Над зеленым-зеленым морем
Пестро-серая утка летала
И каждой встреченной птице
Лишь один вопрос задавала:
Не видали ли вы утенка,
Желтого, с серой спинкой,
Потеряла я ребятенка
Непоседливого, непослушного.
И ей чайки в ответ отвечали:
Твоего мы ребенка видали,
Только где он – тебе не скажем,
И пути тебе не покажем.
Поплыла наша утка дале,
Увидала гагарок стаю:
Может, вы видали утенка,
Непоседливого ребенка?
Га-га-га – подхватили гагары,
Про утенка не скажем даром,
И за деньги тоже не скажем,
Можешь не уговаривать даже.
Опечалилась серая утка,
Отдохнуть решила минутку.
А на камне прибрежном сером
Отдыхали толстые нерпы.
Может, вы видали утенка,
С пестрой грудкой и шейкой тонкой?
Такой желтый, такой пушистый,
Одуванчик мой золотистый?
Не ответили толстые нерпы:
Ни к чему тратить уткины нервы,
Намекать ей даже не надо,
Где ее непослушное чадо.
Только старая черепаха,
Бестолковая черепаха,
Беспардонная черепаха
Рассказала ей все без страха:
Такой желтый, такой пушистый,
С серым хвостиком, красным клювом?
Да-да-да, это мой сыночек,
Мой пушистый родной комочек,
Говори ж, окажи услугу!
- А его подстрелили люди!
Нынче днем приплывала лодка
С подгулявшими рыбаками,
И из странной короткой стали
Они по нему стреляли.
Раз 15 наверно стреляли,
А потом, наконец, попали.
И от дикого, страшного горя
Утка взмыла ввысь в поднебесье,
Пару раз крылами взмахнула
И упала вдали за лесом.
И когда она умирала
Среди бурой листвы опавшей,
Вдруг услышала шорох знакомый
Позади себя, в дикой чаще.
И с трудом повернувши шею,
С каждым вздохом своим слабея,
Она вдруг увидала сына
Вот он - целый и невредимый!
Оказалось, ее сыночек
Захотел прогуляться очень
И удрал из гнездышка просто,
Потому что хотел быть взрослым.
Мораль:
Дорогие родные дети!
Никогда ни за что на свете
Не ходите без спроса из дома
по друзьям своим и знакомым,
По соседям и по подружкам...
Сердце матери – не игрушка!
Сказка про голубого птеродактиля.
Жил на свете птеродактиль,
Гордый, сильный и большой.
Но никто не знал, что был он
С журавлиною душой.
Что мечтал о перелетах
Через реки и моря,
Что ему ночами снились
Крылья-ноги журавля.
И когда он лихо танец
Журавлиный танцевал,
То никто его из стаи -
Скажем так - не понимал.
В птеродактильем единстве
Выделялся резко он:
Добрый доктор-бронтозавр
Прописал ему гормон,
Мама плакала украдкой,
Наблюдая коленца,
Что выкидывал вприсядку
Птеродактиль у гнезда.
И соседи-диплодоки
Рассуждали меж собой:
«Что за странные заскоки
У соседа с головой?»
Но однажды катаклизмы
Cотрясли уютный мир,
И за миг мороз трескучий
Землю инеем покрыл,
И покрылись динозавры
Толстой коркой ледяной.
Выжил только птеродактиль,
Согреваемый мечтой.
Он взлетел в ночное небо
И познал, как мир велик.
И над всей землей раздался
Журавлиный птичий крик.
Динозавры, коченея,
Взгляд подняли к небесам:
«С неразумного соседа
Брать пример бы надо нам!»
И когда настало утро
Яркой вспышкою зари,
То над небом полетели
Голубые журавли.
Страна-Банания.
Под жарким банановым солнцем,
Меж пальмами с обезьянами,
Нашли папуасы приемник
С какими-то песнями странными.
Ломая расхожие штампы,
Их техника не удивляет,
Давно там читают под лампой,
В стиральной машинке стирают.
Раз Африка – значит, не люди?
Одежда такая - и что же?
Вы сами в такую погоду
Вот так же ходили бы тоже.
Мы музыку любим с пеленок:
Попляшем под эти аккорды!
И звери смотрели спросонок,
Вертя удивленные морды,
Как чинные аборигены,
Лоснясь при полуденном зное,
Плясали унылую песню
О жгучем сибирском морозе.
«Ой, мороз-мороз,
Не морозь меня!»
А вокруг песок,
А вокруг жара.
«Не морозь коня,
Ой, мороз-мороз!»
Что такое конь?
Зебра без полос.
Бегом, вкруг банановых грядок
Кружили под звуки метели,
И хлопья песка из под пяток
Как снежные вихри летели.
Устали. В пустыне непросто
Плясать, словно дикие козы.
Ну, что же, зато мы узнали,
Что значит «ветра и морозы».
Сказка про овечку и волка
.
Подружился волк с овцой.
Дружбе этой непростой
Все вокруг не верили.
Овцы дружно блеяли:
«Ты, кума, ему не верь,
Волк – такой опасный зверь,
Зубы словно пилы,
Да и сам не хилый».
У волков такой же ор:
«Ты, волчище, наш позор,
С шашлыком гуляешь,
Нас не уважаешь!»
Но не слушали друзья,
Что твердила им родня,
И все крепла дружба:
Верить людям нужно!
Каждый вечер волк один
Приходил к овце в овин,
Тихий скрип – овца за дверь:
«Здравствуй, милый, добрый зверь!»
И брели гулять в поля
Закадычные друзья
Тихой ночью летней,
Несмотря на сплетни.
Волк овечке признавался:
«Как с тобою повстречался,
Растерял всю злость и пыл.
Раньше зайцев я ловил,
И, порой, признаюсь прямо,
Я не брезговал бараном.
Но теперь я ем одну
Только травку-лебеду».
Тихо таяла овечка,
И рвалось ее сердечко
К ловеласу серому,
Ловкому и смелому.
Чередой бежали дни,
И, прогнозам вопреки,
Был союз их очень дружен.
И однажды вдруг на ужин
Волк овечку пригласил:
«Я сегодня так простыл,
Не смогу к тебе прийти,
Ты больного навести!»
Собралась овечка молча
И к норе помчалась волчьей.
Заглянула к ним в окно -
Видит, ждут ее давно.
Волк встречает у дверей,
Полна горница гостей,
В середине круглый стол,
А на нем лежит топор.
Призадумалась овца:
«Может, я сегодня зря
Через горы и леса
Навестить тебя пришла?»
Опускает волк глаза:
«Ты прости меня, овца,
Это папа мне сказал,
Чтобы я тебя позвал».
Говорит ему овца:
«Не волнуйся за меня.
Я ведь так и так умру
Завтра рано поутру.
Я сейчас иду с рентгена,
Я ведь тоже приболела.
У меня опасный вирус,
Я вчера им заразилась
От свиньи, что к нам пришла
И к полночи померла».
Волки крикнули: «Хозяин,
Мы такое есть не станем,
Мы боимся заразиться!
Ты иди, овца, лечиться.
Лучше мы тебя потом
К нам на праздник позовем».
И пошла домой овца
Через горы и леса.
Так закончилась печально
Дружба волчья и баранья.
Мораль:
В этой сказке нет морали.
Если вы себя узнали,
Только вам одной решать,
Можно ль волку доверять.
Летней ночью медвежонок
Ежевику собирал,
На кустах нашел спросонок
Он какой-то серый шар.
Что такое? Вкусно пахнет,
Как-то полднично на вид,
Если лапой пошатаешь -
Потихонечку гудит.
Он ходил вокруг, ходил,
Скребся, нюхал, слушал,
Вроде, ясно: это сыр,
Я такое кушал!
Щелки-глазки загорелись,
Аппетит немеренный:
Если это можно есть,
То должно быть съедено.
Сильно вздулись волдыри…
Ясно, кто там жил внутри?
Кокеши.
Доча, ложись, закрывай свои глазки,
Я расскажу тебе старую сказку,
Сказку иль быль – уж не помнит никто,
Слушай… Когда-то давным-предавно
Голод случился в далекой стране,
Там, где рождается солнце в воде,
Там, где живут золотые драконы,
Где император диктует законы.
Неурожайные выдались годы:
Риса погибли зеленые всходы,
Рыбу так ждали – она не пришла.
Страшную подать зима собрала.
И вот наконец-то настала весна,
Но некому было засеять поля,
Все люди без сил оставались в домах,
Последний кусок своим детям отдав.
И вот император, бессилье скрывая,
Великий совет во дворце созывает
И им сообщает решенье свое,
Бесстрастно-безжалостным было оно.
Пусть каждый родитель ребенка берет
И в сопки, подальше от дома, ведет.
Так взрослые смогут до лета дожить
И заново нашу страну возродить.
И люди, подвластные воле судьбы
И вере правителя в счастье страны,
Рыдая, в глуши оставляли ребят:
Пусть боги лесные вам жизнь сохранят.
Но не было шанса на жизнь у детей -
Голодным был год и для диких зверей.
И в каждом дому зажигалась свеча,
Чтоб память почтить своего малыша.
И мама одна, проводив свою дочь,
Сидела, безмолвно уставившись в ночь,
И в шорохе каждом ей слышался зов
И стук по дорожке родных башмачков.
И, страстно желая, чтоб дочка жила,
Чтоб рядом осталась хотя бы душа,
Она мастерит деревянную куклу,
Как дочка, красивую, милую, хрупкую,
Рисует ей глазки, и брови, и рот
И песню, что пела ей в детстве, поет.
И шьет для нее разноцветные платья,
И с ней засыпает ночами в кровати,
И ниткой надежды стал брус расписной
На то, что ребенок вернется домой.
И верили люди… И куколок этих
Назвали Кокеши – забытые дети.
С тех пор не одно поколенье прошло,
И яркие куклы в цветных кимоно
Утратили смысл сохраненья души
И как сувениры по миру пошли.
И вот на Руси, подоплеки не зная,
Понравилась людям игрушка такая.
Ее мастерили с теплом и любовью
И имя ей дали по-русски простое:
Матрена, Матрешка, малышка в платочке –
Веселые глазки, румяные щечки…
Так дом обрела на далекой Руси
Кокеши – девчушка восточной страны.
Жил-был волк, и жила-была овца. Овца от стада отбилась, заблудилась в лесу да и осталась там жить. А волку-то лес — дом родной. Повстречались волк и овца, ну и подружились друг с другом.
Лето хорошо прожили кругом тепло, сытно, чего ж тут ссориться!
Осенью кое-как промаялись, а зима нагрянула — плохо им пришлось. У волка лапы мёрзнут, у овцы хвост дрожит от холода.
Вот овца и говорит:
— Давай, волк, построим себе дом. Будем в доме печь топить, в тепле зиму зимовать. А волку лень. Он говорит:
— Это вы, овцы, у людей привыкли жить под крышей. А мне и так хорошо.
Выстроила себе овца избушку, с печкой, с лежанкой. И зима ей теперь не страшна. Тепло овце.
А волк рыскал, рыскал по лесу да и взвыл. Мороз что ни день крепчает, а спрятаться некуда. Как ни лень, надо строить хоть какой-нибудь дом.
Сгреб волк снег в кучу, лапами утоптал, хвостом подмел, кое-как выстроил ледяную избушку.
Да тут, как нарочно, выглянуло солнце, и растаяла над волком ледяная крыша, развалились снеговые стены. Опять волк без дома.
Как быть? Что делать?
Пошел волк к овце, стал перед избушкой и говорит:
— Овечка, овечка, приоткрой двери. На дворе мороз трещит, а у меня нос и уши замерзли. Позволь хоть морду у тебя, обогреть.
Пожалела овца волка и приоткрыла дверь избушки. Волк сунул в щелку морду, постоял, постоял и говорит опять:
— Овечка, овечка, у меня передние лапы замерзли,-позволь на порог ступить.
Овечка открыла дверь пошире, позволила волку ступить на порог. Да волку все мало.
— Слышишь, овечка, как ветер воет?-говорит волк.-У меня бока совсем заледенели. Позволь и бока отогреть.
У овечки сердце мягкое, овечье. .-Что ж,-отвечает она,-у меня тепла не убудет, погрей, волк, свои бока.
Волк залез в избушку по самый хвост и говорит:
— Спасибо тебе, овечка, теперь совсем хорошо. Боюсь только, как бы хвост не отмерз. Без хвоста вся моя волчья краса пропадет! — Эх, волк,- говорит овца,- ну и мастер ты выпрашивать! Тебе бы с сумой по деревням ходить. Ладно уж, погрей и хвост.
Волку только того и надо. Прыгнул он в избушку, осмотрелся кругом-да скок на печь. Свернулся калачиком и уходить не собирается.
Так пролежал он до вечера. Разогрелся, распарился, и захотелось ему есть. Вот он и говорит овце:
— Овечка, овечка, не пора ли спать? Залезай на печь, я подвинусь — и тебе места хватит.
— Нет, волк,- отвечает овца.- Мне еще недосуг. У меня ложки не мыты, мука не просеяна. Вот справлюсь, тогда уж пойду спать.
Волк лежал, лежал, ждал, ждал, да и задремал.
Ночью проснулся. Ух, до чего есть хочется! Брюхо так и подвело. Пошарил лапой — нет овцы на печи. Спрыгнул волк на пол и давай искать овцу. Только и овца хитра: спряталась от волка в мусорный ящик. Не нашел ее волк.
Утром овца посмеивается:
— Отчего ночью не спал, кого, серый, искал? Тыкал носом во все углы, не нашел, серый, овцы.
Волк пролежал на печи целый день. К вечеру еще больше захотелось ему есть. Опять зовет он овцу:
— Залезай, овечка, на печь. Тут тепло, тут хорошо.
Овца ему отвечает:
— Погоди, волк. У меня еще тесто на хлеб не поставлено, дрова не наколоты. Управлюсь — заберусь на печь.
Волк опять не дождался, заснул. Ночью проснулся злой, голодный. Так бы, кажется, и взвыл, да побоялся овцу напугать. Пошарил лапой кругом — пусто. Не пришла овца на печь ночевать — знает повадки серого.
Волк спрыгнул на пол. Туда-сюда тычется в темноте. Нет нигде овцы.
Утром опять смеется овечка над волком:
— Эх, волчище, чего по ночам рыщешь, кого по углам ищешь? Я под квашней сидела, на тебя, серого, глядела.
Вот и третий вечер настал. Опять зовет волк овцу на печь, а овца отговаривается:
— Что ты, волк! Рано еще спать. У меня полы не выметены, половики не вытряхнуты.
Заснул волк. Ночью проснулся, стал овцу искать.
Мусорный ящик перевернул, квашню опрокинул — нет нигде овцы. Совсем изголодался волк, даже зубами лязгает с голоду.
Видит овца — добром дело не кончится.
Под утро выбежала она из избы. Стала по лесу ходить, копытцами в снегу рыть. Нашла клюкву-ягоду. Собрала ту ягоду в кучу, принялась по ней кататься. Всю шерсть вымазала красным соком. Потом схватила длинный прут и, побежала назад к избушке.
Стала под окошком. Стучит прутом по раме, кричит страшным голосом:
— Нет ли волка в избе, нет ли серого на печи? Я семерых волков загрызла и до этого доберусь!
Волк глянул в окно. Видит-стоит страшный, лохматый зверь, весь кровью перемазанный, должно быть — волчьей?
Испугался волк, поджал хвост-да скорее вон из избы. Забился в лесную глушь и носа оттуда не показывает.
А овца смыла снегом красную клюкву-ягоду со своей шерсти и зажила спокойно в теплой избушке.
Притча
про свободу.
Хорошенькая, как белокурый ангелочек, девочка держала в своих маленьких ручках кошку и что-то объясняла ей:
- Сейчас мой папа придёт и заберёт меня. Он сегодня задерживается, потому что у него важные-преважные дела. Да! И это очень важные дела - потому что он меня всегда забирает вовремя!
Мелко заплетённые косички девочки смешно торчали в разные стороны, а ажурный воротничок кофточки заканчивался рыжей пуговкой. Воспитательница читала какую-то скучную книгу, сидя за столом. Животное явно не возражало девочке и беспечно щурилось, хотя и хитро поглядывала сквозь узкие щёлочки прикрытых глаз в сторону, намереваясь соскользнуть с коленок девочки при первой же возможности. Кошачий хвост возмущённо маячил где-то внизу, выдавая истинное намерение кошки.
Не-е-е-т! Ты не ве-е-ришь! Признайся, ведь, что не веришь? - девочка подвигала лапами кошки. И косички зашевелились у неё за спиной в такт движениям лап кошки.
Но тут во дворе хлопнула спасительная
калитка.
- Папа пришёл! Мой папа пришёл!
- звонко закричал ребёнок. Кошка интенсивно зашурудила лапами, скрываясь от
возможной погони под столом воспитательницы.
Невысокого роста коренастый мужчина вёл девочку из
детсада. Девочка что-то увлечённо рассказывала ему, быстро перебирая ногами, а
озорные косички сзади прыгали в такт её движению. И, казалось, чем быстрее
мелькают её ноги, тем больше она тараторит, рассказывая о всех своих
детсадовских новостях.
- Папа, а ко мне сегодня Машка в гости приходила!
- Да? Интересно, и как это?
- Мы сидели и обедали, а она перелезлачерез забор, села ко мне за стол и ела со мной кашу!
- Да ты что! Ну, Машка - ну, хулиганка!
- Да, и мы вместе с Машкой быстро съели всю кашу!
- А что же воспитательница?
- А она спросила: а чья ж это у нас ещё девочка появилась?
- А Машка ей сказала: Даша наша, - и каша наша!
- И что же вам на двоих то хватило каши?
- Да! Нам воспитательница потом ещё добавки принесла.
Папа, а почему люди воюют?
- Люди воюют, когда им не хватает ума, чтобы договориться. И вроде как
никто из них и не хочет войны, но всё равно все воюют, и поделать с этим ничего
не могут.
А почему наша Маша не ходит в школу?
- Потому что мы ещё только приехали сюда и ещё не обустроились. Разберёмся
с жильём, потом и Машу в школу отдадим.
- А мы надолго здесь?
- Ну не знаю. Посмотрим, как здесь получится житьё-бытьё.
- А мы когда обратно поедем?
- А где же мы там жить будем?
- Дома-а.
- Нет у нас дома - разбомбили наш дом.
- А мы новый построим.
- Зачем же нам два дома строить. Вот сейчас мы и строим. Здесь, вроде, как
и власти обещают помочь. А там видно будет.
Пап, а ты мне сегодня вечером расскажешь сказку?
- Я же тебе вчера только рассказывал.
- Ну и что? Вчера это было вчера, а сегодня, это уже
сегодня!
- Да я тебе уже и все сказки рассказал, которые знал, все до
единой!
- А ты придумай ещё одну.
«Волки и
овцы».
Встретились один раз два старых, но уже умудрённых жизнью волка - разговаривают друг с другом:
Привет, Серый!
-
А-а-а! Привет, Лохматый! Ну что, жив ещё?
-
Не дождёшься, дружище,
я же на пару лет моложе тебя, забыл что ли?
- Но всё равно, смотрю зубов-то
у тебя совсем уже и не осталось!
- А у тебя то, Лохматый... Хромаешь
на правую лапу, да и левую заднюю притаскиваешь. Да вроде как пошатываешься,
когда идёшь? И дышишь уже с потугой, как старый испорченный керогаз.
Да-а-а-а... не так мы уже быстры с тобой, Серый, чтобы бегать за зверьём всяким и за горными баранами! Да и зубов-то, точно, маловато осталось, чтобы жевать их жёсткое мясо. А что, брат, может, заведём себе пару овец? Только не будем их есть, а будем доить и пить их молоко.
Так и решили волки. Завели они себе овец, не едят их, доят, и живут их молоком. И через некоторое время стало столько у них этих овец, что с большим трудом могли охранять они стадо своё...
Тогда взяли волки и пригласили к себе других волков, из тех, что моложе и проворнее - поддерживать должный порядок и защищать стадо от внешних врагов и всякой другой сволочи, которая так и норовит, что поживиться за чужой счёт.
И чтобы уж совсем было всё хорошо - установили правила волки: где щипать травку, а где не щипать; по каким полям будут пастись овцы в первую очередь, а какие останутся на закуску; кто из овец будет первой щипать травку, а кто второй; сколько и какая овца должна травки щипать, а сколько в обмен она должна давать молока.
Усердно пасли и добросовестно не ели овец... Но волки, всё-таки, есть волки, и иногда они всё равно съедали ту или другую овцу… В первую очередь, конечно, тех, которые заявляли, что не нужны им никакие правила, и что они сами могут пастись на лугах, щипать себе травку и никому не отдавать своё молоко. И особенно быстро ели всяких тупых баранов, которые ещё и подстрекали других животных уйти с ними из стада...
Вскоре «прорубили» эту тему с овцами и другие волки: что выгоднее их не есть сразу, а пасти, что бы потом доить и пить молоко. И стали они себе на соседних землях такие же стада заводить.
Так что когда молока становилось вдруг уж мало совсем, чтобы утолить аппетиты свои, захватывали наши герои стада у соседних волков. И освещали они этивопросы политики своей всегда, ибо чтобы не разбежались - овцы должны были думать правильные мысли и разбираться в требованиях дня. Ибо самыми непосвящёнными в этой компании были, конечно, овцы, да и не к чему это всё – им и нужно то было всего, чтобы щипать свою травку. Потому как овцы - это всего лишь овцы! Мозгов-то у них с грецкий орех!
В общем, нельзя было бы сказать, что дела обстояли плохо: старые поколения волков менялись на новые, да и овцы по своему своей участью и свободой своей были весьма довольны - потому как волки всегда давали им какое-нибудь, пусть даже худое, но поле... Ибо, что может быть лучше этой чудесной зелёной травки, что торчит тут и там зелёными и упругими сочными стебельками? Да и никак тут по-другому: так они едят травку, а так их самих съедят чужие волки.
Так что со временем весьма трудно стало разобраться: то ли хорошими стали
эти волки - охраняют овец и защищают их, чтобы те лучше жили - от плохих
волков, то ли они стерегут их, чтобы не разбежались, потому как нужно им просто
пить молоко.
- Папа, ну и всё же, - были
эти волки хорошие или плохие?
- Весь вопрос в том,
Дашенька, сколько они берут молока и сколько они этих овец защищают... А ещё -
сколько овцы успевают нарастить сала на боках своих, щипая травку по правилам
их. Ну, вот и вся сказка, дочь, а теперь – спи!
/Сказка притча "Волки и овцы" - фрагмент из книги "Семь историй про свободу"/.
Жил-был волк, и жила-была овца. Овца от стада отбилась, заблудилась в лесу да и осталась там жить. А волку-то лес- дом родной. Повстречались волк и овца, ну и подружились друг с другом.
Лето хорошо прожили кругом тепло, сытно, чего ж тут ссориться!
Осенью кое-как промаялись, а зима нагрянула - плохо им пришлось. У волка лапы мёрзнут, у овцы хвост дрожит от холода.
Вот овца и говорит:
Давай, волк, построим себе дом. Будем в доме печь топить, в тепле зиму зимовать. А волку лень. Он говорит:
Это вы, овцы, у людей привыкли жить под крышей. А мне и так хорошо.
Выстроила себе овца избушку, с печкой, с лежанкой. И зима ей теперь не страшна. Тепло овце.
А волк рыскал, рыскал по лесу да и взвыл. Мороз что ни день крепчает, а спрятаться некуда. Как ни лень, надо строить хоть какой-нибудь дом.
Сгреб волк снег в кучу, лапами утоптал, хвостом подмел, кое-как выстроил ледяную избушку.
Да тут, как нарочно, выглянуло солнце, и растаяла над волком ледяная крыша, развалились снеговые стены. Опять волк без дома.
Как быть? Что делать?
Пошел волк к овце, стал перед избушкой и говорит:
Овечка, овечка, приоткрой двери. На дворе мороз трещит, а у меня нос и уши замерзли. Позволь хоть морду у тебя, обогреть.
Пожалела овца волка и приоткрыла дверь избушки. Волк сунул в щелку морду, постоял, постоял и говорит опять:
Овечка, овечка, у меня передние лапы замерзли,-позволь на порог ступить.
Овечка открыла дверь пошире, позволила волку ступить на порог. Да волку все мало.
Слышишь, овечка, как ветер воет?-говорит волк.-У меня бока совсем заледенели. Позволь и бока отогреть.
У овечки сердце мягкое, овечье. -Что ж,-отвечает она,-у меня тепла не убудет, погрей, волк, свои бока.
Волк залез в избушку по самый хвост и говорит:
Спасибо тебе, овечка, теперь совсем хорошо. Боюсь только, как бы хвост не отмерз. Без хвоста вся моя волчья краса пропадет! - Эх, волк,- говорит овца,- ну и мастер ты выпрашивать! Тебе бы с сумой по деревням ходить. Ладно уж, погрей и хвост.
Волку только того и надо. Прыгнул он в избушку, осмотрелся кругом-да скок на печь. Свернулся калачиком и уходить не собирается.
Так пролежал он до вечера. Разогрелся, распарился, и захотелось ему есть. Вот он и говорит овце:
Овечка, овечка, не пора ли спать? Залезай на печь, я подвинусь - и тебе места хватит.
Нет, волк,- отвечает овца.- Мне еще недосуг. У меня ложки не мыты, мука не просеяна. Вот справлюсь, тогда уж пойду спать.
Волк лежал, лежал, ждал, ждал, да и задремал.
Ночью проснулся. Ух, до чего есть хочется! Брюхо так и подвело. Пошарил лапой - нет овцы на печи. Спрыгнул волк на пол и давай искать овцу. Только и овца хитра: спряталась от волка в мусорный ящик. Не нашел ее волк.
Утром овца посмеивается:
Отчего ночью не спал, кого, серый, искал? Тыкал носом во все углы, не нашел, серый, овцы.
Волк пролежал на печи целый день. К вечеру еще больше захотелось ему есть. Опять зовет он овцу:
Залезай, овечка, на печь. Тут тепло, тут хорошо.
Овца ему отвечает:
Погоди, волк. У меня еще тесто на хлеб не поставлено, дрова не наколоты. Управлюсь - заберусь на печь.
Волк опять не дождался, заснул. Ночью проснулся злой, голодный. Так бы, кажется, и взвыл, да побоялся овцу напугать. Пошарил лапой кругом - пусто. Не пришла овца на печь ночевать - знает повадки серого.
Волк спрыгнул на пол. Туда-сюда тычется в темноте. Нет нигде овцы.
Утром опять смеется овечка над волком:
Эх, волчище, чего по ночам рыщешь, кого по углам ищешь? Я под квашней сидела, на тебя, серого, глядела.
Вот и третий вечер настал. Опять зовет волк овцу на печь, а овца отговаривается:
Что ты, волк! Рано еще спать. У меня полы не выметены, половики не вытряхнуты.
Заснул волк. Ночью проснулся, стал овцу искать.
Мусорный ящик перевернул, квашню опрокинул - нет нигде овцы. Совсем изголодался волк, даже зубами лязгает с голоду.
Видит овца - добром дело не кончится.
Под утро выбежала она из избы. Стала по лесу ходить, копытцами в снегу рыть. Нашла клюкву-ягоду. Собрала ту ягоду в кучу, принялась по ней кататься. Всю шерсть вымазала красным соком. Потом схватила длинный прут и, побежала назад к избушке.
Стала под окошком. Стучит прутом по раме, кричит страшным голосом:
Нет ли волка в избе, нет ли серого на печи? Я семерых волков загрызла и до этого доберусь!
Волк глянул в окно. Видит-стоит страшный, лохматый зверь, весь кровью перемазанный, должно быть - волчьей?
Испугался волк, поджал хвост-да скорее вон из избы. Забился в лесную глушь и носа оттуда не показывает.
А овца смыла снегом красную клюкву-ягоду со своей шерсти и зажила спокойно в теплой избушке.
Сказка про овцу, лису и волка
У крестьянина из гурта бежала овца. Навстречу ей попалась лиса и спрашивает:
— Куда тебя, кумушка, бог несет?
— О-их, кума! Была я у мужика в гурте, да житья мне не стало; где баран сдурит, а все я, овца, виновата! Вот и вздумала уйти куды глаза глядят.
— И я тоже! — отвечала лиса. — Где муж мой курочку словит, а все я, лиса, виновата. Побежим-ка вместе.
Чрез несколько времени повстречался им бирюк.
— Здорово, кума!
— Здравствуй, — говорит лиса.
— Далече ли бредешь? Она в ответ:
— Куда глаза глядят! — да как рассказала про свое горе, бирюк молвил:
— И я также! Где волчица зарежет ягненка, а все я, бирюк, виноват. Пойдемте-ка вместе.
Пошли. Дорогою бирюк и говорит овце:
— А что, овца, ведь на тебе тулуп-то мой? Лиса услышала и подхватила:
— Взаправду, кум, твой?
— Верно, мой!
— Побожишься?
— Побожусь!
— К присяге пойдешь?
— Ну, иди, целуй присягу.
Тут лиса сметила, что мужики на тропинке поставили капкан; она привела бирюка к самому капкану и говорит:
— Ну, вот здесь целуй!
Только что сунулся бирюк сдуру — а капкан щелкнул и ухватил его за морду. Лиса с овцой тотчас убежали от него подобру-поздорову.
Видео: Овца, лиса и волк