила Наоко. - Смерть - просто... →→→

В комнате с задёрнутыми шторами я ненавидел весну. Я ненавидел всё, что принесла мне весна, ненавидел тупую боль, которую она вызвала в моём теле. Я никогда и ничего так сильно не мог ненавидеть.

Я думал о себе, о шагавшей рядом красивой девушке, о нас с ней и опять о себе. В таком возрасте всё, что видишь, чувствуешь и мыслишь, в конечном итоге, подобно бумерангу, возвращается к тебе же. Вдобавок ко всему, я был влюблён. И любовь эта привела меня в очень непростое место. Поэтому я не мог позволить себе отвлекаться на какой-то пейзаж.
Однако сейчас в моей памяти первым всплывает именно это: запах травы, прохладный ветер, линия холмов, лай собаки. И вспоминается прежде всего остального - отчётливее некуда. Настолько, что кажется: протяни руку - и до всего можно дотронуться. Однако в пейзаже этом не видно людей. Никого нет: ни Наоко, ни меня. Куда мы могли исчезнуть?.. И почему такое происходит? Всё, что мне тогда представлялось важным: и она, и я, и мой мир - всё куда-то...

Читать философскую литературу – это не только модно, но и полезно. Изречения мыслителей помогают лучше разобраться в жизни и расставить все на свои места. Одни высказывания погружают человека во внутренний мир, другие вдохновляют, наделяют оптимизмом и дают силы жить. В творчестве Харуки Мураками вы найдете как грустные, так и оптимистические высказывания. Предлагаем вам вспомнить цитаты и афоризмы из произведений известного японского писателя. В нашей подборке представлены лучшие изречения мыслителя, которые должны быть на слуху у каждого образованного человека.

Харуки Мураками – священник, писатель, философ и переводчик современности. Его творчество без всякого преувеличения можно назвать гениальным. Писатель и сегодня продолжает радовать ценителей японской культуры, и литературы в частности, новыми произведениями. Труды Мураками на сегодняшний день переводятся более чем на сто языков мира. О его колоссальном успехе говорят и престижные премии, среди которых Премия Франца Кафки, Иерусалимская премия, Всемирная премия фэнтези за лучший роман. Кроме того, его произведения не раз входили в десятку лучших книг по версии The New York Times.

Самое важное – не то большое, до чего додумались другие, но то маленькое, к чему пришел ты сам…

Собственные маленькие победы в жизни играют большую роль, чем чьи-то большие достижения.

Уже двадцать… чувствую себя как дура. Я ещё не готова к этому возрасту. Странное состояние. Будто бы меня вытолкнули.

Не важно сколько тебе лет на самом деле, важно, на сколько ты себя чувствуешь.

Никогда не теряй свою индивидуальность и следуй только своим предпочтениям.

Память согревает человека изнутри. И в то же время рвет его на части.

В памяти нужно сохранять только те моменты, которые будут греть душу, а не терзать ее.

Счастье у всех одинаковое, но каждый человек несчастлив по-своему.

Одни счастливы от того, что они просто живут, а вторых целого состояния будет мало.

Раньше я думал, люди взрослеют год от года, постепенно так… А оказалось – нет. Человек взрослеет мгновенно.

Одно событие способно сделать из ребенка взрослого человека.

Так уж устроена школа. Самая важная вещь, которую мы там узнаем, заключается в том, что все самое важное мы узнаем не там.

В школе учат только формальностям, искусству жить учит сама жизнь…

Не обращай ни на кого внимания и если думаешь, что можешь стать счастливым, не упускай этого шанса и будь счастлив. Как я могу судить по своему опыту, в жизни таких шансов бывает раз, два — и обчелся, а упустив их, жалеешь потом всю жизнь.

Нужно ловить момент, когда можно стать счастливым, ведь счастье может быть на всю жизнь.

Лучшие люди оттого и становятся лучшими, что верят в свои способности с самого начала.

Если ты поверил в себя — считай, что успех у тебя в руках!

Ошибки - это знаки препинания жизни, без которых, как и в тексте, не будет смысла.

Ошибки даются для того, чтобы научить нас чему-то.

Не рассчитывай на многое - не будешь разочарован.

Требуй от жизни минимум, тогда будешь не разочарован, а удовлетворен.

Я не люблю одиночество. Просто не завожу лишних знакомств - чтобы в людях лишний раз не разочаровываться.

Лишних знакомств и не надо, но должны же быть те, которые принесут радость и удовольствие, не разочарования.

Из романа Норвежский лес

Такое чувство, что благодаря тому, что тебя встретил, смог немножко полюбить этот мир.

Один человек способен украсить этот мир и научить радоваться жизни.

Мир — просторен, его наполняют удивительные вещи и странные люди.

Странных людей, кажется, в нем больше.

Не жалей себя. Себя жалеют только ничтожества.

Сядь, подумай, успокойся, в крайнем случае посочувствуй себе, но ни в коем случае не жалей.

Наша жизнь не может быть измерен линейкой и по углам транспортиром.

Некоторые события не то, что измерить чем-то сложно, их и описать практически невозможно.

Ничего не чувствую. Ни грусти, ни печали, ни горечи. И совсем никаких воспоминаний.

Так нельзя, ведь чувства — это и есть жизнь, их отсутствие — это всего лишь существование.

Быть честным друг к другу и хотеть помочь — вот главное.

Только знают об этом единицы, все думают, что главная цель — это как можно больше разбогатеть.

В мире справедливости даже в принципе нет. Это не моя вина. Изначально все так устроено.

А какой смысл тогда за нее бороться?

Если я сейчас расслаблюсь, я на кусочки рассыплюсь. С самого начала я так жила, и сейчас только так могу жить. Один раз расслаблюсь - потом не смогу вернуться. Рассыплюсь на кусочки, и унесёт меня куда-нибудь.

Жить все время в напряжении тоже ведь нельзя…

Нужно выплескивать чувства наружу. Хуже, если перестать это делать. Иначе они будут накапливаться и затвердевать внутри. А потом-умирать.

Почему тогда никто не стесняется выплескивать злость и ненависть, и все тщательно скрывают любовь и доброту?

Я школу ненавидела до смерти, поэтому ни разу не прогуляла. Все время думала: неужели уступлю? Поддашься один раз и… конец. Боялась, что потом уже себя не удержу.

Сила воли помогает жить и преодолевать трудности, школа — одна из них…

Иногда мне становится нестерпимо грустно, но в целом жизнь течет своим чередом.

Жизни без грусти просто не бывает.

Смерть человека оставляет после себя маленькие удивительные воспоминания.

Сначала она оставляет боль утраты, потом скорбь, потом остаются воспоминания…

В такой ненадежный сосуд, как текст на бумаге, можно вложить только ненадежные воспоминания или ненадежные мысли.

Если сомневаешься в чем-то, оформи это все на бумаге, и посмотри, как оно смотрится…

О любви

Когда кого-то любишь, ищешь то, чего тебе не достаёт. Поэтому когда думаешь о любимом человеке, всегда тяжело. Так или иначе. Будто входишь в до боли родную комнату, в которой очень давно не был.

Любовь — это не только радость, но и боль, она может быь не только от разлуки, но и от переживаний за любимого человека.

Видишь ли, иногда люди влюбляются друг в дружку просто так, безо всякой логики. Просто нравятся друг другу - и хоть ты тресни. Любовь называется. Когда ты подрастешь еще немного, и тебе купят лифчик - сама это поймешь.

Любовь приходит с возрастом…

Я не хочу только спать с тобой. Я хочу жениться, чтобы делить с тобой все, что у тебя внутри.

Спасть с кем-то и спать с женой — это разные вещи.

Это же здорово, когда кто-то кого-то любит, и если любовь эта от души, то никто не мечется по лабиринтам.

Понимание, что ты любим, дает крылья и помогает жить.

У тебя на лице написано: » Плевать, любят меня или нет». Некоторых это задевает.

Разве можно жить без любви?

Найду человека, который круглый год все сто процентов обо мне будет думать и меня любить, и сама сделаю так, что он будет мой.